Сердце в подарок
Шрифт:
— Ты прав, любимый, — сладко мурлычет Беатрис и охотно подставляет шею под новые поцелуи, томно прикрывая глаза. — К демонам наречённых! Люби меня, Эдвард. Люби, как никогда не будешь любить свою сушенную моль.
— Ты сводишь с ума, Трис…
Эдвард сдавленно стонет, и резким грубым движением задирает платье, чтобы тут же ловко закинуть стройную девичью ножку на своё бедро. Смеётся коротко, гортанно и жадными пальцами стягивает тонкий шёлковый чулок:
— Плуто-овка…
— Да-а-а…
Глаза Беатрис вспыхивают злорадным торжеством. Она знает, что я тоже это вижу…
***
Настоящее
Глупая, глупая Мири!
Я медленно открываю глаза и намеренно отвожу взгляд, тихо напоминая:
— Лэд Тьер, настойка…
Видеть рыжего сейчас — выше моих сил.
Нет, никогда не прощу его! Ни за то унижение, ни сейчас. И чтобы ни творилась внутри — это только моё. Я справлюсь. Уже справилась однажды, а значит, смогу снова.
Мне помогают подняться, устраивают поудобнее, нежно отводят растрепанные пряди, в мимолётной ласке касаясь лица. Я чувствую: он ищет мой взор и торопливо смыкаю ресницы. Не глядя, обхватываю губами подставленное стеклянное горлышко пузырька и глотаю жадно, гулко.
Не хочу…
Не хочу, чтобы он рассмотрел. Говорят, глаза — это зеркало души. А моя душа сейчас мучительно корчится, содрогается в пламени бездны, и тонкая корочка брони, с таким трудом выращенная за последние годы, чернеет в нём, опадая хлопьями серого пепла.
Я думала, что глупая и наивная Мири, трепетно верившая своему Эдварду, уже умерла, но нет…
Она ещё жива. И прямо сейчас баюкает в ладонях обугленный ошметок, бывший когда-то давно её любящим сердцем.
— Мири… — срывающимся голосом зовёт рыжий.
Мотаю головой. Не надо…
— Мне нужно в свою комнату. Устала.
Я слышу, как Эдвард скрипит зубами, а потом дергает шнур. Колокольчик надрывно трезвонит где-то в коридоре. После первого сеанса его перевесили, и теперь можно вызвать прислугу, не вставая с дивана.
Бухает дверь, отрывистый приказ знакомым голосом: «Лекаря для лэди, Эдварда в его покои!», и я взмываю в чужих руках.
Лэд Эмиль сладко пахнет корицей, а ещё чуть-чуть сандаловым деревом и гвоздикой. Он беспрерывно бормочет что-то успокаивающее, пока несет, торопливо перепрыгивая ступени, но я не слушаю.
Я больше не останусь с Эдвардом наедине.
Не теперь. Пока сердце так беззащитно и голо.
***
Всю ночь я верчусь беспокойно, то и дело вскакиваю с постели и подолгу смотрю в темное окно на своё отражение.
Но не вижу его…
Потому как вчерашний вечер разбитыми осколками встаёт перед глазами, горит на губах его поцелуями, туманит взгляд слезами обиды и злости.
Как ты мог, рыжий? Как?!
Я ведь только-только стала тебе доверять, подпустила ближе… Только-только рискнула надеяться, что всё будет хорошо…
И так больно, так горько, так…
Глупая, глупая Мири!
Я ведь и вправду поверила, что ты изменился… И, когда всё закончится, мы действительно сможем остаться друзьями. Пусть не близкими… нет…
Но между нами не будет места ненависти и обиде, что столько дней разъедает едкой ржавчиной моё сердце.… Я устала латать его,
устала бояться и ждать предательства. Я просто хочу быть счастливой, хочу верить и любить… Хочу простить тебя.И не могу…
Я даже посмела надеяться, что ты отпустишь меня. Добровольно расторгнешь помолвку — и Королевского суда можно избежать, а значит и позора, и разгоревшихся сплетен не будет. Я смогу перевернуть эту страницу и жить дальше.
Но ты опять… опять напомнил всё то, что я тщетно пыталась забыть. Спрятать в сундук под надежный замок и зарыть глубоко. Похоронить вместе с глупыми мечтами о первой любви. Искренней, чистой, как утренняя роса, и такой же быстротечной, иссушенной огнём твоего предательства.
Я привязана к тебе долгом жизни, крепче чем якорной цепью, но тебе и этого показалось мало. Зачем ты растравил мою душу, показав, что можешь быть нежным, заботливым, любящим… близким?
Лучше бы ты оставался, как раньше, далеким пустынным миражом, лишь манящим химерами счастья, а на деле обжигающим раскаленным песком реальности.
Это подло, Эдвард! Подло и мерзко!
Мой мир снова перевернулся с ног на голову, когда ты, как безжалостный кукольник, вновь набил выпотрошенное сердце опасными иллюзиями и надеждами до отказа.
Но я справлюсь и стану сильнее.
Мне нужно как можно скорее увидеть Клару и покончить с этим делом!
***
Клара третий день молчит. Мои послания исчезают, но маленькое перышко-подвеска не греется, а значит ответа нет.
Находиться после случившегося в одном доме с Эдвардом невыносимо. Он пытается поговорить, я всячески избегаю его.
Завтра новый сеанс и мне нужно больше информации о тёмных проклятиях. А Клара словно онемела.
Едва окна окрашивает рассвет, я вскакиваю и пишу очередную гневную тираду:
«Кларисса Турэ! Я расцениваю ваше молчание, как позорное нарушение дружеских клятв. И если вам есть, что сказать в своё оправдание, готова выслушать. Но если вы в очередной раз проигнорируете моё письмо, я…»
Яростно кусаю перо, пытаясь подобрать окончание фразы. Клару сложно чем-то запугать. Дочь чёрного мага в нашем «утонченном» обществе привыкла держать оборону.
И плевать, что её отец осыпан милостями короля. Плевать, что он уважаемый всеми профессор магической академии. Родовитые и не очень, приличные барышни на каждом приеме возмущённо шипят, прикрывая ядовитые языки расписными веерами: «Плод мезальянса, отпрыск безродной крестьянской девки! Никакие деньги и связи, никакие платья и уроки изящной словесности не выбьют из неё деревенщину и чёрную ведьму».
Глупые курицы всерьёз считают Клару демонским отродьем, недостойным их маленького закрытого мирка. А по мне, Клара — единственная, кто обошелся по-человечески. Единственная, кто не отвернулся. Хотя на тот момент мы даже не были близкими подругами. Боги!
«… я обижусь, Клара, всерьёз и надолго. И вообще, штурмом возьму твой особняк!»
Буквы впитываются в поверхность бумаги как масло в горячий тост.
Ну же, Клара, ответь. Я знаю, ты ранняя пташка.
Раздражённо кручу в пальцах подвеску, мысленно уговаривая её потеплеть. Хоть капельку, хоть чуть-чуть.