Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение

И снова сверху непонятный шорох, как будто бы пронеслась стая голодных крыс. Я прислушалась. А… если дверь снаружи блокировали… Чтобы я не вышла из лифта и осталась здесь. Но зачем?

– Эй, – позвала я еще раз, но уже не так уверенно. Мой голос взлетел эхом, как потревоженная птица с ветвей дерева, и канул в пустоту. Я задумалась. Кто-то хулиганит? Или… И тут до боли противный холодок прошел вдоль позвоночника. Во рту образовалась вязкая густая слюна, которую я судорожно сглотнула. Кто-то специально спровоцировал эту поломку в лифте, и кто-то специально вызвал его на пятый этаж. Зачем? Чтобы я проторчала здесь непонятно сколько времени? Но для чего? Для чего меня задерживают?

Я потерла щеку. И снова звук – на этот раз скрежет металла… такой отчетливый. Звук был не очень громким, но мне казалось, что работает электрическая бензопила – на полную катушку.

И тут я все поняла и, покачнувшись, оперлась рукой о стены, а потом опустилась прямо на пол, обхватив голову руками. Там, наверху, кто-то перерезал тросы лифта. Кто-то хотел, чтобы я рухнула в шахту вниз с пятого этажа, и поэтому поднял меня наверх, а потом заблокировал снаружи дверь. Этот «кто-то» был слишком расчетлив и умен, и он очень хотел расправиться со мной. Здесь и сейчас. Я судорожно вынула свой мобильный из сумки, но сети как назло не было. Эти лифты в старых домах – как бункера. От отчаяния меня трясло; я поднялась с пола.

– Эй! – крикнула я. – Помогите!

Звук затих, а потом снова возобновился. Громко, отчетливо.

– Помогите! – уже орала я. – Помогите.

Внизу хлопнула дверь, и звук стих.

– На помощь! – вопила я. – Спасите.

– Кто там балуется? – низкий мужской голос показался мне слаще пения Лучано Паваротти.

– Я не балуюсь. Я в лифте застряла, – прокричала я. – Помогите.

– Сейчас схожу домой и вызову диспетчера.

– Нет! – завопила я. – Не уходите. Меня хотят… убить..

Там, внизу, раздался смешок, а потом два голоса – тихий женский и мужской.

– Я не выдумываю. Прошу вас… Пожалуйста… – Я была готова заплакать от того, что мне никто не верил, что сейчас они повернутся и пойдут домой звонить в диспетчерскую – милые, нормальные люди, и этих минут-секунд моему врагу хватит, чтобы доделать свое дело. И когда эти милые люди вернутся, я уже буду лежать в шахте с переломами или… Я зажмурилась.

– Пожалуйста. Поднимитесь ко мне, – в моем голосе уже были слезы.

Я слышала, как мужчина поднимался по ступенькам наверх – тяжелые уверенные шаги. Хлопнула дверь, и снова голос.

– Что там такое?

– Я застряла..

– Вы что-то говорили про убийство?

– Да. Меня подняли на пятый этаж.

– Кто?

– Я… не знаю. Вызвали лифт, и я поехала. И еще ручку заблокировали.

– Заблокировали?

Голос был уже совсем рядом. Через секунду уже дергали ручку.

– С ручкой действительно проблемы. Нелады.

Снаружи дернули дверь посильнее.

– Попробую раскурочить.

Мужчина налег всем телом, что-то треснуло, и дверь открылась. Напротив меня стоял мужчина лет сорока пяти, в черной куртке и серых брюках. Его глаза буравили меня.

– Все в порядке, дамочка?

– Все, – прошептала я одними губами.

– Тогда вылазьте. Чего вы там застряли-то? Кто вас убивать собрался?

Вряд ли я что-то могла объяснить здесь и сейчас этому постороннему человеку о своих подозрениях и сомнениях, о том, что кто-то наверху только что пытался перерезать тросы лифта, чтобы я рухнула вниз. Он бы мне точно не поверил и правильно бы сделал. Я бы и сама отнеслась с сомнением к этому рассказу, если бы услышала его. И поэтому самым разумным в моем положении было промолчать и сделать вид, что все чистая случайность. Просто я случайно застряла в лифте, и случайно дверь заблокировалась. Чистые милые случайности, которые следуют одна за другой…

– Витя! – раздался женский голос. – Я позвонила в диспетчерскую. Сейчас приедут.

