Северные сказки. Книга 1

73

Ивашко Кочевряжко^[24]

Жила-была Яга-баба, у ней было три дочери, и повадился к ним ходить в гости Ивашко Кочевряжко. Старуха заметила, что Ивашко ходит недаром, и задумала худое дело. Говорит однажды старуха старшей дочери: «Вытопи-ко завтра пожарче печь, не можем ли как Ивашка Кочевряжку изжарить». Назавтра старшая дочь печку истопила, приходит к ним Ивашко, эта дочь и говорит: «Садись-ко, Ивашко Кочевряжко, на лопату, я посажу тебя в печь». Ивашко лег, руки и ноги разшиперил, она стала пихать, никак запихать не может. «Постой, я покажу ему, как надо ложиться», — говорит девка, села на лопату, а Ивашко схватил да и сунул девку в печь, та так и испеклась. Яга-баба идет в избу Ивашковых костей глодать, пришла и говорит: «Съесть-бы мне, присесть бы мне, посидеть бы мне да Ивашковых костей поглодать». Вытащила из печи косье, какую кость огложет, ту и на печь бросит и говорит: «Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивашковых костках». А Ивашко лежит за печью и говорит: «Старая ведьма, покатайся, поваляйся на дочериньих косточках». Яга-баба и закричала: «Фу-фу-фу! Экой проклятой! Я его хотела съесть, а он у меня дочь испек. Погоди, Ивашко, не уйдешь от меня». Опять и говорит Яга-баба средней дочери... и пр. Всех трех дочерей испек в печи Ивашко-Кочевряжка. Рассердилась тут Яга-баба пуще прежнего и говорит: «Погоди ты, проклятой Ивашко! Я с тобой разделаюсь». Яга-Баба сама вытопила печь жарко-прежарко и говорит: «Поди, Ивашко, на лопату». Он лег, руки расшиперил; она попихала, попихала, не могла запихнуть и говорит: «Подержи-ко лопаты, я тебе покажу манер». Села и скорчилась; и только хотела соскочить, он пехнул ее в затылок, она и улетела в печь. Тогда он устье захлопнул и говорит: «Погрейся, старая кочерга!» Баба-Яга кричит. «Выпусти меня, Ивашко! Я тебе дам масла и денег, и всего, чего только захочешь; дам дом и жену, и кобылу, только выпусти!» — «Врешь, старая ведьма! Не выпущу». Яга-баба заклялась ему, что ничего не сделает, он пришел и оправил перед печью петлю, открыл у печи устье и говорит: «Выходи, если жива». Баба-яга выпрыгнула из печи, угодила в петлю и повесилась. И опять взмолилась ему. Он и говорит: «Отпущу, старая кочерга, киевская ведьма, только тогда, когда обещанное все сейчас же отдашь». Она и говорит: «Иванушко, красное ты солнышко! Делать нечего, поди в кладовыя, там все найдешь». Потом подала перстень и говорит: «Поди в город, и какая девушка поглянется, только покажи ей этот перстень, она с тобой сейчас и заговорит». Ивашко сходил в кладовыя и говорит: «Ну, старая ведьма, живота тут довольно, а где же лошадь и дом?» Яга-баба и говорит: «В кладовой старшей дочери есть на полу дверь, отворь и там все увидишь». Пошел Ивашко в кладовую, нашел дверь, отворил и увидел там широкую улицу и три дома со скотом и животом. «Это хорошо, да как же я жить-то тут стану?» Пришел и говорит Яге-бабе: «Как же я жить-то в земле буду?» Она и говорит: «Ты отпусти меня и увидишь, что будет». Он и отпустил. И только что ей не стало, вместо худой избы Ивашко очудился в светлой красивой избе, а вышел вон, увидел — целых три дома стоят. Ивашко пошел в город, выбрал себе невесту, женился и стал жить да поживать, да добра наживать, а Яги-бабы больше не видал.

