Серебряный бумеранг

По приезду в отель он принял душ, переоделся в светлый полотняный костюм, дождался Мартину, которая решила переехать к нему из своего пансиона со всеми вещами.

— Дорогой, — непреклонно сообщила ему невеста. — Всему же существуют разумные пределы! Я всё понимаю, тебе очень неудобно перед моими родителями…. Но здесь же Аргентина: мы с тобой помолвлены по всем правилам, формальности все соблюдены, так что, смотри на эти вещи проще, не бери в голову лишнего…".

Уже вместе — чинно, под ручку — они спустились в гостиничный ресторан.

— О, сеньор, Рамос! — громогласно известил из-за своего столика на весь зал экс-генерал Орлан. — Наши поздравления доблестному кабальеро! Сегодня вы доказали всему свету, и в частности вшивым штатникам, что в Аргентине ещё не перевелись настоящие рыцари, для которых слово "честь" — не пустой звук!

Обед прошёл в праздничной и дружеской обстановке, дамы посматривали на Дениса с нескрываемым восхищением, мужчины — с уважением и некоей долей зависти…

В самом конце трапезы, отхлебнув из литровой кружки светлого пива, сваренного, явно, по немецкому рецепту, Денис вспомнил, кого ему напомнило лицо пожилого швейцара:

"Это же Франк Шульц, директор департамента охраны четвёртого Управления РСХА! Права Анхен, как говорят в одной детской игре: — "Очень тепло!"…

В четверг состоялся бал, даваемый местным "Клубом любителей театральных Искусств", в честь дня рождения "великой и непревзойденно мадемуазель Иды Матьё" — как было сказано в пригласительном билете.

Как выяснилось, на такие мероприятия в Мендосе было принято приезжать только на открытых конных экипажах. Пришлось арендовать для бойцов "Омеги" дорогущую четырёхместную повозку с солидным кучером на облучке, в которую были запряжены два породистых гнедых жеребца.

— А чем же данная мадемуазель Ида — "велика"? И в чём она так — "непревзойденна"? — поинтересовался Денис на французском языке, когда все расселись по местам, и экипаж неторопливо покатил по тихим улочкам Мендосы. — Сколько ей лет? Откуда она родом?

— Это достаточно банальная история, — высокомерно усмехнулась гордая и высокородная сеньора Мария Сервантес, в девичестве — чумазая тохарская девушка Маша. — Ида у нас наполовину полька, наполовину француженка…

— Гремучая смесь, страшное дело! — прокомментировал Крест.

— А ты что в этом понимаешь? — с подозрением уставилась на него жена. — Смотри у меня! Вот-вот, лучше уж сиди и молчи в тряпочку! Так вот, продолжаю…. Сегодня ей исполняется тридцать семь лет. В начале сороковых годов она была звездой европейских кабаре. В основном, выступала на сценах Вены и Берлина. Но посещала с гастролями и Париж, и Мадрид. Говорят, что в числе её многочисленных любовников числились все — без исключения — значимые бонзы Рейха…. После войны Ида перебралась в Южную Америку, где её толком никто не знал. Пела в заштатных заведениях Буэнос-Айреса и Монтевидео. Потом неожиданно разбогатела, оставила сцену и перебралась сюда, в Мендосу…. Купила все местные газеты, драматический театр, открыла шикарное кабаре, куда выписывает молодые таланты из Европы, основала "Клуб любителей театральных Искусств". Короче говоря, ведёт откровенно богемный образ жизни, немного меценатствует. Построила себе шикарный особняк, завела личный самолёт…. Что ещё? Говорят, что весьма неразборчива в постельных утехах. В том смысле, что не делает больших различий — между мужским и женским полами…

Крест громко закашлял в кулак, делая "страшные глаза" и чуть заметно кивая головой в сторону Мартины, с которой сидел рядом — напротив Дениса и Мари.

— Ой, Алекс, не смеши меня! — мило и по-доброму поморщилась сеньора Сервантес. — Дочь уже совсем взрослая, скоро нас с тобой превратит в бабушку с дедушкой, а ты до сих пор относишься к ней как к маленькой девочке…. На чём я остановилась? Ах да, на постельной неразборчивости! Так вот, наша милая Анхен умудрилась очаровать мадмуазель Иду и стать её "компаньонкой", как принято выражаться в Аргентине в таких случаях. Та, в свою очередь, оказалась очень ревнивой и не отпускает от себя фройляйн Мюллер ни на шаг. Надеюсь, что сегодня, под шумок праздника, Анхен удастся более подробно пообщаться с нами. Вот, примерно, такие пироги с отборной аргентинской говядиной, командир…

Он никогда не понимал этих зарубежных вечеринок: сотни женщин и мужчин, разодетых в пух и прах, ходят парами от столика к столику с бокалами в руках, обмениваясь банальными любезностями и ведя скучные дежурные разговоры. Причём, многие из этих людей совершенно не знакомы между собой. Все такие манерные, искусственные, главное для них — соответствовать, выглядеть, быть не хуже других на общем фоне… Бред полный, скука смертная!

"То ли дело у нас в России! — ударился Денис в воспоминания. — "Собираются за одним столом родные и близкие, насквозь знакомые друг другу и понятные. Едят от пуза, никого не стесняясь, пьют в охотку. Потом спорят о смысле жизни и прочих разных высоких материях, ругаются, ссорятся, мирятся, братаются, дерутся, целуются…. Вот это — да, вот это — жизнь!".

