Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
– Не понимаю. Я же был последним…
– Потом будешь думать. Вместе будем. – Некогда роскошный казарон простецки утирается рукавом. – На улице не стреляют. Почему?
– Пожар… – Лучше думать, что пожар и защитники баррикады просто ушли. – Вам опять первыми. Ребята, раненых поднимайте!
– Монсеньор…
– Что?
– Адъютанта вашего как? Берем…
– Он умэрал, – объясняет великан-кагет. – Я смотрэл. Это так.
«Это так…» Вот и все, капитан Сэц-Ариж, мальчишка, сжегший Сэ и прощенный Олларией. Если и были у тебя грехи, сегодня они сгорели.
– Так как? Брать?
– Здесь остался не только Сэц-Ариж, пусть все они придут… в Рассвет вместе.
Молчат, значит, согласны. Кагеты уже на стене, смотрят вниз, на улицу, призывно машут, дескать,
– Монсеньор! Вы живы! – Только по голосу и можно в этом черномазом оборванце узнать Дювье. – Надо уходить, все уже за воротами. Мы тоже… отбились.
Часть третья
«Девятка Посохов» [4]
Вы будете жить.
Убивают только лучших.
Глава 1
Талиг. Внутренняя Эпинэ. Фожере
Поместье Лаик
400 год К. С. 8-й день Летних Молний
4
«Девятка Посохов» – младший аркан Таро. Символизирует проникновение на высшие уровни сознания, получение представления о себе самом, на социальном уровне, избрание для себя базисной системы ценностей. Это предстоящие трудности, перемены, вражда, разрушение. П. К. – узость взглядов, потеря связи с действительностью, плохое здоровье, препятствия, проблемы.
1
Завизжало. Пронзительно и над самым ухом. Марсель, пребывающий средь цветущих вишен в обществе птице-рыбо-девы, только что отстегнувшей накладные, как выяснилось, излишества, попробовал отрешиться. Увы, визг не прекращался, а к аромату цветущих садов примешалось нечто прямо противоположное. Напоминающая Франческу дева, все еще оставаясь таковой, канула в никуда, и Валме открыл глаза там же, где и закрывал. В славной придорожной гостинице родимого графства. Рядом визжала очередная Лиза и что-то клубилось. Марсель потряс головой, вгляделся, внюхался и опознал Валтазара.
На визгунью Валме цыкнул, та не поняла, пришлось отвесить легонькую затрещину.
– Прекрати. Он не кусается.
– А-ып!..
– Говорю же, не кусается, – заверил Марсель, усаживаясь на кровати. – Тут что-то одно, или зубы, или аромат… Святой отец, вы несколько неожиданно. Что-то срочное?
Валтазар даже не закивал, забил полупрозрачной башкой. Он выглядел встрепанным и несчастным, а Валме искал явно не от хорошей жизни и ведь нашел! Виконт глянул на разбросанную по комнате свою и не очень одежду и распорядился:
– Сударь, расточитесь-ка на пару минут. Мне нужно расстаться с дамой.
Валтазар понимающе блеснул призрачной тонзурой и растаял вместе с запахом; в окно немедленно задышало позднее яблочное лето, напоминая, что в этой жизни случается и хорошее. Лиза легонько шмыгнула носиком, но с места не двинулась. Иногда сделать проще, чем объяснить, и виконт, выпутавшись из простынь, самолично собрал пестрые женские тряпочки.
– Одевайся. Потом сваришь шадди, и спать!
– А…
Он-но…– Это монах, – объяснил Валме, – эсператистский. Давно покойный и очень-очень добродетельный. Взывает к совести распутников, вынуждая их жениться на совращенных девицах, так что кыш!
Повторять не пришлось – дурочка натянула рубашку и, подхватив остальное в охапку, шмыгнула за дверь. Марсель зажег свечу и вдумчиво натянул штаны. Валтазар уже был тут как тут – воздевал руки к потолку, а полупрозрачный лик являл нешуточные муки.
– Что, – посочувствовал виконт, – плохо дело?