74

Князь и княгиня^[25]

Жил был князь; женился князь в 12 лет, взял он княгиню 9 годов и 9 месяцев, жил он с княгинею ровно три года и три месяца, а на четвертой год гулять пошел. Ходил он, гулял ровно три года и три месяца, а на четвертой год князь домой пошол. Идучи дорогой, видит идут ему навстречу три старицы, три монашины черноризицы и белокнижницы. «Давно ли вы, спрашивает князь, с моего двора с княжевиного, с екатеринского?» Отвечали старицы: «Мы вчера с твоего двора с княжевиного, с екатеринского, и у тебя, князь, в дому все не по-старому, не по-прежнему: все добрые кони по колене в назьму стоят, едят траву все осатину, пьют воду все наземную; золота казна вся расхищена, во тереме жолубень веснет». Погонил князь своего добра коня сломя голову. Приезжает князь к своему двору княжевинскому, к екатеринскому, выходит молода жена встречать в одной тоненькой рубашке, без косьтчина (так), в однех тоненьких чулочках — без башмачек. Вынимает князь саблю вострую, срубил-сказнил поплечь голову; укатилась голова коням под ноги. Заходит князь в конюшню свою и видит: все кони по колен в овсе, они едят траву все шелковую, они пьют воду все ключевую; во тереме золота казна по шкатулочкам, цветно платье все по стопочкам, бела посуда по надблюднечкам, ключи-замки все по полочкам; во терем зашел — жолубня тут нет, дитя малого не видано; тут пяла стоят золоченые, в них шито, сколько плакано, все князя в дом дожидано. За беду тут князю стало, за досадушку великую. Заходит князь во конюшню во свою, выбирает князь лошадь добрую, погонил он коня сломы голову, ко двум старицам, двум монашицам черноризицам, белокнижницам, прискакавши к ним, говорит: «Уж вы, старицы-монашицы, черноризицы, белокнижницы! Зачем, зачем вы мне наврали?» Потом взял он саблю вострую и срубил-сказнил им головы, а сам бросился на кол-вострый конец и тем предал себя скорой смерти.

75

Царь Агапий и дочь его Елизавета^[26]

Было некоторое царство неверное, небогомольное; в синем море было чудищо поганое, просило себе живой человеческой жертвы на съедение; и много выдавали ему, сперва по голове по лошадиной, а потом и по человечьей, затем стали жребий метать, и выпал жребий на царский двор, на царя Агапея. Была у этого царя Агапея дочь, прекрасная Елисавета, она была верная и молилась Богу. Пошел царь Агапей домой, закручинился, запечалился; жаль было ему дочери любой, а царице нелюбой, ей неродной. Подходит царь Агапей к дому, выходит ему навстречу жена и говорит: «Чего ты закручинился, запечалился?» Отвечает ей царь Агапий: «Как же мне не кручиниться, не печалиться, когда жребий пал на мой двор царский!» Говорит ему жена: «Не кручинься, не печалься, у нас есть не любая дочь Елизавета Агапеевна, она молится Богу не нашему, а своему». Тут пошел царь Агапей к своей дочере и говорит ей: «Уж ты любимая моя дочь, Елисавета Агапеевна! Вставай-ко ты утром ранешенько, одевайся хорошененько, снаряжайся в путь ранешенько, когда придут за тобой добры кони, тогда садись и поезжай». Все это знала дочь Елизавета Агапеевна, она горько заплакала и взмолилась Господу Богу Спасу, Пречистой самой Пресвятой Богородице и Егорию свет храброму. Назавтрие стала Елизавета Агапеевна утром ранешенько и увидела, что тут стоят добры кони, нарядилась, села и поехала. Свезли, оставили Елизавету Агапеевну у синя моря чудовищу морскому на съедение. Стала она молиться Господу Богу Спасу, Пречистой самой Богородице и святому Егорию свет храброму. Видит, едет человек на белом коне и привязывает бела коня к сырому дубу на шелков повод, подходит к Елизавете и говорит: «Поищи-ко у меня, голубушка, в голове». И когда она стала искать, он и заснул крепким сном. Вдруг всколыбнулось сине-море, и выходит из него чудовище поганое, и увидевши две головы, обрадовался. Увидала его Елисавета Агапеевна, горько восплакала, и еще более возносилась к Господу Богу, и стала человека будить: «Пробудись, добрый человек! Сейчас нас проглотит чудовище поганое». Но он спит крепко, и еще пуще прежняго залилась она горючими слезами, и одна из них пала на голову спящого. Тогда проснулся человек, дал девице шелков пояс: «Не бойся ты, красна девица, поганого морского чудовища, а возьми его на этот шелков пояс и веди на свой царский двор, и скажи всем, чтобы обратились они все к единому истинному Богу и выстроили бы три церкви соборные: одну Спасу Пречистому, другую самой Богородице, а третью Егорию храброму». Елизавета Агапеевна накинула шелков пояс на чудовища поганого, пошла и повела чудовища за собой на царский двор. Увидел царь Агапей свою дочь Елизавету с чудовищем, обрадовался и испугался; прибежал на двор и говорит своей дочери: «Уж ты, милая дочь Елизавета Агапеевна, не отпущай ты чудовища поганого, чтобы не пожрал он всего царства моего, а тебе самой, что нужно, то и сделаю». Отвечает ему Елизавета: «Ничего мне не надо, а только сделай ты, что я велю: обратитесь все вы к единому истинному Богу и выстройте три церкви соборные: одну Спасу Пречистому, другую самой Пречистой Богородице, а третью Егорью храброму». — Царь Агапей сказал: «Милая моя дочь! Все это мы исполним, только избави ты нас от поганого чудовища морского». Тогда Елизавета опустила обратно чудовища в сине море, а царь и народ обратились к истинному Богу.

76

Как мужик свою бабу выучил^[27]

Жил-был мужичек, была у него молодая женка; он был старой, и жена его не любила. Вздумал мужик свою бабу поучить и говорит: «Баба, я ходил в лес и нашел клад, да без тебя мне не дается, пойдем вместе добывать». Баба обрадовалась. Он велел бабе напекчи блинов и тихонько от ей снес в лес и раскидал по деревьям. Назавтрие зовет бабу за кладом. Пошли. Подходят к реке, мужик и говорит: «Поди-ко, баба, у меня заложена в реке морда, посмотри-ко, нет ли свежих». Выздынула морду из воды, а в морде тетерев. Выняли тетерева, пошли далее. Пришли в лес, мужик и говорит: «Постой-ко, баба, здесь у меня есть сило оправлено, не попал ли кто». Подходят к силу, а в силе щука задавилась. Пошли дальше, дошли и до клада. Подошел мужик к кладу и взял. Жена обрадовалась, пошли домой. Шла баба и вдруг увидела, что по лесу висят блины, она и спрашивает: «Это что?» Мужик отвечает: «Это блинная дорога, ее выстлала жена нашего воеводы, и по этой дороге сегодня прошли к ней молодые молодцы в гости». Идут дальше, стучит водянная мельница, баба и спрашивает: «А это что стучит?» Мужик отвечает: «Это молодые молодцы пляшут с молодой женой воеводы, шумят-то — эти молодцы хотят воеводу стегать». — «А за что стегать?» — «А за то, — отвечает мужик, — что он, воевода, не дает воли своей барыне молодой с молодыми гулять». Воевода был тоже старый. Идут дальше и подходят к деревне, услыхали — ворота скрипят, и пастух трубит. Жена и спрашивает: «Это кто ревет?» — «Это воеводу стегают». Жена и подумала: «Ладно, старый черт! Я сейчас схожу к воеводе, снесу ему подарков и стану бить челом, чтобы выстягал и моего мужика».

Пришли домой, жена и говорит: «Муженек, дай-ко я пойду к воеводе и снесу ему в гостинцы щуку и тетерева». Мужик дал, баба и пошла. Приходит она к воеводе и говорит: «Господин воевода! Я со своим мужиком ходила за кладом и нашла в морде тетерева, а в силе щуку, возьми это от меня в гостинцы и будь ко мне милостив. Я молода, как и твоя жена, а муж мой, как и ты — старой, и он такой злой, что ни в чем воли не дает, выстягай ты его так же, как тебя самого выстягали». И рассказала все, что видела в лесу. Воевода разсердился, велел бить ее плетьми. С тех пор баба к мужу стала ласковее.

