Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока

Конкурс красоты достигает кульминации. Участницы рассказывают свои трудовые биографии, выступает Стингрей, маршируют пионеры, петухом скачет Олег Гаркуша, а полуголый Юрий Каспарян вместе с Цоем и десятком гитаристов исполняет «Прощальную симфонию» Гайдна. Леша Вишня фальцетом поет «Под небом голубым» — и лишь немногие догадываются, что это недобрая пародия на Гребенщикова. Кто-то в отчаянии кричит из зала: «Курёхин, ты дурак!»

И в этот момент из оркестровой ямы поднимается одетый в форму с эполетами оркестр и начинает громко играть военный марш.

«Курёхин тогда был главный, — считает спустя двадцать пять лет Артемий Троицкий. — Он мог делать всё что угодно и был абсолютно уверен в себе. Ему достаточно было щелкнуть пальцами, и на сцене выстраивалась целая шеренга питерского андеграунда».

Здесь уместно вспомнить, что незадолго до этих концертов Курёхин поставил администрацию «Октябрьского» в известность, что во время конкурса красоты выведет на сцену... живую корову. Волноваться, мол, не стоит — он такое уже не раз делал. Животное дрессированное, ситуация находится под полным контролем. Корову приведет знакомый колхозник, который будет ждать условного сигнала.

«Корову я велел поднять на сцену в тот момент, когда у меня пойдут низкие аккорды, — вспоминал впоследствии Капитан. — И вот они пошли... и наступает явление коровы. Всё вышло просто классически, как вымеренное. Она поднялась, посмотрела в зал и развернулась к нему задом... Мой приятель Сергей Жариков из группы “ДК” мне потом сказал: “Вот смотри, Курёхин, что такое искусство? Ты играешь тридцать лет на рояле, выделываешь все эти тончайшие штуки. А что люди потом будут вспоминать? Корову”».

В предконцертной суете Эмма Васильевна весь этот треш разрешила, о чем потом сильно пожалела. И, когда корову вывели на сцену, животное растерялось и ломанулось в сторону зала. Если бы парнокопытный зверь рухнул вниз, то мог накрыть своей тушей пару-тройку оркестрантов. Курёхину повезло: охрана оперативно среагировала, и на корове моментально повисло полдесятка здоровенных мужчин.

Ситуация была стремная. Вдобавок ко всему крупная рогатая скотина застряла боками в пожарном проходе и не желала никуда двигаться — ни вперед, ни назад. Окаянный Курёхин как ни в чем не бывало наяривал на рояле озорные регтаймы. От такого неприкрытого цинизма «ужасного ребенка перестройки» Эмма Васильевна не на шутку разъярилась и сообщила администраторам, что, если корова не исчезнет, все сотрудники будут уволены. И вообще, это последнее выступление Курёхина в «Октябрьском». И общаться с ним она больше не желает. Ни при каких условиях.

Поздно ночью администратор зала сообщил Лавринович, что декорации на сцене разобраны и за кулисами остался только Курёхин. Но даже тут сердце железной леди не дрогнуло. Ее буквально душили ярость и злость.

По пути к служебному выходу она увидела грустного Курёхина, одиноко сидевшего в гримерке. И только тут Эмма Васильевна сломалась.

«Он был как школьник, — не без трепета в голосе вспоминает она, — такой трогательный. И этот его провинившийся взгляд... Маэстро клялся, что такого больше не повторится и впредь будет себя вести хорошо. Я не выдержала и всё-таки его простила. Мне показалось, что Сергей оценил этот жест. И все последующие презентации он проводил именно в “Октябрьском”».

Курёхин против Паваротти

Превыше всего я ценю в художнике непоследовательность и нонконформизм. Сергей Курёхин

Буквально через несколько месяцев судьба устроила Капитану «испытание Крымом». Летом 1988 года Курёхин принял участие в рок-фестивале, организацией которого занимался его старинный приятель Борис Румшицкий. Советские и партийные органы подготовились к этой акции основательно, устроив музыкантам «достойный» прием. Власти отменяли бронь на гостиницу и авиабилеты, а на концертах «Лицедеев» в Симферополе несколько раз вырубали электричество. Судя по всему, в этом регионе не нужны были ни перестройка, ни «новое мышление», ни рок-фестивали.