Но, как известно, мысли и воспоминания — это одно, а суровая действительность — это совсем другое. Часа полтора, прибывая в роли жениха великолепной Мартины Сервантес, ему пришлось перемещаться по необозримой зелёной поляне, знакомиться с великим множеством самых разных людей, отвечать на глупые дежурные вопросы, выслушивать лицемерные и цветистые комплименты, отвечать на них такими же…

Пожилые матроны наперебой выспрашивали о подробностях личной жизни достославного генерала Франсиско Франко и, вообще, о моральном градусе состояния испанского общества в целом, молодые идальго интересовались элементами техники поединков на "взрослых" навахах, и все — без исключения — восхищались красотой его юной невесты и голубым сферическим алмазом, сверкавшем на её тонком пальчике. Марте всё это безумно нравилось. Она сияла, расточала обворожительные улыбки, мило кокетничала и очаровывала, очаровывала, очаровывала….

А потом началась официально-торжественная часть: под громкие аплодисменты присутствующих на сцену летнего театра вышла сама виновница торжества, разодетая как новогодняя ёлка, сверкая многочисленными бриллиантами, грациозно уселась в широком кожаном кресле, заранее водружённом на сцене. Анхен Мюллер, одетая гораздо скромнее, пряча кари глаза за тёмной вуалью шляпки, встала за спинкой кресла, изредка что-то нашептывая на ухо своей пассии. На сцену стали, один за другим, подниматься мужчины — старые, средних лет, молодые и совсем юные — и произносить в честь "великолепной и ослепительной Иды Матьё" поздравительные речи, полные обожания, восхищения и откровенной лести.

Последний из выступавших ораторов — седобородый красавец, грудь которого украшали многочисленные непонятные ордена и медали — закончил свою речь следующими словами:

— А теперь мы попросим нашу волшебную наяду подарить всем нам неземное наслаждение! Песни в исполнении небесной Иды Матьё — вот высшая награда на этом свете! Спой, прелестница! Просим!

— Просим, просим! — начала дружно скандировать почтеннейшая публика.

Марта легонько пихнула Дениса локтем в бок:

— Иди потихоньку к тем боковым скамейкам около клумбы с гладиолусами. Там самые неудобные места, практически ничего не видно и не слышно, поэтому задние скамьи будут свободны. Садись на последний ряд, с правой стороны…. Когда начнётся представление, Анхен подойдёт к тебе, пообщаетесь. А я, извини, повращаюсь немного в обществе, пофлиртую с молодыми людьми, чтобы совсем не забыть, как это делается…

На сцене, в сопровождении кордебалета, пела Ида Матьё.

"Похоже, ария главной героини из оперетты "Летучая мышь". Автор? Какой-нибудь Кальман?", — гадал Денис, слабо разбиравшийся в этом непростом жанре.

— Привет, командир! — раздался за спиной знакомый голос. — Не оборачивайся. Ни к чему это. Просто слушай…. Я всё сделала, как мы с тобой договаривались. Сперва прошлась по всем архитектурным бюро Буэнос-Айреса. Но никто из столичных архитекторов строительными объектами в Мендосе не занимался…. Полетела в Кордобу, там провентилировала этот вопрос. Мол, хочу переехать в Мендосу, прикупить там землицы, построить шикарную виллу. По этому поводу ищу солидного проектировщика и подрядчика, уже работавших в тех краях…. Нашла. Фирма "Крюгер и Майер". За последние пять лет работали в данной провинции по четырём серьёзным объектам. Попросила ознакомиться с проектной документацией, мол, хочу оценить вашу серьёзность и профессиональную состоятельность. Поломались немного для приличия, ссылаясь на конфиденциальность, но уболтала, очаровала, ознакомилась…. Только один из проектов предусматривал наличие запасного выхода через длинный подземный ход. Естественно, это особняк нашей Иды Матьё…. Дальше всё просто. Приехала в Мендосу, осмотрелась. Ба, а у нужного особнячка стоит швейцар с приметным лицом. Я же много лет работала с картотекой по фашистским бонзам средней руки, сразу его узнала. Франц Шульц, начальник службы А-4…. Ну, думаю, горячо! Познакомилась с мадмуазель Идой, приглянулась ей. Ты же знаешь, командир, в этом плане я мужчин предпочитаю. Но, ради пользы дела, пришлось наступить на горло своей песне и принять Идины ухаживания. Переехала к ней, стала "компаньонкой", как тут выражаются. Ладно, заканчиваю с лирикой…. На её прикроватной тумбочке обнаружилась фотография нашего любезного партайгеноссе Бормана. Вот так. Короче говоря, этот день рождения Иды — "не настоящий". Настоящий будет только через два дня. Вот тогда, уже ближе к вечеру, и намечается появление нашего немецкого героя…. Более того, мне известно, что Борман сомневался относительно целесообразности этого визита. Но когда он узнал (не без моей помощи, естественно), что в Мендосе будет находиться семейство Сервантес, которое являются, на сегодняшний день, полноправными владельцами Зеркала Святой Бригитты, он резко передумал. Зеркало в этом деле играет свою, отведенную ему роль…. Смекаешь, командир?