Сергей Сергеевич Ольденбург 1888-1940

И.И. Тхоржевский снова подчеркнул несогласие с «Царствованием» относительно поддержки С.С. Ольденбургом правоты Императора Николая, II.Л. Горемыкина, Б.В. Штюрмера и других выдающихся правых монархистов в борьбе с прогрессивным блоком и демагогией Г. Думы. Споры могли касаться второго, ещё не изданного тома, а также явно включали и полноценный ответ Ольденбурга на легкомысленную и максимально неуместную, несвоевременную критику Тхоржевского в мартовском № «Возрождения», т.к. споры проходили «в последние недели его жизни». «Нельзя было не преклониться перед чистотой и глубиной его порывов, его политической мысли». Однако С.С. Ольденбургу так и не удалось убедить Тхоржевского, что все эти годы он ошибался в оценках Государя и Империи. Упорно держащийся за либеральную часть февралистской идеологии Тхоржевский настаивает поэтому, что отдельные оценки кажутся ему «наивными. А как знать! Может быть, в таких спорах какая-то основная правда всегда бывала на его стороне – скромного, верного, не искушённого в житейских хитростях, Дон-Кихота». Не переубедив, С.С. Ольденбург хотя бы поколебал уверенность в себе бывшего масона Тхоржевского.

И.Д. Сургучёв написал небольшой очерк «Инок». «В С.С. Ольденбурге было что-то скромно-иноческое. Часто, сидя с ним за чайным столом, я облекал его в воображаемый подрясник с кожаным поясом». Сургучёв отметил способность его глаз загораться и любовь к стихам. «Охотно разговаривал о них, отлично знал Тютчева и незадолго до смерти всё беспокоился, что ему не удаётся купить Мея. При распродаже какой-то эмигрантской библиотеки он записался именно на Мея». «Кому достанется теперь его Мей?».

Многое могли бы рассказать полные единомышленники С.С. Ольденбурга по Высшему Монархическому Совету. Но многих из них война отрезала от Франции и первые места в газете оставались за умеренно-правыми последователями Ю.Ф. Семёнова. Тем более ценным оказывается портрет от политического противника, тайного сторонника большевиков, Н. Рощина.

Им написан впечатляющий очерк «Нескорбная смерть». Ничего подобного в СССР Рощин уже не изобразит.

«Бедный, милый Сергей Сергеевич!.. Странно, невозможно себе представить нашу редакцию без Ольденбурга. Был он не только самым давним сотрудником в газете – он был её тихим и добрым сердцем. И резко почувствовалось это только сейчас, когда сердце вынули. – А Ольденбург пришёл? – Господа, а где же Сергей Сергеевич? – Не видали Сергея Сергеевича? Он входил, снимал свой побитый беретик, клал на стол потрёпанный чемоданчик, перетянутый ремешком, секунду стоял как бы в нерешительности, потом здоровался со всеми, – здоровался в странной и особой манере, – с коротким поклоном и резким рукопожатием.

Это был несомненно самый образованный человек в эмиграции, один из самых умных и уже совершенно сверхжизненно благородный. Для степени его душевной чистоты, честности, порядочности достаточных определений не найти. Довольно было посмотреть на этого человека, чтобы понять, что ни миллионы, ни почести, ни самые сильные соблазны мира не могли бы и на миллиметр приблизить его к компромиссу с совестью. Странным образом совершенно изумительная образованность и глубокое опытное знание уживались в нём с детской, наивной, чистейшей и счастливейшей душой. Было в нём, в этом непоколебимом упрямце, многое от князя Мышкина.

– Сергей Сергеевич, что же это такое? Ну разве можно носить голубой галстук и коричневые носки? – Это запрещено? – Не запрещено, но не принято. – Хорошо, я подумаю… Он начинал теребить свою эспаньолочку, а глаза искрились таким прелестным смехом, что всё вокруг светлело, молодело.

– Сергей Сергеевич, мы собираем деньги для одной несчастной русской семьи. Можете вы дать что-нибудь? – Несчастной? Семьи? Хорошо. Но у меня всего тридцать семь франков. – Бог с вами, это много. Мы даём по пяти. – Да? Вот как хорошо. Тогда я могу ещё купить рису, мне сказали дома.

