Сердце в тысячу свечей

Задерживаю дыхание, когда Пит целует мою грудь, открытую и доступную для него. Он не дает мне закрыть свою наготу, он настойчив, и я сдаюсь: это так неожиданно приятно, что я прикусываю губы, только бы не застонать в голос.

Наши губы снова вместе, я с жаром танцую этот танец. Моя кожа горит, бабочки порхают в животе, громко хлопая крыльями, и я целую Пита вновь и вновь: жадно, страстно, как в последний раз.

Громкий женский голос раздается в гостиной так внезапно, что в первое мгновение я думаю, что мне померещилось. Но Пит замирает, и уже через секунду скатывается с меня, накрывая мое практически голое тело одеялом.

– Пит? Китнисс? Время – деньги, – кричит Кларисса. – Подъем.

Сажусь на кровати, непонимающе хлопая ресницами: напарник поспешно натягивает штаны и выходит из спальни.

Мои щеки, наверное, багрово-красные. Все еще часто дышу, переводя взгляд на окно: небо над Капитолием посветлело, утро вступило в свои права. Откидываюсь на спину, укрываясь с головой; мне почти стыдно за то, что только что чуть не произошло. Но один вопрос не дает покоя: я остановила бы Пита, если бы не заявилась эта капитолийка?

Шарю рукой под одеялом: лифчик лежит чуть в стороне от меня, а вот футболки нигде нет. Подползаю к краю кровати и свисаю головой вниз: одежда сиротливо валяется прямо на полу. Едва я успеваю одеться, как дверь приоткрывается, и Пит заходит в спальню.

– Риса просит тебя выйти, – сообщает он, прижимаясь спиной к деревянной поверхности.

Я смотрю в глаза Пита, только в них: не решаюсь даже мельком взглянуть на губы, которые еще несколько минут назад так по-хозяйски касались моего тела.

Напарник неуверенно садится на край кровати и протягивает руку, поглаживая меня по щеке.

– Все хорошо?

Мне кажется, Пит напряжен. Даже взволнован.

– Да, – коротко отвечаю я, желая его успокоить. – Все нормально.

Неловко улыбаюсь. Что-то изменилось между нами теперь, после того как?..

Пит резко подается вперед и легко целует меня в губы.

– Я люблю тебя, – произносит он, отстраняясь.

Я не могу оторвать взгляда от синих омутов напротив. Почему я раньше не замечала, что его глаза не равномерно голубые, а с вкраплениями темных пятен, причудливо соединяющихся друг с другом?

Я люблю его? Во мне сейчас столько нежности, что в груди ей слишком тесно: она рвется наружу, желая превратиться в слова.

Только этого не происходит; Кларисса снова зовет нас к себе, и я, отвернувшись от Пита, отправляюсь переодеваться.

***

Кларисса заставляет меня поехать с ней в город. Когда мы останавливаемся возле Тренировочного центра, меня начинает тошнить от одного только вида этого здания: уговоры не помогают, и мне кажется, что впереди еще одни Игры. Их я уже точно не переживу.

К счастью, нам, оказывается, назначена встреча в соседнем здании – неприметная на первый взгляд больница, которую я не замечала раньше.

Мы проходим на первый этаж, и только теперь помощница Сноу объяснят мне цель нашего визита: мне предстоит пройти обследование. Сначала я чувствую облегчение, но, войдя в кабинет врача, замираю на пороге: в углу едва прикрытое ширмой стоит странного вида высокое кресло, на которое доктор – мужчина лет тридцати – предлагает мне залезть. Эта штука больше смахивает на средство для пыток, и я совершенно не понимаю, для чего к нему прикреплены две стойки, заканчивающиеся чем-то, напоминающим чаши.

Капитолийка, пройдя вглубь кабинета, усаживается на кожаный диван и, закинув ногу на ногу, открывает журнал и начинает лениво перелистывать страницы. Я неловко топчусь на пороге.

– Мисс Эвердин, – обращается ко мне врач, – проходите за ширму и раздевайтесь.

Я покорно прячусь за занавеской и стягиваю с себя кофту, оставаясь в длинной майке и штанах. С трудом, но забираюсь на кресло, снова задаваясь вопросом о стойках по бокам. Спустя несколько минут врач появляется рядом и с удивлением смотрит на меня.

– Я же сказал вам раздеться?

Смутное предчувствие беды раскрывает передо мной объятия, когда я слышу хихиканье Клариссы.

– Я разделась, – пытаюсь оправдаться, кивая на кофту, свисающую с края ширмы.

Доктор хмурится, поджав губы, и заставляет меня встать. Рискуя упасть, кое-как слажу с пугающего кресла, мнусь с ноги на ногу, ожидая разъяснений.

– Снимайте штаны, – врач раздражается.

Я напряженно сглатываю. «Это только доктор! Всего лишь доктор!» – повторяю сама себе, оголяя ноги. Неприятный холодок пробегает по моей коже, когда я чувствую мимолетный взгляд мужчины.

– И трусы.

Вспыхиваю, как свечка, но уверенно качаю головой.

– Нет!

Доктор смиряет меня строгим взглядом и, достав из кармана тонкие резиновые перчатки, не спеша одевает их.

– Мы с вами не в игры играем, мисс Эвердин. Время – деньги, – повторяет он фразу, которую я сегодня уже слышала от Клариссы. – Снимайте трусы и забирайтесь на кресло.

Отказываюсь.

– Мисс Мэйн, – врач окликает помощницу Сноу, которая тут же оказывается рядом. – Что происходит?

Кларисса переводит на меня взгляд, полный издевки, и, подойдя почти вплотную, наклоняется к моему уху.

– Китнисс, милая, мы ведь обе не хотим, чтобы с кем-то из твоих близких случилась беда? – Ее шепот заставляет меня съежиться. – Снимай бельишко и залезай.

Она сейчас похожа на ядовитую змею. А мне очень хочется наступить ей на горло и подождать, пока она сдохнет.

Скрипя зубами от бессильной злобы, я раздеваюсь. Майка остается на мне, и, откинувшись на кресле, я пытаюсь натянуть ее как можно ниже.

– Разведите ноги.

Дергаюсь как от удара и резко принимаю сидячее положение.

– Нет!

Врач и Кларисса переглядываются, капитолийка вздыхает и снова наклоняется ко мне. На этот раз она пытается быть милой.

– Слушай, это совершенно не больно, но необходимо. Доктор проведет осмотр, возьмет анализы, и ты свободна. Ну же, Китнисс.

Я сжимаюсь от страха и омерзения, бросив полный ненависти взгляд на своего обидчика – мужчину, перед которым меня заставляют раскрыться. Я голая! Челюсть болит от напряжения, но я все-таки выдавливаю: