Серенький волчок

Горский остался дома - лазил по сети и с каждой минутой нервничал все больше. Теперь ему казалось, что во сне был еще какой-то смысл, что Машина фраза "Я еще жива" была предостережением, указанием на то, что отсчет уже начался, и это "еще" может скоро кончиться, истаять, как зеленовато-серый брезент. Горский не доверял снам; опытный психоделический воин, он хорошо знал, что не следует бездумно переносить в наш мир знания, полученные по ту сторону, и давняя история семи лепестков всегда ему об этом напоминала. Но все-таки ему хотелось позвонить в Москву и попросить Машу быть осторожней.

Горский как раз смотрел дневной выпуск новостей, когда зазвонил мобильный. На этот раз говорили по-русски. Узнав, что Маша в Москве, собеседник присвистнул и сказал:

– Слушай, это Марик. Мы с тобой знакомы?

– Нет, - сказал Горский.
– У меня на самом деле этот телефон случайно. Я сюда из Америки в отпуск приехал.

– Понятно.
– Марик замолчал, и Горский уже собирался повесить трубку, когда Марик спросил: - Слушай, а у тебя есть ее московские координаты?

– Нет, - сказал Юлик. Вот как смешно, минуту назад думал, не позвонить ли, а куда звонить - не знал.

– Жаль. Но если она появится, скажи, что я звонил. Ну, просто так, без ничего, просто потрепаться.

– Хорошо.

Выключив трубку, Горский внезапно понял, что у него есть Машин московский номер: остался на определителе. Теперь он знал, как оправдаться за странный звонок: надо сказать, что звонил какой-то Марик, типа просил связаться. А он, Горский, просто перезванивает. А потом узнать, как дела, и невзначай сказать, мол, будь осторожней.

По московскому номеру ответила какая-то девушка, на просьбу позвать Машу Манейлис удивилась и спросила, кто говорит. Горский назвался, и через три минуты Наташа выдала ему телефон Машиного отеля и номер комнаты. И вот Машин голос в недоумении спрашивает "Что случилось?", а Горский начинает про Марика, а Маша перебивает и говорит "это мой бывший бойфренд, не бери в голову".

– Чего творится в Москве?
– спросил Горский.

– Все ходят по кафе, - сказала Маша, - и почти не пьют. Во всяком случае, не больше, чем в Израиле.

– А что говорят насчет дефолта?

– Какого дефолта?
– удивилась Маша, и Горский рассказал про Кириенко, Ельцина, ГКО, отказ платить внешним кредиторам, прогнозируемый обвал рубля и общий системный кризис: все это Горскому объяснили утром по телевизору.

– Я только встала, - сказала Маша, - не знаю еще ничего.

Новые времена, подумал Горский. Новости о собственном городе узнаешь по телефону, от человека, увидевшего выпуск CNN раньше тебя. Впрочем, так уже было в 1993 году.

– Ты береги себя, - сказал он.
– Там сейчас такое начнется.

– Что начнется?

– Тебя не было в этой стране в девяностые, а я был. Они, когда начинают деньги делить, слишком легко убивают. Где, ты говоришь, работал твой Сережа?

– В страховой компании. Нормальный чистый бизнес.

– Чистый бизнес?
– засмеялся Горский.
– В России? Послушай, даже я знаю, что страховки - это способ обналичивать деньги. Ты понимаешь, что попала прямо в осиное гнездо?

Маша вспомнила про триста шестьдесят тысяч, о которых говорил Иван, и похолодела.

– Ты думаешь, мне что-то грозит?
– спросила она.

– А ты думаешь, это случайно, что твоего друга убивают накануне системного кризиса?

– спросил Горский.
– Ты считаешь, это может быть случайностью? Он знал что-то, чего не должен был знать, а теперь все начнут выспрашивать тебя - знала ли ты, тем более, все уверены, что ты его невеста. И если не сможешь объяснить, что ты ни при чем, отправишься следом за ним.

– Да тут все не так страшно, - сказала Маша.
– Мне вообще кажется, они больше заняты своей личной жизнью, чем бизнесом.

– Люди, которые вместо бизнеса сейчас будут заниматься личной жизнью, завершат ее слишком быстро, - сказал Горский.
– Не верь видимости: если эти люди - настоящие яппи, деньги для них должны быть первый номер. Мне про это много в Америке рассказывали.

– Как-то непохоже, - усомнилась Маша.

– Ладно, - вздохнул Горский.
– У тебя сейчас есть время?

– Сколько угодно.

– Тогда расскажи мне все по порядку. Попытаемся разобраться, что там у вас творится.

18

Вечером все четверо - Денис, Абросимов, Маша и Иван - ужинали в "Гвоздях", русском ресторане на Большой Никитской. Низкие потолки, темные трапезные, деревянный частокол вдоль стен. За столами, впрочем, сидели те же люди, которых Маша видела в "Джонке", "Гималаях" и "Кофе Бине": мужчины в дорогих костюмах, женщины в поддельных дизайнерских туфлях и сарафанах.

– А я правильно понимаю, - сказала Маша, - что вы не носите русских вещей?

Мужчины переглянулись.

– Может быть, носки?
– неуверенно сказал Абросимов.

– То есть нет отечественных марок?
– спросила Маша.

– Нет, что ты, - махнул рукой Денис.
– Конечно, есть. Скажем, есть прекрасный русский человек Том Кляйм… или Кляйн?

– Кляйн - это Кальвин, - сказал Абросимов, - и он не русский.

– Да, значит Том Кляйм… вся Москва в рекламе, деловые костюмы для женщин, кажется. То есть брэнды есть, однозначно.

– Только носить эти вещи нельзя, - сказал Абросимов.

– Нет, кто-то есть приличный все-таки… Игорь Пронин на Пресне, говорят, ничего… ну, и по мелочи еще… - Денис задумался.
– Но если уж брать русское, то полный ноу-нейм, неизвестно кто, неизвестно как.

– И носить неизвестно где, - докончил Абросимов.

– Мне все-таки это странно, - сказала Маша.
– Во всех странах, где я была, стараются продвигать отечественные марки, а в России с этим как-то тухло. Если, конечно, не считать "Петровича" и "Балтики".

– Еще есть наши "Русские сказки", - сказал Денис.

– То есть их еще нет, - сказала Маша.

– И это не просто сказки, - проигнорировал ее слова Абросимов, - это гораздо больше. Будет фантастический успех…

– …и это даже не главное, - подхватил Денис, - потому что мы заполним таким образом идеологический вакуум. Дадим людям надежду и смысл жизни.

– Какой смысл жизни в Крокодиле Гене?
– спросила Маша.

– Смысла жизни, милая Маша, нет ни в чем, - ответил Денис.

– Разве что в любви, - вставил Абросимов, - но тут мы с ним не сходимся.