Сэру Филиппу, с любовью

— Элоиза, — тихо проговорил Филипп, — поверь, я не перестаю благодарить Бога за то, что ты согласилась стать моей женой!

— Что ж, я рада! — Улыбнувшись ему, Элоиза вернулась к родным.

Филипп последовал за ней.

— Вынужден извиниться за поведение моих детей, — проговорил он, обращаясь к своим гостям. — С тех пор как умерла их мать, они стали немного неуправляемы.

Это было не совсем так — близнецы были неуправляемы и при жизни матери, но Филиппу не хотелось вдаваться в подробности.

— Не стоит извиняться, — дружески улыбнулся ему Энтони. — Мы понимаем, как трудно одному, без жены, растить двоих детей.

Филипп кивнул, мысленно поблагодарив Бога, что его гости готовы понять его трудности.

— Прошу к столу, — пригласил он.

Однако в продолжение всего обеда лица Оливера и Аманды стояли перед его мысленным взором. Когда они уходили, у них были такие грустные глаза…

Филипп привык видеть своих детей какими угодно — упрямыми, вспыльчивыми, злыми — только не печальными. И от этого Филиппу самому становилось очень грустно.

* * *

После обеда и экскурсии по оранжерее общество разделилось на две группы — Энтони, Элоиза и Филипп решили прогуляться по поместью, а Бенедикт и Софи предпочли посидеть в шезлонгах на лужайке перед домом. Во время прогулки Энтони нарочно отстал от Филиппа и Элоизы, чтобы дать им возможность побыть вдвоем.

— Как тебе удалось повлиять на моих детей? — спросил у нее Филипп. — Что такое ты им сказала?

— Да вроде бы ничего особенного, — искренне пожала плечами она. — Просто я постаралась представить себе, как поступила бы в таком случае моя мать. Как видишь, это сработало.

Филипп на минуту задумался.

— Что ж, хорошо, когда твои родители могут служить для тебя примером! — вздохнул он затем.

— А разве про своих родителей ты этого не можешь сказать? — удивилась Элоиза.

— Увы, нет, — покачал головой Филипп.

Элоиза ждала, что Филипп добавит к сказанному еще что-нибудь. Но он молчал. Решившись, она спросила:

— Кого ты имеешь в виду — твою маму или отца?

Филипп пристально посмотрел на нее, но Элоизе трудно было что-либо прочитать в темной глубине его глаз.

— Моя мама умерла при родах, — тихо проговорил он.

— Понятно, — кивнула Элоиза.

— Не уверен, — пожал Филипп плечами, — что тебе это действительно понятно. Но спасибо за то, что ты хотя бы пытаешься понять.

С минуту оба шли молча, немного замедлив шаг. Наконец, когда дорога, сделав крюк, повернула к заднему крыльцу дома, Элоиза задала вопрос, который все никак не решалась задать:

— Почему ты вчера потащил меня в кабинет Софи?

От неожиданности Филипп чуть было не споткнулся.

— По-моему, ответ и так ясен! — пробормотал он, краснея. Элоиза почувствовала, что тоже краснеет.

— Да, — проговорила она, — но мне кажется, ты не мог заранее знать, что я не буду вырываться.

— Знать заранее, разумеется, не мог, — робко улыбнулся он, — но надеялся.

— Я не об этом, — сказала она.

— Честно говоря, — начал Филипп таким тоном, словно разговор заставил его растеряться, — я и сам не ожидал, что все зайдет так далеко. Но о случившемся, конечно, не жалею.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Разве?

— Не ответил. — Элоиза понимала, что такая настойчивость выходит за рамки приличия, но, задав вопрос, не могла успокоиться, пока не получит ответа. — Почему ты потащил меня в дом?

Филипп посмотрел на нее так, словно сомневался в ее вменяемости. Он оглянулся назад — не слышит ли его Энтони, — но тот был далеко.

— Понимаешь, — заговорил он, — сначала я собирался тебя просто поцеловать. Ты приставала ко мне со всякими глупыми вопросами, вот я и решил, грубо говоря, заткнуть тебе рот. — Филипп пожал плечами. — Но ведь, как мне кажется, эксперимент удался — теперь уже ни ты, ни я не сомневаемся, что мы друг другу подходим.

Элоиза хотела было возмутиться, услышав его замечание насчет дурацких вопросов, но в последний момент все-таки сдержалась.

— Я все же считаю, что одного только влечения, пусть и несомненного, для брака недостаточно.

— Для начала достаточно, — пробормотал он. — Может быть, сменим тему?

— Подожди. Я хочу сказать…

Филипп в отчаянии закатил глаза:

— Да ты все время хочешь что-то сказать!

— Не ты ли как-то заметил, что это делает меня очаровательной? — обиделась она.

Филипп закусил губу, стараясь сохранить терпение.

— Элоиза, — произнес он, — я считаю, что мы уже пришли к выводу, что подходим друг другу. Я убежден, что наш брак будет удачным и счастливым. Ради всего святого, какие еще здесь могут быть проблемы?

— Но ты не испытываешь ко мне любви, — тихо проговорила она.

Эти слова переполнили, наконец, чашу его терпения. Филипп остановился и снова внимательно посмотрел на Элоизу.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что для меня это важно, — словно удивляясь его непонятливости, вздохнула она.

Филипп молчал, по-прежнему не отрывая от нее глаз.

— А тебе не приходило в голову, — спросил он после долгой паузы, — что не каждое чувство обязательно должно быть высказано словами?

— Разумеется, приходило, — снова глубоко вздохнула Элоиза, с грустью подумав о том, как часто мешает ей ее излишняя разговорчивость. Почувствовав, что голос ее дрожит, она отвернулась. — Приходило, — повторила она. — Но мне так трудно порой бывает сдерживать себя.

Филипп задумчиво покачал головой. Элоизу не удивляло, что он не знал, как ей ответить — порой Элоиза была загадкой и для себя самой. Вот как сейчас. Она сама не могла бы объяснить, зачем задала этот вопрос. Нужно ли быть такой прямолинейной? Учила же ее в детстве мать, что порою ответа на вопрос легче добиться обходными путями, чем задавать его прямо в лоб! Но видно, все было бесполезно…

Напрямую заговорив с сэром Филиппом о любви и натолкнувшись на его молчание, Элоиза была готова истолковать его как “нет”. Умом она отлично понимала, что вряд ли Филипп упадет перед ней на колени и станет клясться, что умрет без нее — но сердце ее упорно не хотело мириться с этим. Элоиза и сама не знала, почему ждала от Филиппа таких клятв — притом, что сама она не испытывала к нему безумной страсти.

Элоизе казалось, что та симпатия, которую она чувствует к этому человеку, со временем может перерасти в крепкую любовь. И если бы Филипп сказал сейчас то же о своих чувствах, Элоиза, пожалуй, была бы этим для начала вполне удовлетворена.