Сердце Скал

— Я вас не понимаю, — холодно проговорил Ричард.

«Или это вызов?» – думал Дик, глядя на высокую галерею, с которой раздался ленивый баритон. – «Неужели он хочет поиздеваться? Над кем же: над этими трусами или надо мною? Или над всеми нами?».

Рокэ, герцог Алва, смотрел на него сверху вниз как на забавное животное – во всяком случае так казалось Дику с площади святого Фабиана. Словно ожидая: взбрыкнет жеребенок или не взбрыкнет? Убийца отца! Отродье предателя! Чего он добивается? Зачем он сделал это немыслимое предложение сыну того, кого они затравили и уничтожили? Хочет поглумиться напоследок? Жаждет увидеть, как глупый юнец малодушно отступится, изрыгая проклятия?

Наследник убитого Эгмонта гордо вскинул голову. Что ж! Если это вызов, то он никогда не откажется принять его. Их дуэль начнется раньше времени и не так, как ему хотелось, но он, Ричард Окделл, тоже умеет удивлять. Он не позволит планам Дорака осуществиться!

И Дик решительно взбежал вверх по лестнице.

Пролет кончился, и дверь распахнулась. Его мать даже не подняла головы: она стояла на коленях подле гроба и тихо пела эсператистские молитвы. Часовня святого Алана была полна народу; дядя Эйвон стоял, закрыв руками лицо. От тепла оплывших свечей у Дика тут же разболелась голова.

— Мои добрые эры… — произнес он, едва отдышавшись.

Никто не услышал: голос мальчика потонул в шепоте молитв, подавленных вздохах и рыданиях, в монотонном бормотании отца Маттео, читающего Эсператию. Дик сделал глубокий глоток воздуха, насквозь пропитанного горечью ладана и запахом воска, и произнес снова, напрягая голосовые связки:

— Мои добрые эры!

На сей раз его услышали все, хотя мать по-прежнему не подняла головы. Дворяне его отца – его дворяне! – дружно, как по команде, повернулись к Ричарду. Дядя Эйвон отнял руки от заплаканного лица. Дик стоял перед ними – худой и дрожащий, с красными глазами, но слабости в нем больше не было. Он смотрел на суровые лица своих людей: Сеттон, Кохрани, Макдугал, Тейт, Адгейл, Каллофен, Рут, Лохран… Он помнил их всех по именам.

— Мои добрые эры, — повторил он в третий раз. — Душа моего отца грустит в Рассветных садах, видя ваши слезы… и видя ваше поведение. А я плачу вместе с ней.

На лицах всех присутствующих отразилось недоумение.

— Дикон… — начал дядя Эйвон слабым голосом.

— Матушка не помнит себя от горя, — перебил его Дик, стараясь не вслушиваться в унылое пение, которое герцогиня Мирабелла возобновила после первых же слов сына. — Оттого и распорядилась перенести гроб сюда. А вы послушали ее, хотя все вы знаете: мой отец, пусть и эсператист, всегда прилежно исполнял олларианские обряды. Будь он в силах говорить, он приказал бы вам положить его в церкви святого Андрея, которого всегда чтил. Но мой отец умолк навек, поэтому теперь я приказываю вам, — и Дик прямо посмотрел на каждого, кого называл: — вы, эр Дэвид Сеттон, вы, эр Роберт Кохрани, вы, полковник Дункан Каллофен и вы, эр Александр Тейт, поднимите гроб и перенесите моего отца туда, где он должен бы находиться. Отец Барнаби уже готов начать заупокойную службу.

Его дворяне переглянулись между собой. Для них не составляло секрета: если Дорак проведает, что убитого Эгмонта Окделла похоронили по эсператистскому обряду, герцогиню Мирабеллу ждут крупные неприятности. Мерзавец не замедлит разлучить ее с осиротевшими детьми. Потому-то отец Барнаби Линдхилл, к которому покойный герцог всегда относился дружески и с уважением, потихоньку посоветовал Дику отменить приказ матери.

Мирабелла Надорская наконец-то подняла голову.

— Продолжайте молиться, эры, — проговорила она безжизненным голосом, крепко вцепившись обеими руками в угол простого деревянного гроба.

— Я приказываю, — повторил Дик, чувствуя, как внутри него нарастает детская беспомощность.

Герцогиня Мирабелла снова запела, и отец Маттео, повинуясь ее кивку, вновь засунул голову в огромную Эсператию.

— Подымайте гроб, мои добрые эры! — звонко выкрикнул Дик. — Ваш герцог ждет вас!

