Сестры Шанель

Недостатка в потенциальных любовных увлечениях не было. Серьезные студенты из Германии. Несерьезные бездельники из Испании. Туристы из Америки, искренние и наивные, чей французский заставлял нас истерически хохотать. Художники уговаривали нас стать натурщицами, поначалу мы согласились, но в конце концов я не смогла этого сделать. Какой-то незнакомец смотрел на меня слишком пристально, словно изучая дюйм за дюймом: это был взгляд, уместный, скорее, для мужа или любовника.

Селестина рассмеялась, когда я поделилась с ней своими мыслями.

– Все совсем не так. Художники смотрят на людей так же, как вы смотрите на шляпу. Они видят, как сложить части в единое целое.

– Ты хочешь когда-нибудь выйти замуж? – полюбопытствовала я. – Ты вообще думала об этом?

– Мне не суждено остепениться, – ответила девушка. – Я хочу стать знаменитой художницей. Хочу путешествовать. Хочу увидеть весь мир. А пока наслаждаюсь жизнью – такой, какая она есть. Я креолка, ты же знаешь. Мой прадед был моряком из Западной Африки. Он познакомился с моей прабабушкой в Нормандии. Движение у меня в крови.

Оказалось, и у меня тоже, и это беспокоило. Не хотелось походить на своего отца или бабушку с дедушкой. Я все еще страстно мечтала о муже, собственном доме, месте в обществе, признании, подтверждающем, что я больше, чем сирота, живущая за счет благотворительности, больше, чем нежеланная дочь.

Все это могло случиться, выйди я замуж за Алена. Не высшее общество, конечно, но шаг из семьи бродячих торговцев на ступеньку выше. Однако продуктовый магазин – это путь Алена. А я сейчас в Париже и близка к тому, чтобы найти свой.

СОРОК ДВА

Не прожила я в Париже и месяца, как начались дожди.

– Как корова писает, – подражая дедушке, проворчала Габриэль, входя однажды утром в дом и стряхивая воду с пальто.

Мы надеялись, что из-за погоды клиентов станет меньше и это даст нам время перевести дух, расслабиться, но вышло наоборот.

Парижанки ходили под дождем, порой переходящим в снег, наносили визиты, делали покупки. Как привнести луч солнца в унылый день? Разумеется, надеть новую шляпку. А если ее нет, то вполне можно зайти в «берлогу» Этьена Бальсана, чтобы взглянуть на изделия этой Коко, да и на саму Коко, если она соизволит показаться. Клиенты приходили в промокших нижних юбках, промокших туфлях. И в испорченных шляпах с разводами от дождя и обвисшими полями. Это означало, что их нужно заменить новыми. Порой заказывали по две, а то и по три сразу.

Со временем стало ясно, что это не просто дождь.

В субботу Бой зашел к нам и рассказал о том, как поднялась река у гигантской скульптуры зуава^[54], которая стояла под мостом Альма и во время проливных дождей использовалась в качестве неофициального мерила уровня воды в Сене. Мы с Селестиной отправились туда, чтобы увидеть это собственными глазами. На мосту у каменного солдата толпился народ. Когда мы протиснулись к парапету, я посмотрела вниз и увидела, как статуя с суровым лицом поднимается из воды. Обычно спокойная, река билась и бурлила вокруг ее колен.

– В последний раз, когда шел такой сильный дождь, – заметила Селестина, – вода доходила только до ступней зуава. Я никогда не видела, чтобы она поднялась выше.

Тропинки и причалы вдоль Сены затопило. Баржи, лодки-прачечные, рыбаки и грумеры, которые купали и стригли собак на берегу, исчезли, и на их месте в бешеном водном потоке кружил мусор; неслись деревянные бочки и мебель, разбиваясь в щепки об основание моста под крики зевак.

Следующие несколько дней принесли еще больше тревожных новостей: Сена неуклонно поднималась. Клиенты рассказывали нам, что набережные теперь затоплены, вода проникает в дома и магазины, хлещет из сточных труб. Некоторые дамы из нуворишей, несмотря на дождь, посещали утренние представления в своих обычных нарядах. Театры на возвышенностях, как мне сказали, все еще давали представления. Званые обеды шли по плану.

Улицы Сент-Оноре и Рояль были перекрыты после того, как их размыло; повсюду зияли опасные дыры. Модные бутики закрылись, и клиенты повалили к нам валом, возбужденно выкрикивая сообщения, подобно газетчикам. Вода неумолимо поднималась час за часом:

– Сена доходит зуаву до бедер.

– Метро затоплено.

– Отель де Вилль и Гран-Пале тоже затоплены.

– На Елисейских Полях нет освещения.

– В отелях на Рю-де-Риволи нет ни тепла, ни света.

– «Максим» закрыт. Вода залила подвал.

– Мои дорогие, вы слышали? Из зоопарка сбежал медведь. Он просто уплыл.

Mon Dieu.^[55] Медведь на свободе!

В среду консьержка уехала за город. Горничная так и не появилась. В церквах проводились особые мессы. Парижане ходили на исповедь на случай, если это конец и грядет Страшный Суд.

У меня не было времени на исповедь. В городе не хватало угля, но благодаря Бою и его угольному бизнесу «берлога» оставалась теплой и сухой. Дамы вопреки здравому смыслу приходили примерять широкополые шляпы, сплетничали о том, кого затопило, кто организует следующий благотворительный базар для пострадавших, рассказывали, как их служанки доставляли еду и одеяла укрывшимся в Пантеоне и в семинарии Святого Сюльписа.

Ночью мне снилось, что идет дождь из лент, булавок, ножниц и фетра. Я была зуавом, и меня завалило шляпами сначала до щиколоток, потом до колен и наконец до бедер.

В четверг Сена дошла до плеч зуава.

В пятницу она была у его шеи, и по всему городу погасли огни.

Город света погрузился во тьму.

В тот день, когда мы услышали, что Лувр затоплен, Селестина пришла в отчаяние.

– Я должна пойти туда, – настаивала она. – Возможно, мне удастся чем-то помочь. Представьте себе, что бесценные картины и статуи утонут! Мону Лизу, Венеру Милосскую и Одалиску унесет течением!

В свободное время Селестина часами бродила по музею, перерисовывая работы великих мастеров. Потом за несколько франков продавала свои наброски туристам.

Мы отправились вместе, шлепая по залитым водой улицам. Дождь все не прекращался, жуткий холод пронизывал до костей. На подходе к реке мы стали свидетелями того, как люди на лодках эвакуируются из окрестных кварталов. Близлежащие улицы превратились в каналы, а предприимчивые горожане, словно гондольеры в Венеции, обеспечивали переправу. Местами прохожие шагали прямо по стульям из кафе, выстроенным в цепочку, или балансировали, как канатоходцы, на высоких импровизированных тротуарах, сколоченных из узких деревянных досок. Все это было очень опасно. Я старалась не смотреть вниз. Один неверный шаг – и можно с головой уйти в ледяную воду.

Мы пересекли Рю-де-Риволи и вышли к величавому дворцу – Лувру. Вдоль набережной его оцепила полиция. Вспотевшие, несмотря на январский холод, мужчины лопатами разгребали песок, спешно заполняя небольшие мешки. Другие складывали их у деформирующихся стен причала или смешивали цемент, чтобы заткнуть щели между ними. Сплав, поднятый из реки, брусчатка с улиц – все использовалось в качестве укреплений. Кто-то сказал, что вода попала в подвалы Лувра и предпринимается все возможное, чтобы не дать ей подняться выше. Тем временем музейщики перемещали произведения искусства на верхние этажи.