Сердце твари
Шрифт:
Таковы люди Тарна – всегда приходят на помощь, всегда встречают вместе любую напасть. Главное – дождаться света.
Согретая горячим взваром, она провалилась в тяжелый сон, в котором она снова брела по городу со священником в белой сутане, но на этот раз священником был не брат Рузан, а Дальгерт. Идти с ним ей не хотелось, но он все равно, стиснув зубы, молча, тащил ее куда-то вперед. Солнце садилось, улица не кончалась, и так было, пока она не открыла глаза.
В висках стучала кровь.
В комнате осталось человека три. Слышались тихие голоса, но вслушиваться Ильра не стала.
Говорившие замолчали. Явилась Мальра, принесла еще кипятка и несколько сухарей: видно, в доме экономили еду. Правильно. Неизвестно, когда откроется лавка. Да и откроется ли? Обжигаясь, Ильра сделала глоток. Что же дальше? Хозяева, конечно, не прогонят.
Пожалуй, ночь, а может, и пару ночей она еще погостит здесь. Но не больше. Или придется стать частью приютившей семьи. Такова традиция, принесенная с Тарна, традиция, возникшая не на пустом месте, а рожденная суровой необходимостью.
Но если она так поступит, не останется никого в мире от ветви Зэран, а это неправильно.
– Мальра, вам помочь?
– Да уж управились. Отдыхайте, Ильра. Ах да. Я приготовила вам одежду. Это тонкое платье теперь годится только на тряпки.
Девушка поняла, что сейчас заплачет. Она не надеялась на такую щедрость: свеча в окне обещает лишь приют и безопасность на ночь.
– Благодарю.
Одежда – длинная шерстяная юбка, рубаха, явно мужская, и вязаный протертый до дыр на локтях свитер – была теплой и сухой. Ильра переоделась, подвернула рукава. Голова из-за простуды работала плохо, но сидеть одна в комнате она не могла. Сказала:
– Мальра, я пойду пока. Порасспрошу соседей, вдруг кто про отца слышал?
– Да все слышали, – ответила хозяйка. – Они ведь как защищались! Улицу перекрыли, положили кучу врагов. Просто кучу… вот те озлились, дом-то и подожгли.
– А люди? Что, убили всех?
– Вот это не знаю. Это соседи рассказывали, я там не была.
– Все же пойду, расспрошу.
Она сразу пошла к дому. Подумала – может, не все здание сгорело? Может, если обойти, посмотреть… хоть какой-то угол, подсобка. Если там найдется хоть какое-то укрытие, следующую ночь она проведет под своей крышей… в последний раз.
Через окна фасада она видела обрушившиеся балки и куски крыши. Но с другой стороны все казалось не так безнадежно: сохранилась даже черная дверь на кухню.
Ильра зашла. Там, внутри, в глубине развалин что-то, наверное, еще тлело, потому что воздух был горячим и сухим. Под ногами густо лежал пепел.
Сощурилась. Стараясь не испачкаться, прошла немного вперед. Но дальше хода не было. Крыша рухнула вся, целиком. Рухнул и весь второй этаж. Видны только черные обгорелые балки да свинцовое небо меж них.
Вот и все. И нет у тебя больше дома. Ничего больше нет…
Она вышла на улицу. Расспрашивать людей о ночной осаде гостиницы было страшней всего – ну как скажут, что Добряк Виль погиб? И что тогда?
Но никто ничего толком не знал.
Старый приятель Виля позвал Ильру пообедать. Он участвовал в этой заварухе и клялся, что когда здание загорелось, Виль был еще жив. Они даже вынесли из огня какие-то вещи.
Но потом пришли солдаты, и стало ясно, что бой будет проигран. Все, кто защищал баррикаду и гостиницу, отступили, как было оговорено, по разным улицам. С тех пор он никого из друзей не видел. Зато видел развалины и искренне Ильре сочувствует. И если ей некуда пойти, он может приютить ее у себя.В тесной комнате было не прибрано. Кровать здесь была только одна, она же заменяла хозяину стул: приятель Виля жил бобылем.
Когда вышла на улицу, начинался вечер. Людей стало больше, открылась хлебная лавочка. На площади спешно достраивали помосты. Подле них уже стояли люди.
Значит, будет казнь. Надо уйти отсюда побыстрей… или остаться? Вдруг там, среди заключенных, и ее отец? Хотя бы попрощаться…
Потом оказалось, что площадь покинуть у нее и не вышло бы. Завоеватели не теряли время, обходили дома, силком выгоняя людей на улицу. Ровно так, как в самом начале вела себя Инквизиция. Люди по привычке выходили.
Ильра не стала толкаться в толпе. Она боялась казней. Осталась стоять чуть в стороне, за спинами любопытных. Сунула руки под мышки, сжалась, пытаясь унять озноб.
Кружилась голова, то и дело накатывал кашель. И даже опереться не на что. И не присесть. Лица людей, фигуры, все расплывалось. Но взгляд почему-то все время возвращался к помостам.
Вот появились те, кто будет вершить казнь… и те, кто будет на нее смотреть с высоких, привилегированных мест. Вот если бы вся эта толпа сейчас взяла в руки камни… да если бы начала кидать в них…
Ильра даже зажмурилась, представляя, как бы было славно…
Но никто, конечно, камней кидать не стал. А потом она даже подумала, что есть в мире справедливость. На помост вывели троих монахов. Их белые одежды были изодраны, испачканы землей и кровью. Выглядели они жалко. Особенно первый, который без посторонней помощи не мог стоять. Ильра пригляделась и поняла, что знает еще одного человека на этом помосте. Вон он. На отдельной лавочке подле кафедры инквизитора…
Зря переживал брат Рузан. Такие подлецы и предатели, как Дальгерт Эстан, выкручиваются из любой ситуации.
Она подула в замерзшие кулаки. Толпа подалась вперед, к помостам, увлекая ее за собой, и она побрела. Сопротивляться не было сил. Хотелось тихонько лечь и умереть…
Первым был монах, которого вчера вздергивали на дыбу. Старик в черном балахоне занудно зачитал короткое обвинение. Вынес приговор.
– Казнь через расстрел. Приговор будет приведен в исполнение немедленно инквизитором Эстаном.
Дальгерт на негнущихся ногах подошел к кафедре. Поднял взгляд на жертву.
Показалось? Или этот полуживой священник ему едва заметно кивнул?
Не показалось. Смотрит из-под редкой челки и шевелит разбитыми губами. Хочет что-то сказать? Попросить?
– По нашему обряду… – хрипло сказал Дальгерт, – могу я… подойти…
– Никогда еще не приходилось убивать, а? Инквизитор?
– Казнь еретиков осуществлялась светской властью, – ответил он.
– И что? К каждому будешь подходить? Он плюнет тебе в рожу – и будет прав.
– Не знаю.
– Ладно. Пойдем.