77

Как братья клад искали^[28]

Прошел слух, что в одной деревне, в доме у крестьянина есть клад, находится в скотском хлеве, а получит его тот, кто принесет денег 400 рублей серебряными рублями, и чтобы рубли были трех царей. Эта была выдумка шутливого мужичка, никакого клада и не было. Весть достигла села Кодемы, и два брата, имея деньги, решились достать клад. Наменяв денег, серебрянных рублев трех царей, они отправились в путь. Не зная наверняка, где этот клад, пригласили третьяго мужичка, которому место известно было; проводнику было ряжено 10 рублей.

Дошли до деревни, где находится дом с кладом, зашли в первую избу, помолились Богу и стали паужнать; попаужнали и стали спрашивать у хозяина: «Где дом, в котором клад?» Хозяин рассмеялся и указал, а сам вышел вон. Мужички все трое и пошли в избу; в избе одна старуха сидит, прядет. Попросились ночевать, пустила. Потом стала спрашивать: «Откуда и куда пошли?» Один брат все старухе и высказал; она говорит: «Клад-то есть у нас, да только трудно его достать-то: надобны деньги, а у нас денег нет. Я живу здесь пятый десяток, и каждый год в Христов день зайду в хлев к скотинке и скажу: «Христос воскресе!» Мне и ответит: «Воистину воскресе!» Скажет тут же мне: «Возьмите клад, принесите денег тысячу рублей, и клад будет ваш». Но у нас денег нет, все так и остается; если у вас есть деньги, будете счастливы; а если нет, напрасно вы и шли в такую даль».

В эту пору приходит в избу и хозяин дома. Поздоровался и стал спрашивать: «Откуда и куда пошли?» Мужички и ему рассказали. Он тоже высказал, что и старуха. Старший брат сказал, что деньги есть. Хозяин и говорит: «Если деньги есть, то и клад получишь». Потом хозяин сел паужинать и мужичков посадил, а как попаужнали, хозяин и говорит: «Ну, теперь давай деньги». Старший брат сел на лавку, высыпал из мешка деньги, серебрянные рубли, а хозяин стал на колени считать; посчитавши не много говорит: «Да ведь у тебя считаны?» — «Считаны». Хозяин взял шапку, выклал из подола старшого брата деньги и вышел с ними из избы; вскоре опять пришел и велел братьям пока отдыхать, а сам опять вышел. Вот и стемнилось, хозяина все нет. Потом приехали сани, а в них сидят хозяин и с ним двое здоровенных мужиков; идут в избу, и как видно пьяные, и несут боченок с вином. Пришли в избу, сели за стол и стали песни петь. А тут один по одному набралось мужиков полна изба, и все между собою шепчутся. Хозяин подал братьям по стакану водки и говорит: «Давай же, пойдем!» Взял хозяин фонарь, старший брат за ним; вышли во двор, а потом хозяин и в хлев, а старшему брату что-то страшно стало, он в хлев и не пошел; тогда хозяин и говорит: «Ну как хочешь, воля твоя!» Пошли в избу, а там уже скачут и пляшут; а младшего брата и товарища в избе нет. Старший брат полез на печь. Принесли опять боченок с вином. Когда все стали пьяны, один здоровый парень и говорит: «А где с кладом-то?» Посмотрели, а брат тут один. Парень и спрашивает: «А где же его товарищи?» Пошептались и пошли по деревне искать, а деревня небольшая, всего пятнадцать домов. Младший же брат, когда старший вышел с хозяином из избы, услышал, что парни совещаются их убить; ино тихонько и вышли, и всю деревню обошли, просились ночевать, да никто не пущал. Жила в деревне одна бобылка, она пустила, а ей брат дал рубль, и бобылка спрятала их в подполье. А пьяные обошли всю деревню, но брата нигде не могли отыскать и воротились все в избу. Еще принесли вина и пьянствовали чуть не до широкого света. Когда разсветало, пришел младший брат с товарищем, а в доме никого уже не было, кроме одной старухи. Старуха дала им краюшку хлеба и сказала: «Подите вы с Богом домой!»

