Сердце Скал

— Ты забываешься, мальчик, — сказала Каталлеймена, отворачивая холодное лицо от юноши. Ее чеканный профиль в стене на миг показался Ричарду изысканной инталией.

Дик внезапно подумал о том, что камень, в глубине которого двигалась Оставленная, очень мягкий. Да и как могло быть иначе? Янтарь когда-то был текучей смолой, а туф и базальт – огненной лавой. Каждый камень рождается горячим, как солнце, и остывает только потому, что отрывается от породившего его сердца. Разве он не всегда знал об этом? Как он мог об этом забыть? Глядя на Каталлеймену, Дик представил себе, как густой гранит застывает прямо под его взглядом – так застывает смола, вытекающая из сердцевины ствола.

Движения Каталлеймены плавно замедлились. Или это только показалось? Дик напрягся, представляя себе мошку, увязнувшую в камеди. Каталлеймена гневно дернулась, но Дик вызвал перед своим внутренним взором образ быстро схватывающегося цемента. Лоб его покрылся потом, стиснутые руки задрожали, но Оставленная забилась в стене, как муха, попавшая в патоку.

От воплей маленькой ювелирши заложило в ушах. Пегая кобыла процокала поближе к Ричарду, дурашливо тыча мордой в его направлении. Юноша положился на Рамиро, краем сознания, однако, заметив, что ни девчонка, ни пони словно не могли пересечь некую невидимую черту, отгораживавшую их от человека.

Сосредоточившись, Ричард досмотрел до конца, как намертво схватывается недавно жидкий раствор. Каталлеймена замерла в стене с искаженным от ярости лицом. Дик понимал, что его победа временная, и поторопился воспользоваться преимуществом. Щелкнув пальцами, он указал Рамиро на сумасшедшую, которая бешено грозила Повелителю Скал пресловутым папашей.

Рамиро прекрасно понял и прыгнул прямо на выходца. Девчонка бросилась к пони, пытаясь укрыться от литтэна за пегим крупом. Пони резво потрусил вдоль стены, но Ричард отрезал ему путь с другой стороны от гончей. Он рассудил правильно: выходец не мог приблизиться к человеку по своей воле. Ему был подвластен только его убийца или тот, кто назвал бы его по имени! К счастью, Ричард не был ни тем, ни другим.

Оказавшись лицом к лицу с двумя врагами, пегая кобыла предпочла отступить. С замечательным проворством бывший пони вскочил в стену, махнув товарке на прощание коротким хвостом. Преданная им маленькая ювелирша взвыла от злобы и принялась царапать камень, словно намереваясь проделать в нем лаз.

Дик прикрыл глаза и представил себе, как нейдорский пони тонет в ренквахском болоте. Это было нетрудно: картины гибнущих людей и лошадей так и стояли у него перед глазами со времен отцовского восстания. Испуганная пегая кобыла вытянула шею, должно быть оглашая камень протяжным криком, и так и застыла в граните с выпученными глазами и напрягшимися в тщетном усилии ногами.

Маленькая ювелирша не видела этого. Она продолжала биться головой и царапать стены ногтями.

— Хочу-хочу-хочу! — визгливо вопила она. — Папаша придет – уши надерет! Мамелюка!

Ричард, дрожа и отдуваясь, присел перед ней на корточки. Рамиро, злорадно оскалившись, встал с другой стороны.

— Верно говоришь: мамелюка, — едва выговорил Дик: в голове у него звенело от напряжения. — Ты же видишь: она обманула тебя. Она зазвала тебя к себе, но она умеет ходить внутри стен, а ты – нет. Она не хочет делиться своим искусством. Но я могу научить тебя.

Девчонка замолчала. Через бесконечно долгую минуту она слегка повернула голову, чтобы посмотреть на Дика хитрым глазом.

— Дурак-дурак-дурак, — сказала она, но уже без прежнего запала. — Лягушачий принц. Покажи.

— Сначала отдай мне то, что ты украла, — возразил Дик, протягивая руку за камнем.

Девчонка взвизгнула:

— Мой подарок! Мамелюка! Скачи-скачи-скачи! — и попробовала прошмыгнуть в щель между Диком и Рамиро.

Литтэн быстро преградил ей путь. Дик обессиленно подумал, что время уходит. Ему нельзя прикасаться к выходцу, а девчонка явно не расположена отдавать украденное.

— Я покажу тебе, как ходить по стенам! — отчаянно выкрикнул он, снова протягивая руку.

Девчонка отрицательно замотала головой, вжимаясь в камень, и тут произошло немыслимое. Рамиро внезапно рванулся вперед и со всей силы укусил Ричарда за запястье. Литтэн сошел с ума? Пораженный юноша выдернул руку: несколько капель крови веером разлетелось во все стороны.

Маленькая ювелирша снова закричала, но на сей раз это был вой смертельно раненного существа. Капли крови попали на ее лицо, и оно пошло рябью, как неверное отражение в тающем льду. На миг в ее выпученных остекленевших глазах Ричарду почудилось что-то странно знакомое.

Кровь Лита! Так вот что сделал Рамиро!

Дик с трудом поднялся и занес кровоточащее запястье над головой выходца:

— Я никогда не причинял тебе зла, — дрожащим голосом проговорил он. — Уходи и упокойся с миром!

Тело маленькой ювелирши задергалось, словно растворяясь в тумане; две-три минуты, и на месте, где находился выходец, не осталось ничего, кроме упавшего, легко ударившегося о гранит караса.

Ричард выдохнул с облегчением и почти упал следом за ним. Глаза его заливал пот, а колени дрожали от напряжения.

Он не заметил, как Каталлеймена неторопливо вышла из стены, однако услышал, как предостерегающе зарычал Рамиро. Дик машинально попробовал подняться ей навстречу, но ноги надломились, и он неловко рухнул ничком на гладкий пол, обливаясь холодным потом. Должно быть, Каталлеймене он представлялся жалким раздавленным червем, да и самому себе казался сломанной куклой. Из идеально отполированного камня на Дика взглянуло перекошенное и сморщенное от напряжения лицо – его собственное.

Каталлеймена осторожно обошла обессилевшего Повелителя Скал. Заметив, как скользит по кругу ее тень, Дик, не доверяя непослушным пальцам, подтянул себе под живот карас и навалился на него всем телом.

Каталлеймена остановилась в паре шагов от его головы.

— Не могу поверить, но я почти жалею о Литтионе, — негромко произнесла она, будто говоря сама с собой. — Ты не сумел продержать меня в граните и получаса, мальчик!.. Это полезный урок, — продолжала она задумчиво, — Литу не мешает увидеть, во что выродилась его кровь, если уж я, дочь Ветра, способна приказывать камням так, как не может Повелитель Скал!

Дик ничего не возразил на эту тираду: он продолжал лежать, уткнувшись носом в пол, чувствуя, как стылый камень приятно холодит его тело. Какое наслаждение отказаться от права понимать, и помнить, и возмущаться, и негодовать!

Каталлеймена помедлила, словно ждала, не отзовется ли сам Лит, но, не получив ответа, снова обратилась к Дику.

— Разве ты не видишь сам, как ты слаб, мальчик? — ровно спросила она. — Подумай, как ты можешь быть опорой Кэртиане, если всего одно небольшое усилие совершенно истощило тебя? Разве ты еще не понял, что меч Ушедшего слишком тяжел для твоей неумелой руки?

Меч! – мечтательно подумал Дик. Если бы у него был меч… или хотя бы отцовский кинжал! Он не привык чувствовать себя таким безоружным. Если Каталлеймена вновь призовет себе на помощь закатных тварей, ему нечем будет защититься от них.