— Дикон, так нельзя! — простонал дядюшка Эйвон, но, к счастью, он остался в меньшинстве. Полковник Каллофен бросил взгляд на Роберта Кохрани и тот, неслышно ступая, подошел к Мирабелле Окделл. Мягким движением он отнял ее руки от гроба мужа. Герцогиня взвыла. Айлис Макдугал и Лорна Камерон кинулись к своей госпоже. Тетушка Аурелия закудахтала. Ричард, закусив губы, смотрел, как его мать, пытаясь вырваться, пойманной птицей бьется в объятиях своих дам. Так нужно, повторял он про себя, так нужно…

— Вы мне не сын! — прокричала Мирабелла, найдя мальчика страшным почерневшим взглядом. — Слышите, Ричард? Вы мне больше не сын!

— Мирабелла! — ахнул Эйвон, дрожа всем телом.

— Вы не в себе, матушка, — твердо ответил Дик, хотя в горле у него встал комок. — Когда вам станет лучше, я сумею переубедить вас. А сейчас я просто приказываю.

Джеймс Лохран заменил Кохрани у гроба: повинуясь знаку Ричарда, эр Роберт остался рядом с герцогиней. Мужчины вынесли тело из часовни и начали осторожно спускать Эгмонта Окделла по винтовой лестнице. Ричард вышел последним, сопровождаемый глухими рыданиями женщин и дрожащими увещаниями отца Маттео. Его мать не пострадает. Дораку будет не к чему придраться.

— Видишь ли, Дикон, — пояснил ему отец, — наш мир создан для мужчин. Твоей матушке тяжело в нем, потому что у нее сильный характер – сильнее, чем, скажем, у твоего дяди Эйвона. Герцогиня Надорская способна склониться только перед волей Создателя. А вот здесь, — и отец повел рукой вокруг, — лучшее место, чтобы научиться смирению.

Они находились в фамильном склепе, таком же древнем, как и сам Окделл. Цветные витражи в высоких узких окнах раскрашивали каменные гробницы во все цвета радуги.

— Когда думаешь: «здесь со временем найду последний приют и я», забываешь гордыню, — продолжал отец. — Всякая жизнь, Дикон, и великая, и ничтожная, когда-нибудь кончается последней тишиной.

Юный граф Горик медленно брел вдоль ряда высоких саркофагов с останками своих предков. Отец давал ему урок генеалогии: этот предмет он никогда не доверял учителям. Дик помнил свою родословную назубок.

Ближе всех к выходу располагалась гробница его деда, Эдварда V Молодого. Затем шли в порядке обратной хронологии Джон IX, эр Гордон Окделл, эр Джордж и их отец Джон VIII. Кларенс I Окделл соседствовал с Джаредом I. Возле имени Эдварда IV стояло прозвище «Красивый». Дика всегда удивляло: почему? Судя по портретам в фамильной галерее, Эдвард IV был таким же, как все Окделлы, во всяком случае, на взгляд Дика.

— Не все объясняется одной внешностью, Дикон, — усмехнулся отец. — Есть еще такие качества, как галантность и обаяние. Не забывайте о них, сын мой. Наш предок свято чтил прекрасных дам, и они отблагодарили его, увековечив этим эпитетом. Впрочем, — спохватившись, прибавил Эгмонт, — женившись, Эдвард IV стал заботливым мужем и отцом.

Дик продолжал монотонно бубнить имена своих предков.

Джон V Справедливый… Крошечная гробница – Ричард II Дитя… Умер в полтора года, ему наследовал его дядя, брат отца... Льюис I Воитель… Джеральд III Кансильер…

Дика всегда занимало, какое прозвище напишут на его надгробии и напишут ли вообще. Иногда он представлял себе это, выбирая эпитеты покудрявее: «Львиное сердце», «Преданный рыцарь» или вот «Верный слову» – тоже подойдет.

Часть гробниц в Окделле отсутствовала – второй склеп находился в Горике, где были похоронены предки Дика, начиная от Ричарда I Лишенного наследства до Артура V. Здесь же, в Окделле, в самой древней, северной, части усыпальницы, располагались захоронения баснословно далеких эпох. Самым новым являлся всегда украшенный свежими цветами саркофаг Алана VII Святого. Странно, но после него это имя никогда больше не использовалось в роду. Святому предшествовали Генрихи, Джоны, три Альфреда, четверо Артуров, пять Эдвинов, Этелберт, Ательстан и Эдгар Длинноногий – герой юного графа Горика, великий воин и справедливый правитель. Ричард порою жалел, что его не назвали Эдгаром.