Все люди любят собак. Добрые чудаки любят кошек. Этот шаловливый и добрейший ребёнок наклеил над своим стулом в редакции целый ряд картинок, – кошки в разных позах, – и каждое утро украдкой присаживался за пишущую машинку и выстукивал строчку: «Огромный чёрный кот таинственно улыбался», «Большой чёрный кот прыгнул в окно». Эти строки он потом тайком подсовывал нашим милым переписчицам-машинисткам. У него было необыкновенное влечение к беззлобной шутке, к весёлым и добрым людям, ко всему чистому, светлому, радующемуся.

Он был монархист – считал, что монархия есть лучший политический строй для России. И он пользовался исключительным уважением в среде своих политических противников. Вряд ли был он усердным прихожанином, но, конечно, был верующим в Бога человеком, ибо для этого был и умён и одарён многими знаниями. И Бог взял его душу в самый светлый миг года, – под ликующее «Христос Воскресе». По христианскому поверью душа человека в этот миг идёт прямо к престолу Всевышнего. Эта душа была легка».

От имени Союза ревнителей памяти В.В. Свечин сказал надгробное слово, также напечатанное в «Возрождении», напомнив что С.С. Ольденбург стал одним из первых биографов Императора Николая II ещё в 1921 г. «Сергей Сергеевич Ольденбург был не только талантливым журналистом и литератором, но и доблестным борцом за правду – за ту правду, которая нам, изгнанникам земли русской, особенно дорога, правду о нашей многострадальной родине и о её замученном Государе. В те далёкие времена, когда ещё мало кто смел её говорить, покойный был в числе тех немногих, кто дерзнул её громко сказать. С тех пор, за долгие годы эмиграции, он неустанно и словом, и пером её выявлял и мужественно за неё боролся».

Подборке некрологов соседствовало объявление о наличии Т.1 «Царствования» стоимостью 140 франков в книжном магазине «Возрождения».

Демократические газеты замалчивали выход «Царствования» и не упоминали его главную книгу в некрологах. «В статьях, посвящённых С.С. Ольденбургу в «Возрождении», о нём говорится, как о незаменимом, разносторонне образованном работнике газеты, обладавшим исключительной памятью, и как о прекрасном человеке. В газете в ведении С.С. Ольденбурга находился, главным образом, внешнеполитический отдел, для которого он давал и статьи и составлял информационную сводку» [«Сегодня» (Рига), 1940, 12 мая].

В «Возрождении» 10 мая появился отклик А.В. Карташева, присланный в редакцию: «истинное соболезнование о невознаградимой утрате – о преждевременной кончине С.С. Ольденбурга. Какой культурной, политической и моральной силы лишилась Россия перед самым своим воскресением!». Н.Ф. Фёдоров от Национальной организации витязей назвал С.С. Ольденбурга прекрасным сотрудником газеты, талантливым и честным патриотом.

В Белграде 24 мая собрался Комитет по изданию «Царствования», почтить автора книги. По сообщению в последнем номере газеты «Возрождение», перед падением Парижа, 2-й том «находится в наборе и будем надеяться, увидит свет ещё в ближайшем времени. Корректирование оставшихся ещё неотпечатанными глав второго тома, согласно воле почившего, возложено на члена Комитета по изданию, Н.Д. Тальберга». Честь, оказанная Н.Д. Тальбергу, подтверждает сохранение с 1921 г. самой доверительной близости С.С. Ольденбурга с руководством Высшего Монархического Совета.

31 мая Ю.Ф. Семёнов снова вспомнил С.С. Ольденбурга на 15-летнем юбилее газеты. На последнем праздничном собрании сотрудников газеты 3 июня тоже не обошлось без воспоминаний о Сергее Сергеевиче.

Предатель Н. Рощин списывал эту смерть на тяжесть войны: «для меня это всё же “жертва войны”, так же как и других сотрудников «Возрождения» - Лукаш, Ольденбург, Долинский» [Н.Я. Рощин «Парижский дневник» М.: ИМЛИ РАН, 2015, с.105].

Его труд, перевезённый в Белград, уцелел в огне Второй мировой войны и важнейший для русского самосознания второй том «Царствования Императора Николая II» был выпущен в 1949 г. и вместе с ним переиздан 1-й.