Сердце жизни. Книга шестая
Шрифт:
Вот только мир был обратен тому, каким его выдумывала себе я – вздрагивания и страх мамы при упоминании Варга на Фобосе и Деймосе, что это? Осознание собственной вины? Или нежелание её признавать? Не думаю, что осознанная мера, призванная выставить его в плохом свете. Она сама говорила, что он хороший.
Кто тогда плохой? Мама, которая просто хотела, чтобы её любили, но совершившая глупость? Бабушка, которая просто хочет жить в спокойствии с тем, кого возможно и придумала, и кого уже нет в живых, но… Или отец, который всем сердцем желает жизни мне, своей
А может я сама, ищущая зло в других? Или Фил, который… а чего он вообще добивается? Папа признал его главным Альфой, он вошёл в Совет Танатоса, и никто не стоит между нами. Ну, кроме моего состояния. Чего опять придумал этот интриган?!
– Риайя всегда была странноватой, – как бы невзначай добавила Нира, – твой отец же отпустил её сразу, как она освободилась от ноши в виде тебя. Так она осталась, зная, как он теперь её ненавидит, и то, что подпускать её к тебе не станет – вдруг опять сбежит.
Я промолчала.
– А сейчас, когда она тебя украла, а он опять вернул, – она задумчиво почесала щёку, – Айзелвалф её даже рядом не терпит, а она к нему ластится, как хвостик непослушный. Так он на неё рычит постоянно, а она… я бы на его месте её…
– Не надо, – не дала договорить ей я, – я уже поняла.
Мне просто нужно было это проглотить. Оставить как данность и не вспоминать больше никогда. Мама всё ещё была моей уже заботливой и любящей мамой, а папа таким и остался.
– Где там, кстати, Алиса? – поднял на меня рыжую голову Барсик, – мама уже непроизвольно глазом подёргивает от переживаний.
Я вспомнила сегодняшний сон и кивнула ему.
– На днях пойдём за ней, – я поджала губы, – мы с Филом.
Все повернулись ко мне.
– Так надо, – зачем-то сказала.
Не объяснять же им, что у меня сны с ней снятся?
– Вольтер ради неё не пойдет, – хмыкнул Борислав.
Я пожала плечами.
– Ради меня пойдет.
– Ах, да! – встрепенулся Гаспар, – я надеюсь, ты из стаи сбегать не планируешь? У них здесь хоть шатры уютные, и вода чистая! Я в ваши проклятые Сады больше ни ногой.
Я закатила глаза.
– Кто тебя спросит? – захохотала Нира, – висталочий стазис и вперед!
Решила деловито на это кивнуть.
– Да пошли вы! – скрестил руки на груди элтан, – сбегу и спрячусь.
– В очередном борделе? – продолжила веселиться висталка, – мне тебя найти – раз щёлкнуть! – она щёлкнула пальцами, показывая, как именно.
– Скажу папе привязать тебя к столбу, – дополнила я.
Он возмущённо задрал брови.
– Бордель? Наш клуб нельзя назвать так грубо! – Нире, а после сразу же мне, – БДСМ практики? – на его губах расцвела ухмылка.
– Не стыдно тебе так с ребенком разговаривать? – я показала ему язык.
Он не сдавался:
– Вопрос в том, откуда «ребёнок» про это знает?
Я заболтала ногами в воздухе и решила вернуть разговор в нормальное русло:
– Лерой, а что с бабушкой?
Молчаливый и мало что понимающий парень дёрнулся и уставился на меня, чтобы ответить:
– Всё
хорошо, сестрица! Только она убила того Брахмана, который приходил к нам в гости. Можешь написать ей письмо, я передам!Я кивнула и улыбнулась ему в попытке приободрить. Кажется, ему в стае было некомфортно.
– Забавно, что его теперь видно, да? – вопрос Гаспара ко мне, – мне прямо-таки нравится. Да и мы подружились, – взгляд на братика у него стал плотоядным.
– Я тебе голову отрежу, элтан! – прошипела ему, – он ещё маленький. Лезь, вон, к Барсику! Он хотя бы заслужил!
Рыжий поднял голову и сквасился:
– Чем это я заслужил?
Отвечать ему не стала, вспоминая их драки с Алисой. Много чем.
– А Королева? – вспомнила я, – что с ней?
Лерой пожал плечами, будто чувствуя себя теперь под моей защитой. От этого было приятно.
– Не видно и не слышно, – улыбка мне.
Я поджала губы.
– Это странно, – пробурчала, – и нехорошо.
– Алесса! – почему-то крикнула подходящая ближе нянюшка.
Её движение было сопровождено внимательными взглядами всей нашей «противо-высше-лордовской» группировки на пути к сидящему на широкой лавочке Барсику, подвинувшемуся на самый край – лавочка была детской, а потому маленькой.
– Здравствуй, нянюшка, – поздоровалась я с ней, не забыв поболтать ногами в воздухе.
– Ты не пострадала? – она оглядела меня предвзято.
– Твой папа бьёт больно, – вспомнила те ледяные иглы Виктора, которые впились мне в бок, – но мне уже лучше.
Она скривилась, махнув строгой шишкой на голове, и скомкала платье на худых коленях. Она была похожа на своего отца намного больше, чем на мать – лицом в какой-то мере копировала его. От Ариэллы у неё, наверное, был только бывший синим хвостик, передавшийся ко всем висталкам её рода, не исключая и свойства того, что они быстро чернели.
– Могла бы и не лезть в бабкины планы, – буркнул Гаспар, – сидела бы тогда без игл Кери в жоп…ке.
Решила показать ему кулак, а не язык, как до этого. Он тяжело вздохнул.
– Ты всё осознаешь? – удивлённо заозиралась женщина, – я думала, что ты ничего не помнишь, раз стала маленькой.
Я вновь сощурила глаза на отблесках жгучего солнышка, отскакивающих от барьера над головой. Небо сегодня было чистое и очень синее, словно глаз какого-нибудь устрашающего чудовища.
– Твоя мама не была простой, Тини. Она была Верховной висталкой, – не выдержала я её удрученного вида, – а твой папа… скорее всего не делал ей плохо.
Её лицо удлинилось – она не ожидала от меня этих слов.
– Почему ты говоришь мне это сейчас? – она поднесла к линии роста бровей ребро ладони, чтобы защититься от лучей солнышка.
– Потому что… при прошлой встрече я сказала тебе плохие слова – прости меня за них.
Я сглотнула.
И говоря это, я лукавила: я сказала это потому, что поняла невиновность собственного папы. Ещё и поняла это пару минут назад – мои эмоции сбились в кучку и скреблись в попытке выбраться из грудной клетки.