Братья рады и тому; отошли от той деревни версты две, тут кабак; идти мимо не посмели, своротили в другую сторону и зашли в деревню. Нашелся добрый человек и не велел братьям идти широкою дорогою, а окольными. Потом вышли на большую дорогу и пришли домой.

Олонецкие сказки

Записи Шахматова

Предисловие

Помещаемые ниже сказки записаны А. А. Шахматовым в 1884 году в Петрозаводском и Повенецком уездах Олонецкой губернии. Записи А. А. Шахматова не были им приведены в свое время в порядок. А. А. Шахматов, передавая нам свои записи, согласился продержать корректуру набора, и печатаемые сказки самым тщательным образом передают все особенности оригинала.^[29] При этом, как нам сообщил А. А. Шахматов, необходимо иметь в виду: 1) что фонетические особенности говоров не выдержаны во всей их последовательности вследствие той быстроты, с которой приходилось записывать, причем записыватель не всегда успевал подставлять слышавшийся звук на место привычного графического начертания: так вместо слышавшегося е записыватель писал Ъ, где он привык писать эту букву; вместо 1 (европейского 1), в некоторых словах в говоре некоторых женщин, он писал л; вместо того звука, который слышится у нас в словах Бога, Богу он нередко писал г, вместо у (краткого у) л; вместо ё иногда е, и пр.; 2) что записыватель не передавал особыми знаками звуки, неясно слышавшиеся в неударяемых слогах: так, вместо великой и великый (а иной раз великий) в записи слышалось великъй (где ъ обозначает глухой звук, сходный с ы); 3) что не всюду выдержана расстановка ударений, хотя в общем следует читать слова, написанные без ударения, так, как они произносятся в современном литературном наречии. Относительно ударений А. А. Шахматов обратил наше внимание еще на следующее обстоятельство: в Петрозаводском и Повенецком уездах весьма обычно явление переноса ударения с конечного слога на первый слог слова; нет сомнения, что явление это обязано влиянию соседнего корельского населения; при этом перенос с серединного слога на начало слова не известен. Так рядом с обычным сестра, вода, топор, вино, отворить, ожила (при сестра, вода, топор, вино, отворить, ожила) мы среди русского населения названных уездов не найдем произношения, как корова, колено, поставить, скорея (вместо корова, колено, поставить, скорея).

В виду общего переноса ударения с конечного слога на первый, слова с подобным перенесенным ударением не могут представлять интереса для изследователя, но это нисколько не ослабляет значения других случаев, где Олонецкие говоры расходятся в ударениях с обычным нашим произношением. Это обстоятельство побудило А. А. Шахматова точно передать ударения своих записей.

В заключение выражаем сожаление, что А. А. Шахматову не удалось вспомнить имен некоторых из тех лиц, от которых им записаны сказки.

78

Иван Попович и прекрасная девица^[30]

Жил-был свещенник (как у нас в Кондопоги всё ровно). Была у него жона, и было у ней три дочери, был у них згляд ясного сокола, бров у них была чорного соболя, лицинько было белое и щоцьки у них алыи, оченно были девици бравыи. Был у него единый сын Иван Поповиць (изотчины у него не было). Жили они побыли, маменька у них и померла. Вылили ёны патрет чугунный, снесли к Божьей Матери, в церьквы поставили. Потом стал у них татинька нездоров (тому помереть надо); стал ён сыну своему наказывать о дитях своих: как болшой доцери придёт перьвый сват, за того и выдать доцьку, и другой доцери так же, как придёт перьвый сват, так и дать ю такождо, и так же и третьей дочери, как перьвый жених посватает, за того и выдать нужно. «И, сын мой любезный, Иван Поповиць, не одержать слова моего: как придут женихи, так за перьвых женихов отдать их». Тут жили-побыли, татинька и помер. Слили патрет на татиньку такой же чугунный и так же к Богородици в церков к собору поставили (к жены так и поставили патрет, патрет о патрет).