Кивок, и какой выразительный! Не иначе, у бедняги отбирают вазы. Изысканный барон, не в силах бесплатно терпеть в своем доме подобную жуть, предпринял какие-то меры, но договор есть договор. Придется посылать нарочного, заодно он может и собаку привезти.
– Коко… Хозяин дома утопил ваше счастье в Данаре?
Мотание. Значит, не Коко.
– Потоп? Пожар? Совесть?
Воздевание рук, искривленный, страдальческий рот. Мученик, как есть мученик!
– Сейчас… – Карточек с буквами под рукой, само собой, нет, придется что-то изобретать из подручных средств. – Я понимаю, вы находитесь в состоянии глубокого «душевного», если так можно сказать о призраке, волнения, но уж потерпите. Ага, вот оно!
Книга Ожидания, гордость трактирщика, торжественно внесенная в комнату наследника графа Бертрама, лишилась трех десятков страниц. Вытащив походную чернильницу, Валме пальцем, не заботясь о каллиграфии, торопливо выводил поверх святого текста буквы. Выходило кривовато, но понятно. Валтазар маялся рядом, прямо-таки исходя беспокойством и нетерпением, что немало усиливало присущий призраку аромат. В дверь заскреблась Лиза – она таки сварила шадди; Марсель едва не потрепал малышку по тугой щечке, но вовремя вспомнил, что пальцы в чернилах, и ограничился поцелуем.
– Он… уйдет?
– Рано или поздно.
– А я?.. Мне ждать?
– Не стоит… Беги спать.
Быстрый кивок, легкий топоток по лестнице. Славная девчушка, может, даже и не Лиза…
– Не судите строго это дитя. – Валме с удовольствием отхлебнул из чашки. – Если б не она, я бы вас просто проспал. Итак?
Призрачный палец немедленно ткнул первую букву. Потом следующую.
– М. О.И. В.А. З.Ы. В.Б. Е.Д.Е… – Начало было ожидаемым, а он спросонья всполошился, вот и наказал сам себя. Чернила не кровь и не соус, пока еще ототрешь…
– П. Р.О. М.Е. Д.Л. Е.Н. И.Е. С.М. Е.Р. Т.И. П.О. Д.О. Б.Н.О.
– Понимаю ваши опасения. – А вот с сахаром «Нелиза» перестаралась. – Но что именно произошло?
– П. О.Д. Л.Ы. Е.Е. Р.Е. Т.И. К.И. В.С. Ё.Ж. Г. У. Т.
2
Ночь, как известно, темней всего перед рассветом. Левий не преминул бы обыграть сию очевидность, сведя беседу к возрождению в Талиге правильного эсператизма, но где носило кардинала, знал разве что святой Адриан, а Пьетро ограничивался краткими советами – надо отдать ему справедливость, толковыми. Без взятого по настоянию… ладно, пусть будет агнца, плаща Арлетта окоченела бы от навалившегося за городом холода.
Выбравшись на пустой тракт, три человека и две лошадки будто провалились в стылое нигде. Кони бежали, колеса вертелись, по сторонам вставали и пропадали то высокие, то приземистые тени, из низин выползали белесые туманные языки, их сменяли резные стены рощ и перелесков, над которыми цвели созвездия. Что это всего-навсего дорога, графине не верилось, особенно когда исчезло глядящее в спину зарево. Женщина полуспала-полубредила, кутаясь в плащ и пытаясь унять достойный лихорадки озноб.
Арлетта помнила, что они бегут из Олларии, Марианна умерла, а город горит, и при этом трясла мэтра Капотту, шла со свечой вслед за призрачным аббатом, шнуровала платье Марианне, та оглядывалась, становясь Алисой, совсем юной и напуганной. Путаясь в траурных юбках, королева убегала от черного Диомида длинными дворцовыми коридорами, открывала дверь в будуар Катарины и оказывалась в «лебединой» рамке, которую с двух сторон поджигали Левий и Сильвестр. Это не удивляло, ведь эсператисты и олларианцы заключили перемирие.