Сердце Сокола

При мысли этой стало и легче, и грустнее. Ну, любовью одной сыт не будешь. А уважение мужа заработать я всегда сумею. Белоручкой не была, как хозяйство вести — знала. Я мужа поддержу во всём, а он мне опорой станет — большего и не надо. Может, и книжки читать разрешит. Устала я свечку под кроватью прятать, чтобы ночами читать, днём-то мачеха как замечала с книгой, так сразу лентяйкой называла и выгоняла либо серебро полировать, либо на кухню к тётке Фросе. А тут я сама себе хозяйкой буду — как дела в доме закончу, смогу читать в своё удовольствие.

Размечтавшись о жизни хорошей, я чуть не уснула в кресле у окна, сморённая беспокойством и успокоенная теплым летним ветерком, как вдруг услышала в полудрёме стук в дверь. Подошла, приоткрыла засов. На пороге ждала Алёнушка. Лучинка у неё в руках едва тлела, сама она зябко перебирала ножками. Немудрено замёрзнуть, когда поверх платья тонкого только шаль вязаная накинута.

— Впусти, Ладушка, — попросила она и посмотрела жалобно. Я, естественно, за дверью её оставлять не стала. Алёнушка в комнату проскочила и на кровать мою уселась. Никогда не могла я сестрице противиться, хоть и знала, что добра от неё ждать нечего. Была она у нас красавицей, да с норовом.

— Ты зачем по ночам ходишь? Мама ругаться будет! — шёпотом сказала я, на всякий случай выглянув в коридор — не видел ли кто. К счастью, спальни наши рядышком расположены были, так что никто приход Алёнушки не заметил.

— Волнуюсь за тебя, Ладушка. Сердцу неспокойно, — приложила руки к груди сестрица. — Как бы жених твой любезный не выставил тебя на посмешище!

— О чём ты?

— Слышала я сегодня от подруженьки моей Анны, а та от своей матери, а у той знакомая в самой столице, что Финист после брачной ночи невест бросает. Увозит к себе, потом объявляет, что ему порченую девицу подсунули, и назад ту отправляет.

— Вряд ли он на мою красоту позарился, — усмехнулась я Алёнушке, не питая иллюзий по поводу своей внешности. — А слухам не верь — люди со зла разное наболтать могут. Финист обманщиком не выглядит, с чего бы ему так поступать?

— Ты такая наивная! — всплеснула руками Алёнушка и наклонилась ко мне. — Говорят, что он колдун, и что ему кровь девичья для ритуалов нужна. Поэтому он и женится на невинных девушках. В твоей же невинности сомневаться не приходится, — она окинула меня насмешливым взглядом, а затем, вспомнив, что пришла отговаривать от замужества, опустила глазки. — Не ходи за него, откажись. Я с матушкой поговорю, найдёт она тебе другого жениха, получше.

Я со смешком приподняла бровь. Полгода во все стороны брачные договоры рассылали, пять встреч провели. И всё без толку! Где же она так быстро нового достанет? Но Алёнушка, оказывается, к разговору подготовилась.

— Наш учитель танцев давно про тебя расспрашивал, приглянулась ты ему. Разве он не лучше партия? Умён, обходителен и, главное, уезжать никуда не придётся. А с Финистом в самую столицу поедешь. Ну, подумай, куда тебе в столицу? — сестрица взяла меня за руки, заглядывая в глаза. — Так я скажу матушке, что ты отказываешься?

— Нет, Алёнушка, — я накрыла ладони сестрички своими, стараясь не сравнивать руки. У сестрёнки пальчики были тоненькие, изящные, а мои едва в перчатки влезали. — Если судьба мне опозориться после свадьбы, так тому и быть. Не волнуйся раньше времени. Может, будет у нас с мужем всё хорошо.

Сестрица ноздри раздула, руки выдернула и с кровати вскочила.

— Я о тебе забочусь, а ты меня совсем не слушаешь! — топнула она ножкой, а у самой слёзы на глазах выступили.

Вот и поговорили.

— Ну, не сердись, — примирительно попросила я и, подумав, вытащила из ларца пряник. — Будешь?

— Сладкое портит фигуру, — наставительно заметила Алёнушка, но пряник взяла. — Ладно, не буду маме ничего говорить. Но за Финистом пригляжу. Мало ли что… — и она прикусила губу, оглядев комнату, а затем посмотрела на меня хитро. — Лада, одолжи мне свои бусы поносить. Я их верну к свадьбе. Уж больно они мне приглянулись, к платью новому подойдут.

— Модница! — фыркнула я, но бусы Алёнушке отдала. Не любила я украшения, да и на лебединой шее сестры они смотреться лучше будут.

Обрадованная, она примерила бусы, сверкнула белыми зубками и порывисто меня обняла.

— Спокойной ночи, Ладушка.

— Спокойной ночи, Алёнушка! — я потрепала её по голове, и сестрица упорхнула к себе в опочивальню. А я легла спать. Устала за день.

Утро началось с суматохи. Я толком проснуться не успела, как дверь в спальню распахнулась, и в комнату влетела мачеха, непривычно растрёпанная и взвинченная.

— Как тебе не стыдно! Мы о тебе заботимся, растим, жениха нашли приличного, а тебе всё мало. Любовь у неё, видите ли! Сбежать надумала?

Я удивлённо захлопала глазами, едва успев прикрыться одеялом. В комнату набились прислуга и охранники, с батюшкой и мачехой во главе. На заднем фоне маячила макушка сестры. И что самое страшное — у самой двери, прислонившись к косяку, стоял Финист и смотрел на творившееся безобразие со скучающим интересом.

— Что происходит? — поинтересовалась я, пытаясь справиться с волнением.

— Она ещё спрашивает! — мачеха подлетела ко мне и влепила пощёчину. Моя голова дёрнулась назад, на глазах появились слёзы. Не столько больно, как обидно. За что?

Руку мачехи, когда она снова замахнулась, я перехватила, не позволив ударить меня ещё раз. Посмотрела на прислугу — сплетни разнесутся быстрее, чем одеться успею.

— Я не сделала ничего дурного, — глядя на мачеху, твёрдо сказала я. — Пусть слуги покинут комнату, и мы поговорим.

Кажется, мой спокойный тон подействовал, и мачеха оглянулась на застывшую в дверях толпу, которая её взволновала мало — зато когда она увидела Финиста, наблюдавшего за безобразной сценой, глаза её удивленно распахнулись. Слуги ладно, они в поместье ко всякому привыкли, но посторонний человек!

— Финист, я прошу прощения за увиденную вами сцену, но не могли бы вы ненадолго оставить нас с дочерью наедине? — нервным голосом поинтересовалась мачеха.

— Думаю, не могу. Поскольку Лада моя невеста, то столь щекотливый вопрос и меня касается, разве нет? — Финист прошёл в комнату. — А вот слугам здесь, действительно, делать нечего.

Вроде сказал задумчиво, а посторонних как ветром сдуло. Остались только родные да сам жених. Впрочем, топота в коридоре я не слышала, так что, скорее всего, слуги подслушивали под дверью. Ну, не глазеют, и то хорошо.