Сердцу не прикажешь
Шрифт:
– Тебя забрала бабушка?
Которая не является таковой Кузнецу. У него вообще нет других родственников.
– Да.
– Из приюта?
– Какого приюта? – выгибает бровь, вынуждая меня отстранить губы. – Нет, вроде. Я не знаю… если только, пока бабушка оформляла документы на меня… я, честно говоря, не знаю, как это всё происходит…
А Кузнец до четырнадцати лет в приюте числился, правда непонятно, когда туда попал. Воспитанники подожгли правое крыло, от архива ничего не осталось.
– Кем были твои
Нервы рвутся как канаты. Если будет хоть одно совпадение, меня вынесет к чертям.
– Бабушка постоянно говорила, что я очень похожа на маму… - вибрирует её грудь, передавая и мне тонкий поток дрожи. – Такая же невнимательная и косолапая… и наивная…
Выдавливаю из себя странный грудной выхрип.
Кузнец наверняка помнит свою мать. Ему было девять, когда её не стало. Женщина официально не работала. А вот её муж был бухгалтером в крупной финансовой компании. Незадолго до их смерти он проходил ключевым фигурантом по делу о мошенничестве. Убрали их сразу же перед первым заседанием суда.
– Мама работала на швейной фабрике. А папа на закрытом военном заводе.
Всё так. Кузин занимал инженерную должность на секретном производстве.
– Почему я не нашёл ни одного документа?
– Ничего не сохранилось… всё сгорело в пожаре. – натуженно отвечает Яся. – Остались только мамины детские вещи, что бабушка сберегла.
– Хоть одна фотография сохранилась?
– Конечно. Только мы увезли всё на дачу. Никак не заберу.
– На какую дачу?
На Ясю только квартира оформлена.
– У бабы Любы. – выдыхает с грустью. – Они с бабушкой закадычные подружки с детства были.
– её фразы рубленные, но наполненные трепетом.
– Мы там у неё несколько лет жили, потом бабушка подкопила денег, продала свою однушку и купила нам уже эту двушку…
А вот это интересно. Что за баба Люба такая?
– Зачем же вы там жили, если у вас было жильё в городе? – замираю в отрешённом состоянии, мысли буйно разбредаются.
– Мне говорили, что у меня слабое здоровье было, а на свежем воздухе окрепла. – непонимающе моргает девочка. – Почему ты так смотришь? Мне должно быть стыдно что ли??
– Нет. – говорю выдержанно. – Тебе нечего стыдиться. – придвигаюсь к хмурому лицу, порывисто захватываю пухлые губы, вбираю в себя тёплое дыхание. – Ты самое лучшее, что со мной было. – хоть и сложно, но заставляю себя остановиться, я не справлюсь с напором эмоций, если она и дальше будет так смотреть. Благодарно. С чувством.
– А потом что?
– Ты и так всё знаешь, Богдан. – в глазах проскальзывает подозрение.
– Не всё, иначе бы не спрашивал.
– пытаюсь выстроить разумную цепочку. – Только то, что запротоколировано. Про эту бабу Любу я ещё не слышал. Ты давно с ней виделась?
– Давно. Она умерла ещё до бабушки…
– Кем она была? Какой?
– Она была очень громкой, властной, требовательной, но при этом очень доброй… жила без мужа, своих детей и внуков у неё не было, так что она всю любовь сполна дарила мне. Помню, как частенько сидела с ней в ЗАГСе,
ждала, когда она закончит работать и читала книжки, которые она мне покупала… внушала любовь к чтению.Сердце пропускает удар.
– Где?? В ЗАГСе?
– Ну да… она там работала, а что?
А то, что свидетельство о рождении выдают именно там.
Усердно вентилирую воздух, ощущение, что хлебнул кислоты. Всегда был толстошкурым, непробиваемым, а сейчас вдруг образовался пролом. Я бесконтрольно разлетаюсь на куски.
Одно понимаю точно, никакие седативные, никакой сон мне не помогут. С наигранной сухой заморозкой твержу:
– У меня нет знакомых в ЗАГСе.
– Там скучно, на самом деле. Целыми днями оформляют документы.
Поражённый эмоциями, сердито сжимаю зубы. Злость срывает все заслонки, изнутри пронизывает острыми иглами.
Стук сердца напоминает гонг. В голове оглушающая пауза и её слова звучат будто с оттяжкой. Разум скачками догоняет потрясение. Обрушивается гранитной плитой, придавливает, раскупоривая жилы. Валом, пробивая насквозь.
Я физически чувствую тяжесть, услышанное задевает все нервные окончания, раздирает волокна. Коротит, выбивает автоматы, обесточивает. Мышцы и кости плавятся. Вместо мозга густое варево. Растекаюсь чёрной вонючей пластмассой. Отвратно взмыленной, разболтанной изнутри.
Не хочу в это верить, не хочу облачать это в зацепку, но движение мысли уже полностью овладевает сознанием. Факты пересекаются, выстраивается сюжетная линия. Мышление услужливо подсовывает мне бредовое предположение – бабки забрали себе чужого ребёнка и подстроили всё так, чтобы Яся об этом никогда не узнала.
Медленно встречаюсь с ней взглядом и не могу вздохнуть, больно сводит тело, в животе расползается дыра.
Моя малыха моментально считывает тяжёлые колебания и интуитивно тянется ко мне руками.
– Только ты один у меня остался… - шепчет мне в шею.
– …если и тебя потеряю, то уже никогда не смогу встать.
С застывшей маской смотрю на то, как девочка мягко укладывает голову мне на плечо, а в этот самый момент внутри происходит взрыв, всё лопается, крошится и не подлежит восстановлению.
Глава 20
БОГДАН.
Дни проходят по одному и тому же графику, я морально разлажен, уже изнемождён поиском правды. Выгребаю из-под земли любой важняк, что поможет распутать клубок и хоть как-то объяснит произошедшее. Я не могу даже близко дать очертания тем изменениям, что вспенивают мою жизнь. Чем больше копаю, тем сильнее убеждаюсь в абсурдности.
Все эти загадки прошлого подвешивают и не дают определиться. Что я должен делать? За что хвататься? Настройки сбиты, нахожусь на грани стирания.
Смотрю на свою малыху, тихо сидящую у меня в ногах и слушающую в наушниках музыку, и не понимаю как мне жить дальше.
Ведь, именно Яся та самая слабость, что просочилась под мою закалённую сталь. Игриво плещется во мне, не давая себя поймать и вытащить. Обнимает, держится руками и ногами. А если сбросить броню, она упадёт. И вот тогда погибнем оба. Потому что уже стала частью меня. Незаменимой. Неискоренимой.