Я услышала топот ног по лестнице, и через пару секунд передо мной стояла милая дама в светлом пальто, с коричневой сумкой в руках.

– Дайте мне, пожалуйста, телефон диспетчерской, – попросила я.

– Сейчас. – Дама с недоумением посмотрела на своего спутника. Тот хмуро кивнул.

– Дай, Маш. Ей зачем-то нужно.

То ли он поверил моему сообщению о попытке убийства, то ли не захотел связываться с чокнутой дамочкой – разобраться я не могла.

Женщина достал из сумки записную книжку и спросила:

– Записываете?

Записав телефон в мобильный, я посмотрела на мужчину.

– Спасибо за помощь.

– Да не за что! – пожал он плечами. – Вы только того… поосторожней в следующий раз. На всякий случай. С лифтами шутки плохи.

Сзади нас раздался странный звук, как будто началось землетрясение, и лифт с оглушительным грохотом стремительно рухнул вниз. Мы все трое отпрянули к стене, инстинктивно вжавшись в нее.

С минуту-другую мы молчали, потом мужчина повертел головой, словно воротничок ему жал.

– Слушай! – от пережитого испуга он перешел на «ты». – А ты права, получается! Кто-то шалил здесь. Надо телефон милиции набрать!

– Не надо, – обреченно вздохнула я. – Все равно доказать ничего не смогу. А лишние неприятности мне ни к чему. Лучше позвоните в диспетчерскую: пусть лифт чинят.

Ситуация складывалась для меня самым скверным образом. Сначала исчезает Мишка. Потом мы обнаруживаем тело Ермолаевой. Следом убирают Люду Писареву. Кому они мешали? Кому? А если это – два разных убийства, а я пытаюсь связать их в одно? А теперь кто-то хочет расправиться со мной? Меня уже пытались убить один раз, теперь попытались второй. Кому-то сильно не понравилось мое появление в «Эдеме», и он решил расправиться со мной старым проверенным способом – убрать с дороги. Женщина рухнула вниз – несчастный случай, еще одна заметка в колонке чрезвычайных происшествий. Еще одна жертва не сделанного вовремя капремонта старого дома.

Я вышла на улицу. Идти к Динке не хотелось. После того, что я узнала… был неприятный осадок – осадочек. Мне хотелось поехать домой – устроить себе передышку.

Писарева убита. Кому это понадобилось? Связано ли ее убийство с предыдущими? Неожиданно я вспомнила слова Людочки том, что в «Эдеме» есть человек, отвечающий за информационную безопасность, или что-то в этом роде. Она упомянула о нем вскользь – Дима Панин. Но я запомнила его фамилию, потому что у меня была отличная память на даты и фамилии. Боб Лазуткин так меня и называл – «ходячий комп» или «карманный файл». И при этом часто снисходительно хлопал меня по плечу, хотя я была на голову выше его.

Мне нужно было поговорить с Паниным, не откладывая этого дела в долгий ящик. Как говорил тот же Боб Лазуткин, «ничего нельзя откладывать, иначе жизнь отложит тебя».

От напряжения болела шея, и немота растекалась по пальцам. Я шла и сжимала их в кулаки, стараясь вернуть пальцам чувствительность. Мне нужен был крепкий горячий кофе и хлеб с маслом – слегка подтаявшим, свежим маслом. Или какао. Как в детстве.

Клуб начинает работать ближе к вечеру, у меня есть еще время съездить в центр – там полно хороших ресторанчиков и кофеен, где я могу посидеть выпить чашку горячего кофе, или шоколада, или любимого какао, правда, такое, какое я пила в детстве, в кафе не предлагают – с молочной пенкой, густое. Там я смогу немного прийти в себя после «происшествия» с лифтом. Я должна отвлечься. Обязательно, чтобы не думать о лифте, о заблокированной двери, о неясной тени, мелькнувшей наверху, и звуке перерезаемого троса.