Сэвилл

По дороге к автобусной остановке он посматривал по сторонам, но Коннорса нигде не было. На остановке уже выстроилась очередь. Первые несколько миль он ехал стоя. Когда он поднялся на крыльцо, было уже шесть — он вышел из дому больше десяти часов назад.

Отец спустился на кухню и слушал, сидя за столом, пока мать собирала чай.

— Значит, вы уже начали заниматься?

— Французским, — ответил он и сказал еще про грамматику.

— А на дом вам что-нибудь задали?

— Учить уроки дома нам велели час.

— Ну, тебе пора за них браться, — сказал отец.

— Пусть сначала выпьет чаю. И отдохнет, — сказала мать. Они смотрели, как он ест.

— А учителя у вас какие?

— Их там называют наставниками.

— Наставники. Наставники. А какие они?

— Строгие очень.

— Так ведь иначе, наверное, толку не добьешься.

Он достал свой дневник.

Отец взял его, перелистал страницы.

— А это для чего?

— Чтобы отмечать, кто хорошо трудится, а кто плохо.

— Верят, значит, в труд, — сказал отец.

— У них и девиз такой: «Труд — это удовольствие». — Он потрогал эмблему на куртке.

Отец засмеялся.

— Ну, уж не там, где я тружусь, — сказал он. — Тот, кто написал такое, никогда на шахте не бывал.

Он прочел расписание, низко нагибаясь над страницей.

— Латынь, ага, ага. Химия, физика — порядком для одной недели. Четыре математики. Родной язык четыре раза. Да нет, пять, — добавил он, ведя пальцем по строчкам.

Немного погодя отец начал собираться на работу. Он стоял во дворе, подтягивая седло.

— Регби у тебя, значит, завтра.

— Угу, — сказал он.

— Ты уж выложись по-настоящему.

— Угу, — сказал он.

Отец поглядел на него.

— Они не важничают, не задираются?

— Нет, — сказал он.

— Может, тебе там не по себе?

— Нет. — Он помотал головой.

— Это очень хорошая школа.

— Ну, ладно, ладно, — сказала мать. — Не лучше, чем он того заслужил.

— Пожалуй, что и так, — сказал отец.

Он сел на велосипед.

— Ну, удачи тебе па завтра, если утром не увидимся, — сказал он.

Колин стоял во дворе и смотрел ему вслед. Потом поднялся к себе в комнату. Сидя на кровати, он произносил гласные, заучивал указанные учителем слова.

Через час к нему вошла мать.

— Пора тебе ложиться, голубчик. И так уж засиделся.

— Я еще не все слова выучил, — сказал он.

— Но ведь ты просидел, сколько вам велели.

— Я же их не выучил.

— Я дам тебе записку, что ты учил, сколько положено, — сказала она.

Он начал раздеваться. На пустыре за окном играли Батти и Стрингер. Прежде чем лечь, он спустился вниз.

— Ты не пиши, — сказал он. — Я сам ему объясню.

— Не беспокойся. Я ему напишу. Ты ведь учил, — сказала мать.

— Я сам ему объясню, — сказал он. — А тебе писать не надо.

Она смотрела, как он поднимается по лестнице. Лежа в кровати, он слышал, как она ходит по кухне, и слышал, как Стивен за стеной ворочается с боку на бок. Наконец двери были заперты, окна закрыты, и мать медленно поднялась по лестнице.

Она вошла к Стивену. Он услышал, как скрипнула кровать, когда она подоткнула одеяло. Она приотворила дверь его комнаты.

Он лежал тихо, и дверь закрылась.

Солнце еще не зашло, из-под занавески пробивался свет. Он уснул, а в ушах у него отдавались голоса Стрингера и Батти.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

12

Узкая дорожка вилась позади больших кирпичных домов, а потом выводила к огромному спортивному полю, разбитому на игровые поля и площадки. За изгородями еще несколько площадок уходили к близкому горизонту, ограниченному деревьями и домами.

В середине главного поля натянутые веревки ограждали разметку для крикета. Там, где дорожка выводила на поле, стоял кирпичный павильон, а рядом с ним еще один, поменьше — деревянный, выкрашенный зеленой краской. Он выглядел обветшалым, доски внизу начинали подгнивать. Там уже раздевались мальчики его возраста.

Две тускло освещенные комнаты были полны ребят. Он вдруг заметил, что кто-то сбросил его одежду с колышка. В конце концов он сложил ее в ранец и, выждав, чтобы все ушли, повесил ранец на уже занятый колышек возле двери.

Младших мальчиков собрали у дальней стороны ноля. Там стояли два учителя — Плэтт, коротконогий и коренастый, и еще один, которого он видел в первый раз, тоже невысокий, по щуплый. Он то и дело медленным нерешительным жестом приглаживал редкие седые волосы. Глаза у него были темные и влажные. Он спрашивал у мальчиков их фамилии, сверялся со списком, который держал в руке, и кивал.

На площадках у концов поля взад и вперед бегали другие ребята, там проверялись фамилии, звучали свистки, а возле высоких, выкрашенных в школьные цвета сине-желтых ворот мальчики ростом со взрослых мужчин начали разминку.

— Кто из вас, мальчики, играл в регби по правилам союза? — спросил Плэтт и дунул в свисток. — Будете вы слушать, что вам говорят! — закричал он.

Колин прыгал на месте. Его бутсы были стоптаны по внешнему краю, рубашка была ему велика. Он подвернул рукава, а низ продернул между ногами. Когда он бежал, то чувствовал, как ее край болтается сзади.

— Те, кто играл в регби по правилам союза, — сказал второй учитель, — станьте вот здесь.

Он отошел к столбу ворот, и вокруг него собралась кучка ребят.

— Кто-нибудь играл в регби по правилам лиги? — сказал Плэтт.

Двое-трое мальчиков подняли руки.

— Нам здесь профессионалы не требуются. — Он хохотнул. — Но пока мы с выводами торопиться не будем, — добавил он и обвел их взглядом.

— В это время года в здешних краях играют в три спортивные игры, — сказал Плэтт. — В футбол — игру, которую, по моему мнению, следовало бы оставить для девочек. В регби по правилам лиги — чаще всего ради денег. И наконец, в регби по правилам союза — это честная и справедливая игра, принятая в наших старейших университетах, а также в школах с почтенными традициями. Это игра, которая была придумана джентльменами, а потому, естественно, в нее играют, как подобает джентльменам, о чем следует твердо помнить всем, кто будет играть в нее под руководством мистера Хепуорта и моим. — Он протянул руку в сторону щуплой фигуры у ворот. — Мы, разумеется, хотим подобрать команду для встреч с младшими учениками других школ. У вас у всех будет возможность состязаться за место в ней, по все вы, и особенно те, кто усвоил манеры профессионалов, должны помнить, что и мистер Хепуорт, и я выше всего ценим джентльменское поведение и неукоснительное соблюдение правил при любых обстоятельствах. Драки, злобность, неоправданные пробежки с мячом и прочее, что отличает игру профессионалов, должен вас предупредить, школе короля Эдуарда не требуются. Хорошенько это запомните. — Несколько секунд он озирал фигуры в полосатых рубашках, потом добавил: — Ну так вот, те, чьи фамилии я назову, строятся вон там.