Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

– Потерялась, – с неуместной улыбкой отвечает бравый старец. – Во время драки потерялась. Рвется к матери, а где та мать? Не пускаю.

– Не пускайте…

– Плохи наши дела, Монсеньор? Вы не бойтесь, не заору. Я в «Вороных» двадцать лет оттрубил. Навидался…

– Дела не ахти. – Робер попытался погладить девочку по голове, та отшатнулась, прижалась к старику, но рыдать перестала. – Но выберемся. Обещаю. Только нужно спешить.

– Ясное дело.

Ответить помешал выскочивший из-за поворота алат. Витязь пролетел бы мимо, не пошли Эпинэ Дракко наперерез.

– Ищешь меня? – Алатские слова порскнули из памяти, будто фазаний выводок из-под ног.

– Точно, гици! Гици Балинт послал сказать. Следом за нами по Благодатной валит толпа. Двое наших поскакали навстречу, их обстреляли… Хорошо обстреляли, не как горожане.

– Я понял. – Этого еще не хватало! Как бы задержка из-за Горшка не стала роковой. – Передай гици, пусть следит… или нет, я сам гляну.

Алат кивнул, но далеко они не уехали, нагнал Жильбер.

– Монсеньор, толпа двинулась! Не к той площади, где дрались, а по Колодезной.

– …!!! – Эпинэ выругался. Неожиданно даже для себя. Грязно, зло, неистово – так бранились сдиравшие с него сапоги дезертиры. Жильбер вытаращил глаза, и Робер, в сотый раз разворачивая Дракко, буркнул:

– Выходит, западня у самых ворот… Две стаи, и мы между!

– Две? – переспросил на талиг алат.

– Лэйе Астрапэ, да! А переходы к Воротной в одном месте не перекроешь. Чтобы остановить эту сволочь, придется разделиться.

Глава 8 Талиг. Оллария 400 год К. С. 8-й день Летних Молний

1

Кардинал не спорил, алат тоже, и это не было ни трусостью, ни уступкой, да и с чего бы церковнику с дипломатом при их эскортах уступать талигойцу? Нет, Левий с Карои признали решение Проэмперадора Олларии единственно верным, вот и не стали терять времени на разговоры. Серые гвардейцы сменили южан во главе колонны, витязи частью ускакали вперед, к Воротной площади, частью шли почти вплотную к последним повозкам. Понукаемая военными колонна изо всех своих жалких силенок спешила к воротам Лилий и, разумеется, не успевала.

– На площади защищать людей проще, чем на улице, когда они вытянутся длинной колонной. – Новый командир церковников – человек опытный, так что Левию можно ничего не объяснять, но они все еще едут рядом, не молчать же! – Ваш капитан сразу пошлет стрелков на стены прикрыть уходящих. Разумеется, охранявшая ворота стража отправится с вами.

– Их сменит Габетто, – отрезал кардинал. – Он вас дождется.

– Ваше высокопреосвященство, лучше… Пусть Габетто ждет нас столько, сколько это будет возможно.

– Мэтр Инголс сказал бы, что данная формулировка ему не нравится. Вас благословить?

– Не знаю… Нет, пожалуй, нет. Ваше высокопреосвященство, я не собираюсь умирать, я просто делаю свое дело…

– Благословляют не только на смерть, но и на дела, – суховато уточнил Левий. – Вы не замечали, что людям, которым предстоит расстаться, не о чем говорить? Даже готовые спорить ночь напролет друзья, даже влюбленные перед лицом разлуки либо замолкают, либо выжимают из себя бодрые глупости. Оставьте вашу вежливость на потом. Нам будет что обсудить, уверяю вас.

Эпинэ с благодарностью замолчал. Голова не желающей становиться добычей людской гусеницы, посверкивая факелами, миновала последний поворот, но хвосту оставалось ползти и ползти.

– Допивайте, – внезапно велел Левий, протягивая флягу с шадди. – Вам нужнее.

Допить Иноходец успел, а дальше из сумерек возник Жильбер. Произойти могло всякое, но Робер как-то понял, что дело в толпе за спиной, вернее в том, что пора драться. Адъютант мог бы и не докладывать, но на войне как на войне. То есть как положено.

– Монсеньор, нас догоняют… Карваль приказал перегородить улицу выше перекрестка…

Это для реки – выше и ниже, а для улицы? Может, просто «у чего-то там»? Закатные твари, какая же дурь лезет в голову перед боем, перед мятежом, перед казнью…

– Поехали, – решил Робер, но у Сэц-Арижа были и свои дела.

– Ваше высокопреосвященство…

Так и таскавшийся с лилией адъютант сунул находку кардиналу и отдернул руку, будто стебель начал жечься. Левий улыбнулся, но цветок принял.

– Удачи, дети мои! Господин Проэмперадор, напомните мне при случае объяснить вам и баронессе суть брака, как ее понимает святой Адриан…

– Напомню. Не волнуйтесь, я хочу увидеть Марианну. И жить я тоже хочу…

– В таком случае благословение уже с вами.

Леворукий знает, в который за сегодня раз, – назад, мимо беженцев, под ожидающими, испуганными взглядами. Седой всадник на вороной мориске остался позади, рядом Жильбер и ночь. Мелькают факелы, редко, слишком редко блестят мушкеты. Если повезет, южане догонят Левия уже в полях, нет… Ну, значит, нет – куда денешься.

Кареты, повозки, тележки, тачки – факелов ближе к хвосту меньше, суеты и страха больше. И вдруг – песня. Как разрывающий предгрозовую духоту гром. Алаты. Едут, подбоченившись, за последними телегами и поют. Сабли в ножнах, но выхватить их – доля мгновенья.

Оседлаю я коня, гейя-гей, помни, милая, меня, гейя-гей…

– Живи [3] , Эпинэ. – Карои с молодым парнем – адъютант? оруженосец? – отстают от своих на пару корпусов. – Догоняйте!

3

Принятое у витязей прощание.

– И вы живите…

Скоро мне врагов рубить, гейя-гей, а тебе любовь хранить, гейя-гей…

Прошли, скрылись за похожим на утюг домом, а песня еще тянется алым сакацким плащом. Впереди грохот – южане, перегораживая улицу, опрокидывают телеги.

– Монсеньор, – объясняет подскочивший земляк с обмотанной тряпкой в горошек головой, – мы лошадей во двор завели. Так спокойней.

– Где Карваль и те, кто идет на Колодезную?

– За завалом у перекрестка… Вас ждет.