Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

«А заковывать в цепи негра – не грех?»

Но вслух Чарльз произнес:

– Да, сэр.

– Черт бы их побрал, – сказал Хэмптон.

Но когда Чарльз смотрел на то, что сотворили люди, и думал о том, во что превратился он сам, он чувствовал, что генерал немного запоздал со своим пожеланием. Черт уже неплохо поработал с большинством жителей Америки.

Колд-Харбор снова заставил дрожать стекла в Ричмонде. По ночам Орри и Мадлен лежали обнявшись, не в силах заснуть из-за канонады.

Они уже слышали такое раньше, в мае, когда Батлер перешел Джеймс в семи милях от города. А потом душными июньскими ночами, во время первого Колд-Харбора. Теперь сражение передвинулось к Питерсбергу. После того как Потомакская армия четыре дня безуспешно пыталась взять укрепления на линии Диммока, она прекратила атаки и взяла город в осаду.

– Ли всегда говорил, что, как только начнется осада, нам конец, – сказал Орри жене. – Если федералы захотят, они смогут постоянно доставлять людей и вооружение через речную базу в Сити-Пойнте, хоть до скончания века. Нам просто придется капитулировать.

– Купер уже давным-давно говорил, что это неизбежно, разве не так?

– Купер был прав, – проворчал Орри, целуя Мадлен.

Признаки скорой катастрофы были повсюду. Конница Шеридана подступила почти к северной окраине Ричмонда, а пехота Батлера – к южной. Джо Джонстон – Беглец Джо, как презрительно его называли, – под натиском Шермана отступил к Атланте, и другой генерал Союза, Франц Зигель, свободно вошел в долину.

Через морскую блокаду в Уилмигнтон пробивалось теперь совсем мало судов. Деньги Конфедерации стремительно превращались в ничего не стоящую бумагу. Колд-Харбор словно принес с собой ощущение дежавю – те же картины паники, как во время кампании на полуострове. Однако на этот раз у людей почти не осталось силы духа, чтобы противостоять страху. Великие генералы Юга пали в боях, и среди них однокашник Орри Джексон Каменная Стена и Джеймс Стюарт. А самый великий из них, Роберт Ли, победить не мог.

Как-то утром после Колд-Харбора в военном министерстве появился Пикетт. Он выглядел измученным, тусклые глаза смотрели безжизненно. Хотя его длинные волнистые волосы были надушены, Орри заметил в них много седых завитков. Ему стало жаль Джорджа, который храбро пытался сохранить молодой и беспечный вид, хотя и молодость, и беспечность уже давно были выбиты из него.

В жаркой пыльной тишине коридора Орри поделился с другом своим недовольством. В ответ Пикетт сказал:

– Для вас всегда найдется место в моей дивизии, если, конечно, вас устроит должность полевого командира.

Некий скрытый подтекст в его тоне говорил о том, что Орри следует дважды подумать, прежде чем принять такое решение. Неужели он сейчас снова вспоминал о том страшном сражении у Геттисберга, которое состарило его в один день?

– В последнее время я действительно хочу чего-то такого, Джордж. С Мадлен я пока не говорил, но ваше предложение учту. Искренне вам признателен.

Пикетт ничего не ответил – только поднял руку и тут же бессильно уронил ее. Уходил он медленной, шаркающей походкой, словно каждый шаг давался ему с большим трудом.

В ходе официального расследования по делу побега пленного янки из тюрьмы Либби выяснилось, что помог ему какой-то офицер армии Конфедерации, о котором все свидетели говорили только то, что он исключительно высок ростом и носит длинную бороду. Такое описание подходило к тысячам мужчин, служивших в армии. Военная угроза Ричмонду помогла забыть об этом случае, и следствие мало-помалу сошло на нет. Орри лишь надеялся, что Билли Хазард благополучно добрался до своих и не пострадал.

Заходил Мэллори, чтобы напряженным голосом сообщить о том, что Купер подал в отставку, заявив о своем намерении уехать из Чарльстона и вернуться в Монт-Роял. Орри уже слышал ужасную историю о том, как Купер напал на пленного северянина.

– Он очень сильно изменился, – сказал Мэллори. – Такое внезапное и, по моему мнению, достойное порицания желание добиваться мира любыми способами.

– Мистер Мэллори, – раздраженно ответил Орри, – как раз желание участвовать в этой войне было для моего брата внезапным и достойным порицания. А теперь, возможно, тот человек, которого я хорошо знал, наконец вернется.

Эти слова министру явно не понравились, и он поспешил удалиться.

Орри написал Куперу письмо, адресовав его на плантацию и надеясь, что оно будет доставлено. Он был очень рад, что Купер вернется домой. И все же возможное значение поступка брата угнетало его по той же причине, по какой встревожил инцидент, произошедший на следующее утро.

– Кто была та женщина, которая только что обратилась за пропуском? – спросил он одного из служащих.

– Миссис Мэнвил. Приехала сюда из Балтимора в шестьдесят первом, чтобы открыть публичный дом. Но теперь она его закрыла.

– Возвращается в Мэриленд?

– Да, вроде того. Во всяком случае, она этого хочет, а у нас нет причин ее задерживать.

– Это первая проститутка, попросившая пропуск?

– О нет, полковник. Их уже с десяток приходило после Колд-Харбора.

В тот вечер на Маршалл-стрит Орри сказал Мадлен:

– Вавилонские блудницы бегут. Так что сомнений не остается – занавес начинает падать.

Его не переставала мучить одна личная проблема – таинственная группа заговорщиков, исчезнувших так неожиданно, словно их и не было. Седдон предупредил президента Дэвиса, Джуду Бенджамина и остальных членов кабинета министров, но больше он ничего не мог сделать ввиду полного отсутствия доказательств. Пауэлл пропал или, по крайней мере, не показывался на той ферме. Исраэль Куинси дважды по настоянию Орри возвращался и осматривал то место, но ничего не находил. Орри из собственного кармана заплатил одному служащему из министерства, чтобы тот отправился туда и подтвердил рапорт. И снова ничего.

Но Орри своими глазами видел ящики с оружием. И Джеймса Хантуна. И свою сестру. Но совершенно непостижимые события, которые произошли после его тайной слежки, иногда заставляли его усомниться в собственном здравомыслии. Сколько бы он ни размышлял над этой загадкой, результатом становилось лишь разочарование. Если Эштон участвовала в заговоре против президента, она должна быть призвана к ответу, говорил он себе. Но как? Министерство не располагало людьми, которые следили бы за ней день и ночь, а сам Орри этого делать не мог. Когда он говорил о своей растерянности с Мадлен, она старалась утешить его и отложить эту проблему подальше как неразрешимую. Орри всегда отвечал одинаково:

– Это невозможно.

Эта ситуация вызывала в нем гнев – на себя, на сестру, на ее мужа. И чувства Орри внезапно прорвались в неожиданном месте и в неожиданное время: на вечернем приеме в министерстве финансов, который устроил Меммингер, уже объявивший, что готов уйти в отставку, как только закончит пару важных дел. Предположительно в июле.

Несколько живущих в столице южнокаролинцев помогали организовывать прием. Список гостей включал в себя всех служащих Меммингера и людей из его родного штата. Хантун попал в оба списка. И привел с собой Эштон.