Сердце напополам

Встречают нас, как и всегда, по-королевски. Дэн уже, как бывалый, смеется над вытянувшимся лицом Бати, когда тот увидел накрытый «завтрак».

– Мам Инна всегда нас так встречает, да? – Денис приобнимет за плечи мать. Та с улыбкой кивает. В отличие от дяди Коли, она Рустама видит впервые, поэтому чувствует себя немного неловко, как всегда при первом знакомстве. А вот дядя Коля с Батей ведет себя так, будто они с ним закадычные друзья.

– Какой интересный мужчина, – шепчет мама. – Коля сказал, это Денискин партнер?

– Ага, – кошусь на Батю, а тот как раз оборачивается. Наши взгляды сталкиваются и отскакивают, словно под напряжением. Быстренько наклоняюсь к посудомойке. – Я включаю?

– Да. И сразу в огород. Хорошо сегодня, прохладно.

Работаем так: мужчины копают, мы с мамой выбираем клубни. Когда ведро наполняется – Дэн относит его ближе к дому и вываливает картошку на газон перед погребом, чтобы клубни хорошенько просохли. И все хорошо, я прекрасно себя чувствую, а потом – бах! И в глазах чернота.

– Светик! Детка, ты что? – пугается мама. А я что? Я как на волнах плыву. Веки тяжелые-тяжелые. – Где Денис? Надо звонить в скорую.

– Не надо никакой скорой, – все-таки разлепляю глаза и вижу низко-низко склоненного надо мной Батю.

– Ты чего, Свет, пугаешь? – хрипит он.

– Просто голова закружилась. Сейчас уже все нормально.

– Что-то я не помню, чтобы ты раньше сознание теряла, дочь! Или… Светик, может, вас можно поздравить?

ГЛАВА 22

ГЛАВА 22

Вот спасибо, мама!

– Ты как придумаешь, – бурчу, принимая вертикальное положение. В Батины темные глаза стараюсь не смотреть, поэтому его реакция на мамино предположение остается для меня тайной. Боюсь, он все поймет по лицу, а я ведь не хотела спешить сообщать о своем положении. И дело тут даже не в том, что я, как распоследняя марамойка, не знаю, кто отец моего ребенка, а в том, что я хочу как можно дольше сохранить свой секрет. Нет сомнений, что когда о моей беременности станет известно, покой мне будет только сниться. И потому я старательно ловлю дзен сейчас.

– Ну почему же, Светик? Тебе бы поспешить.

– Да ты что, мам? Нам вообще не до этого. Мы работаем сутками. Давайте лучше продолжим.

– Опять работать? – усмехается мама, окидывая взглядом еще не выкопанные грядки.

– Труд облагораживает человека, – пыхчу я, сдувая прядь волос, налипшую на покрытый холодной испариной лоб.

– Нет уж. Иди, отдыхай. Мы тут сами закончим.

Мама кивает на скамейку в тени. Не найдя в себе сил возразить – чувствую я себя в самом деле неважно, покорно плетусь к дому.

– Ты куда? – ловит меня Денис, выходя из-за сарая.

– Отдыхать, – пожимаю плечами. – Мама сказала, что закончат без меня.

– Правильно. Тут немного осталось. Притащи того вкусного морса из холодильника.

Обходя меня по дуге, Дэн не упускает возможности игриво провести ладонью по моей заднице. Хм… Пожалуй, я обнаружила еще одно изменение, вызванное беременностью. Завожусь я теперь буквально с полуоборота. Хоть бери и зажимай Дэна у стенки. Вот соседи-то удивятся!

– Ага. Сейчас, – бурчу, ускоряясь.

Морс мама сварила из ягод, собранных в соседнем лесочке. Не слишком сладкий, насыщенно-терпкий, для беременной меня – самое то. Скручиваю крышку с пластиковой бутылки и, не отходя от холодильника, опустошаю ту едва не на треть. От холода сводит зубы, но как же вкусно! В блаженстве откидываюсь на холодильник. Тяжело дыша, вытираю ладонью рот и замираю, почувствовав на себе чужой пристальный взгляд. Ч-черт. Батя.

– Тебя тоже отпустили отдыхать?

– У меня производственная травма – загнал занозу.

И вроде ничего такого нет в его ответе, но то, как Батя на меня смотрит, здорово сбивает с толку. Делаю вид, что ничего не замечаю.

– Мой руки. Я посмотрю.

На подоконнике выходящего в палисадник окна стоит корзинка со всякими приблудами для рукоделия. Летом матери не до этого, а вот долгими зимними вечерами она любит чем-нибудь занять руки. То вышивает, то вяжет что-то, то плетет какие-то штучки из бисера. Нахожу среди отрезов ткани и кружева игольницу. Рустам за спиной хмыкает, как будто удивленный, что я взялась им командовать, но послушно включает кран.

– Глубоко засела-то? – становлюсь рядом и открываю дверцу шкафчика, где видела бутылку водки.

– Что?

Голос Бати звучит непривычно, как будто задушенно. Сжав пальцы на горлышке, медленно оборачиваюсь.

– Спрашиваю, заноза… глубоко засела?

– А-а-а. Да нет. – Медленно моргает. И это какой-то морок. То, что я испытываю вот так, стоя настолько близко, что рука Рустама касается моего бока. Навожу суеты, чтобы спрятать за ней охватившую меня нервозность.

– Где же нет? Глянь, уже даже припухать начинает. Сядь к окну. Там больше света.

Смачиваю в водке ватный диск, протираю сначала кожу на его пальце, потом иглу и принимаюсь осторожно выковыривать занозу. К удивлению, мои руки даже не дрожат, хотя, казалось бы, это неизбежно, учитывая то, что со мной происходит, когда мы с ним настолько близко. Старательно контролирую каждый вдох, цежу носом воздух. Я, видно, все-таки какая-то ужасно распущенная. Еще пару минут назад млела рядом с Дэном, а теперь всю трясет от близости его лучшего друга. А Батя еще, как на грех, так невыносимо и остро пахнет – пылью, стиральным порошком, парфюмом с восточными нотками, потом, разгоряченной кожей… Должно быть противно, но нет.

– Надо бы пинцетом поддеть, – сипит Рустам, быстрым движением языка облизав отчего-то пересохшие губы. Я, хлопая глазами, смотрю то на него, то на злосчастную занозу, кончик которой уже показался, и, не успев себя остановить, машинально сую его палец в рот. Мои зубы уж точно справятся с поставленной задачей не хуже пинцета.

– Кажется, все.

– Д-да, – голос Бати звучит совсем уж заторможенно. А взгляд из-под тяжело опущенных век горит.

Краем сознания отмечаю странный звук. Словно во сне, поворачиваюсь к двери, у которой нерешительно мнется мама.