Сэвилл
Шрифт:
Немного времени спустя нескольких мальчиков отослали с поля. Они уходили медленно, цепляя ногу за ногу, некоторые с полным равнодушием. Потом со стороны павильона донеслись их голоса: они перекликались, выбегая из дверей после душа.
К концу дня на поле их осталось не больше половины. Колин бегал взад и вперед. Он никогда еще не играл в регби. В первый раз получив мяч, он кое-как отбросил его мальчику, который был выше и плотнее.
— Вы! Вы там! Вы что, никогда не передавали мяч? — сказал Плэтт.
Колин взял овальный мяч и прижал его к груди.
— Шнуровка повернута
Он бросил мяч.
Плэтт покачал головой.
— Постойте пока в сторонке, — сказал он.
Колин стоял с другими мальчиками у края поля и ждал, что их сейчас отошлют. Остальные группы уже уходили. Только старшие мальчики еще бегали с мячом.
— Вы! Вы там, мальчик! — позвал Плэтт.
Он побежал назад.
— Вы знаете, как строят схватку, мальчик? — сказал Плэтт.
Он опустил голову и просунул руку под локоть мальчика рядом. Они просунули головы между боками стоявших впереди. Он увидел, как в плотный круг игроков влетел мяч и проскользнул у него под ногами.
Игра продолжалась. Мяч задержался у него в ступнях. Он подхватил его и побежал.
Он проскочил мимо одного мальчика, потом с противным хрустом налетел на других.
Он свалился им под ноги. Увидел носки и пятки, взлетающие возле самого его лица, отпустил мяч и откатился в сторону.
— Хорошо сыграно, мальчик! Вот так и надо, — сказал Плэтт.
Он снова бежал с мячом. Он сшиб кого-то с ног. Теперь игра доставляла ему смутное удовольствие. Но он не старался привлекать к себе внимание.
Потом игра кончилась, и Плэтт прочел фамилии:
— Николс, Бирсфорд, Джонс, Сэвилл. — На нем список кончался. — Те, кого не назвали, в следующий раз пойдут к мистеру Ходжесу на поле Спайоп-Коп, — сказал мистер Плэтт.
Учителя ушли. Двое-трое мальчиков ушли с ними. Остальные пошли туда, где играли старшие. Они называли и показывали друг другу игроков: Своллоу, Трэнтер, Смит-старший, Корнфорт. Земля дрожала, когда они пробегали мимо. После каждого столкновения в дерне оставались бурые шрамы.
Он пошел в павильон. Руки и ноги у него ныли. В глубине комнаты был умывальник, но мальчики почти все одевались сразу, не смывая грязи.
К автобусной остановке он еле брел. Бутсы натерли ему ноги, плечи болели от тяжести ранца. В автобусе он заснул, приоткрыл глаза, когда их тряхнуло на горбатом мостике, но заставил себя очнуться, только когда автобус, громыхая, въехал в поселок.
Вечером он засиделся над уроками совсем допоздна. Кроме французского, надо было приготовить математику и латынь. А с латынью, как он ни бился, у него ничего не получалось.
— Ты три часа ее учишь, — сказала мать. — Мне самой давно пора ложиться, а уж про тебя я к не говорю.
— Нет, я должен справиться, — сказал он.
— Дай мне тетрадку, — сказала она. — Я ему напишу, что ты устал.
Он прикрыл тетрадь рукой.
— Да ведь если ты будешь так себя изводить, то к концу недели наверняка заболеешь.
Он лег спать, так и не доучив. Утром он опоздал на свой автобус и уехал только через полчаса.
Утренняя
молитва уже началась. Он и еще несколько ребят ждали снаружи. Потом их впустили, записав фамилии.— Что такое? Один мальчик опоздал сегодня утром? — сказал Ходжес, когда проверял журнал после большой перемены. — Да неужели Сэвилл с двумя «эл»? Уж не потому ли, что выяснял, как пишется его фамилия?
— Нет, сэр, — сказал он.
Тетрадь по латыни он уже сдал.
— Отличился, как я слышал, на спортивном поприще. Так мне сообщили мистер Плэтт и мистер Хепуорт. — Он смотрел на него поверх очков через весь класс. — Регби никаких привилегий вам не дает, мальчик. Как бы прекрасно вы ни играли. Вы поняли это, Сэвилл с двумя «эл»?
— Да, — сказал он.
— Ну-с, два «эл», надеюсь, мне не придется больше видеть пометку «опоздал» против вашей фамилии. — Он снял очки. — Покажите мне ваш дневник.
Он пошел с дневником к столу.
— Я запишу вам замечание, два «эл», в предостережение не только вам, но и всем остальным. — Ходжес поглядел по сторонам и достал ручку. — Замечание в самом начале учебного года — вещь очень-очень скверная. Оно задает тон дневнику, изменить этот тон нелегко, особенно новичку. А ведь наставники всегда смотрят в его дневник, чтобы узнать, что он за мальчик.
— Я опоздал на автобус, — сказал он.
— Все мы опаздываем на автобус, два «эл», если лежим в постели, пока не опоздаем на автобус, — сказал Ходжес.
Он промокнул замечание, написанное красными чернилами, и отдал ему дневник.
— Пусть это послужит уроком всякому, кто склонен опаздывать на автобусы, — сказал он. — Ну-с, идите на место, два «эл».
Он сел и открыл дневник. В графе для замечаний было написано: «Третье утро в школе с опозданием, Дж. Т. X.»
Он поднял руку.
— В чем дело, два «эл»? Что-нибудь случилось?
— Вы тут написали неправильно, — сказал он.
— Что такое, Сэвилл?
Он увидел, что глаза за очками прищурились. Лицо Ходжеса налилось краснотой.
— То, что вы написали у меня в дневнике, — сказал он.
— Что такое, мальчик? — Ходжес помолчал. — Вы знаете, как надо обращаться к наставнику, Сэвилл?
— Да, сэр, — сказал он.
— Это первое «сэр», которое я услышал, Сэвилл, с того момента, как вы встали.
— Вы так записали замечание, сэр, что получается, будто я опоздал три раза подряд.
Ходжес опять помолчал.
— Прочтите мне, что там написано, Сэвилл.
— «Третье утро в школе с опозданием», — прочел он вслух.
Ходжес помолчал.
— Мне кажется, это совершенно ясно, — сказал он. Потом вынул ручку. — В таком случае дайте мне ваш дневник еще раз, Сэвилл.
Он прошел через весь класс к столу. Звонок на урок уже отзвенел.
— Я запишу вам второе замечание, Сэвилл, за дерзость. Мне незачем объяснять вам, насколько серьезная вещь два замечания за один день. Три замечания за неделю — и я обязан доложить о вас мистеру Уокеру. В пятницу в это время я снова попрошу вас подать мне дневник. И если окажется, что какой-нибудь другой наставник счел нужным подтвердить мое мнение о вас, от меня уже больше ничего не будет зависеть.