Сессия в условиях Талига

– Садитесь, – пухлая ручка указала на другой пуф. – В кувшине “Черная кровь”. Ваша должность позволяет вам ее разлить или позвать слугу?

– Позволяет, – я придвинул кувшин к двум узким бокалам и наполнил их темным пьянящим напитком.

Алатский гобелен с вышитыми розами и бабочками напомнил вышивки из Сакаци. Марианна – алатка? Странно, я бы не подумал, что алатке будет так привольно в столице. Но, отбросив прочь все ненужные мысли, я поднял бокал.

– Ваше здоровье, сударыня.

– Подождите, – женщина остановила меня нетерпеливым жестом, забрала бокал и пригубила. Потом вручила бокал обратно. – Теперь никто не скажет, что я пыталась отравить гостя. Поймите меня правильно, ведь Робер был моим гостем. Пришел ко мне, как друг, а на него напали…

Значит, у них все-таки что-то есть. А Эпинэ уже помолвлен с Айрис, какая же прелесть! Нет, с ним точно надо поговорить. Наивную девочку обижать не дам.

– Вы не виноваты в этом, – произнес я, ставя бокал на столик. – Такое могло случиться с каждым.

– Только с теми, кто не слишком разборчив и излишне доверчив, – она вздохнула. – Что мне надо рассказать?

– То, что запомнили. Как вышло, что в доме никого не оказалось?

– Барон уехал за город, чтобы найти вино – надо было пополнить запасы для гостей. Большинство слуг отправились с ним.

– И он еще не вернулся?

– Вернется к вечеру, – Марианна зачем-то посмотрела на обручальный браслет.

– Сколько человек было в доме?

– Я отпустила камеристку к матери, – неопределенно ответила она. Затем ссадила с колен собаку и поправила платье. – На праздники. Ваннина мне верна. Она кричала бы на напавших и ее бы убили. Из-за меня…

И женщина расплакалась, закрыв лицо ладонями. Левретка забилась под стол и заскулила оттуда, а я сначала растерялся. Марианна попросила платок и я протянул свой. Не каждый день на моих глазах плачет дама. Катарина вот не плакала – она жаловалась на тяжелую жизнь без слез. Как утешать-то?..

– Успокойтесь, сударыня. Все хорошо… – бормотал я растерянно. – Вон ваша собачка испугалась. Ничего же страшного не случилось, Робер Эпинэ жив и скоро выздоровеет, я больше чем уверен.

Тут открылась дверь и на пороге показался солдат. Однако здравствуйте. Еще решит, что отвлек любовников от особо важных дел. Нет, пусть обломится! Я с готовностью вскочил и вопросительно глянул на него.

– Монсеньор, тут один разбойник… Про вас орет. Говорит, что вроде как у вас на службе.

Почувствовав себя Робин Гудом и успев даже испугаться, я запоздало вспомнил, как Рокэ прошлым летом договорился с королём “висельников”, что разыщет тех, кто покушался на меня. Ведь стреляли не в Моро, а в меня, да и яд в вине, когда пришел Паоло… Вот только не знаю, сон то был или явь. Смущенно попрощавшись с баронессой, которая все-таки, видимо, желала моего утешения в несколько ином формате, я поспешил в гостиную.

Губастый “висельник” показался мне знакомым. Ну да, точно. Именно он… Я сел в кресло, задумчиво глядя на преступника.

– Монсеньор, вы меня помните?

– Помню, но связи не спасут.

– А сведения?

– Смотря, какие, – если скажет что-то полезное, попробую добиться того, чтобы ему скостили срок.

– Я только стоял у входа, – заныл “висельник”. – Мне никто ничего не сказал…

– Совсем? И где Джанис?

Несмотря на то, что тогда, после Октавианской ночи, я слушал разговоры вполуха, запомнил многое. Теньет Грейндж посмотрел на меня с интересом – видать решил, что я веду двойную жизнь и имею криминальные связи.

– Ты видел того, кто хотел меня убить?

– Я его узнаю, если услышу, я поклялся… Монсеньор знает. И Тень слышал…

– И где же он? Джанис?

– Монсеньор! – в гостиную ввалился Джереми, запыхавшись, – герцог Эпинэ спит. Лекарь говорит, можно не опасаться.

– Сообщите об этом баронессе, – распорядился я.

– Слушаюсь, монсеньор, – Джереми коротко поклонился.

“Висельник” рванулся вперед и вцепился в рукав слуги. Тот малость опешил, я, признаться, тоже. Что за фигня?

– Это он платил за убийство монсеньора! – заорал вор с горящими глазами. – Я его узнал, точно узнал!

– Правда? – теньет схватил слугу за плечо. – Ты платил за убийство герцога?

О Господи, да что тут такое-то, интрига на интриге сидит и интригой погоняет! Я горестно вздохнул. Хоть беги отсюда. А куда сбежишь, если без тебя сгинет куча народу и потом раттоны полезут? Повелителем Скал, угораздило стать, вот и мучайся теперь.

– В одеяло замотался, чтобы за жирного сойти, только голос не подменишь! – с довольным видом сообщил преступник.

– Монсеньор, это верно, – твердо сказал побледневший Джереми, – этот вор не лжет. Я действительно по поручению генерала Люра заплатил убийцам. Я прошу лишь об одной милости, о разговоре с монсеньором наедине.

– Хорошо, – а я чувствовал, что Люра – гнилой человек. – Выйдите все.

– Я останусь, – заупрямился теньет.

– Ну оставайтесь. Я слушаю, Джереми.

– Я был ординарцем генерала Люра, – слуга смотрел на меня спокойно и твердо, как уверенный в себе человек. – Генерал меня спас и взял к себе. Я немного пошалил с девицей, и ее отец…

– Давай без подробностей. Почему Люра платил за мою смерть?

– Приказ тессория. Леопольд Манрик хотел получить Надор – титул, земли, дорожный откуп. Он бы женился на сестре монсеньора, а Оллар объявил бы его новым герцогом.

– Симон Люра это знал?

– Да. Если честно, генерал тогда и решил, что хватит с него рыжих морд. Но отказаться не мог – эту работу сделали бы другие. Согласился для виду. А потом фок Варзов сказал, что с него хватит надорской заразы.

Мне стало обидно, почти до слез. Чем Окделлы ему-то насолили? Тем, что вообще существуют?! Скрипнув зубами, я посмотрел на Джереми со злостью, хотя эта злость предназначалась не ему.

– Тогда генерал велел найти самых негодных разбойников, а к вам приставить наблюдателя. И однажды они вас убили, – признался слуга. – Думали, вас, а на самом деле возвращался с петушиных боев другой молодой человек, на вас лицом похожий. Решили, что недосмотрели, и…

– Это ты сказал, что он – это я?

Бывший капрал потупился, не желая отвечать.

– Это ты! – подтвердить свою догадку ничего не стоило.

Вздохнув, мужчина кивнул. А я понял, что выстрелы по Моро – немного из другой оперы. И, скорее всего, это так и останется страшной тайной Талигойского двора.