Край закостенелых бюрократов встретил «Поп-механику» хмуро. Первое выступление состоялось лишь чудом — накануне у директора концертного зала убили брата. Он служил милиционером, и его боевой пост среди бела дня был расстрелян из автоматов.

Перед концертом в Алуште администратор зала заявил Курёхину: «А у нас в кассе нет денег, чтобы с вами расплатиться». Тогда Сергей подошел к своим музыкантам, не спеша надел черные очки и сказал: «Сейчас мы пойдем в директорскую пиздиться. Там полно мудаков, надо кое-что им объяснить. Вы готовы?» Нюхом почуяв недоброе, администратор куда-то метнулся, и вскоре деньги нашлись.

В день открытия Крымского рок-фестиваля Курёхин обратился со сцены к зрителям со следующей речью: «Товарищи! Как известно, нас всех недавно выпустили из дурдома. Часть из нас наркоманы. Часть — алкоголики. Часть — гомосексуалисты. И вот нас наконец-то выпустили, мы собрались вместе и решили сыграть вам свою музыку!»

После этого последовал жесточайший сет «Поп-механики», во время которого Капитан выпустил на сцену дюжину куриц и начал гоняться за ними с целью... подоить! А потом сожрал все цветы, облизал фоно и стал наяривать на нем гибрид регтаймов, танго и вальсов.

Курёхинским безумием заразились и остальные музыканты. Гуттаперчевый Гаркуша носился в безумном танце — вначале по сцене, а потом по залу. Скрипач Диканский стоял на голове, а Африка стрелял из огнетушителя пенной струей.

Позднее он утверждал, что это было одно из самых жестких шоу, в которых ему приходилось принимать участие.

В романе Александра Мильштейна «Серпантин» предельно точно отражена реакция крымских гопников на это выступление. Цитирую без комментариев и с огромным удовольствием:

«На музыку никто внимания не обращал... Типа беспредел. Манко вспомнил, как на сцену вышло два долбоеба, один с молотом, другой с серпом, и начали сражаться... Курёхин минут двадцать играл на рояле что-то типа собачьего вальса, а потом залез под рояль, повис под ним, схватившись руками, и стал его ебать... Ну то есть делать вид, что он ебет рояль. И вот это уже ребятам совсем не понравилось... “Это ж он показывает, что нас наебал!” — повторяли друг за другом теперь уже несколько голосов, всё это переходило в возмущенный ропот. А потом, когда внезапно Курёхин объявил, что на этом концерт окончен, Сыпа закричал: “Давайте деньги назад!” Больше всего Сыпу возмущало, что они заплатили по пять рублей за билет. В те времена это была запредельная цена, обычно стоило два рубля, ну три от силы. А здесь, значит, за пять должно было быть что-то особенное... А вместо этого — халтура... “Совсем оборзели! Они же играли всего сорок минут! — кричал Сыпа. — Что это за концерт? Нас тут держат за лохов, Манн, нельзя им это спускать, слышь?” “А ты хотел, чтобы это продолжалось два часа? Ты и сорок минут еле выдержал”, — пробовал утихомирить его Манко. “Неважно! Мы заплатили за полный концерт! Пускай возвращают деньги!”»

Несложно догадаться, что крымские приключения Курёхина на этом не закончились. Когда автобус с «Поп-механикой» покинул площадку, выяснилось, что музыкантам негде ночевать. Администрация гостиницы заблокировала бронь, а две свободные комнаты заняла группа «Кино». Цой вытянул ноги в холле и, как несгибаемый самурай, спокойно сказал: «Я вот посижу на диванчике минут двадцать, пока вы ищете потерявшуюся бронь. А потом уйду. Но придут мои фаны, которые разнесут вашу гостиницу на хуй, вздребезги».