Сэвилл
Шрифт:
— Конечно, бери. Я не хочу есть, — сказала она, обрадовавшись его просьбе.
Он доедал плюшку на ходу. За рынком они попали в густой поток прохожих — девочки шли под руку, а Колин и Стэффорд по бокам, если их не оттирали встречные.
— Не желаешь ли прогуляться по парку, радость моя? — сказал Стэффорд.
— Это тебе хочется там гулять, и мы знаем почему. Верно, Одри? — сказала Мэрион.
Одри посмотрела на Колина и улыбнулась.
— У этого молодого человека только одно на уме, — добавила Мэрион.
Одри засмеялась и тряхнула головой.
— Мы могли бы созерцать деревья, не говоря уж об утках и иных принадлежностях нетронутой природы, — сказал Стэффорд.
— Нет, вы послушайте, как он выражается, — сказала Мэрион. — Вот к чему приводит изучение латыни!
— А вы разве не учите латынь? — сказал Стэффорд.
— Одри учит. А я занимаюсь современными языками, — сказала Мэрион.
Они прошли через центральную площадь и начали спускаться к вокзалу по крутому, мощенному булыжником проулку. Девочки теперь шли впереди. Здесь прохожих было относительно немного.
— Мы смотрим на твои ножки, Мэрион, — сказал Стэффорд.
На Мэрион были чулки со швом, на Одри — белые гольфы.
— Я бы попросила вас глядеть на что-нибудь другое, — сказала Мэрион. Юбка закрывала ее ноги до половины икры.
— А на что другое? — сказал Стэффорд.
— Будь ты джентльменом, радость моя, тебе не нужно было бы спрашивать, — сказала Мэрион, слегка покачивая юбкой.
— Я мог бы смотреть и повыше, но ведь мы видим только твою спину, лапочка, — сказал Стэффорд.
— Обойдешься, радость моя, — сказала Мэрион и крепче прижала локоть Одри. — Верно, Одри, дорогая? — добавила она.
Они подошли к лестнице, которая вела на привокзальную площадь.
— И вообще нас ждут дома к чаю, верно, лапочка? — Мэрион повернулась к лестнице, и они с Одри быстро взбежали по ступенькам.
— Послушайте, по лестнице надо подниматься осторожнее, — сказал Стэффорд. — Вы и не представляете, сколько показываете тем, кто идет сзади.
Но девочки только крепче сцепили руки и, лавируя между такси, со смехом побежали через площадь к черному каменному вокзалу. Он был низкий, с островерхой крышей, каменной башенкой, увенчанной часами, и широким железным навесом. Девочки скрылись внутри.
— А когда поезд? — спросил Колин.
— Обычно мы ездим пятичасовым. Но наверное, народу будет много, — сказал Стэффорд. — Вот четырехчасовой часто отходит почти пустой, и можно запять все купе. — Он покосился на него. — А ты разве не поедешь?
— У меня нет денег. Только обратный билет на автобус.
— Я тебе одолжу. Я сейчас богатый, — сказал Стэффорд. — Отдашь, когда сможешь. — Он взял его за локоть и добавил: — Они же думают, что ты с нами едешь.
Он уступил, и Стэффорд купил ему билет. Через калитку в деревянном барьере они прошли на перрон. Девочки ждали в дальнем его конце. Они стояли на тележке носильщика и глядели через ограду на улицу внизу. Через туннель под вокзалом проезжали двухэтажные автобусы.
За
концом перрона рельсы пологой дугой уходили к реке. Вдали виднелась широкая панорама лесистых холмов, начинающихся чуть ли не от самой окраины города. Среди них кое-где вставали терриконы.— А ну, поглядим, во что вы сумеете попасть, — сказал Стэффорд и протянул девочкам несколько медяков.
— Мне не нужно, — сказала Одри и отдала монеты Колину.
Мэрион уже перегнулась через перила. Она уронила медяк, и они смотрели, как он, подпрыгнув, покатился по булыжнику вниз. Стэффорд уронил свой медяк: он ударился о крышу автобуса и отлетел на мостовую. Девочки засмеялись и отдернули головы.
— Нет, правда, радость моя, если ты не перестанешь, они сюда придут, — сказала Мэрион. Она бросила второй медяк и засмеялась, потому что прохожие внизу, услышав звон монеты, начали задирать головы.
— Так ведь можно и поранить кого-нибудь, если попасть в голову! — сказала Одри.
— Мы же их не бросаем, а только роняем, верно, лапочка? — сказал Стэффорд.
Показался поезд. Паровоз, пыхтя, замедлил ход и встал перед мостом.
Из первого купе вышли два человека, и Стэффорд быстро прыгнул туда. Он спустил шторки на окнах, а когда они вошли, закрыл дверь и запер ее.
— Садитесь возле окон, девочки, — сказал он. — Так, будто все места заняты.
Он опустил окно и осторожно выглянул наружу.
— Надо озабоченно вертеть головой, тогда никто сюда не войдет. Подумают, что полно, — сказал он, тревожно оглядывая перрон. Вдоль поезда хлопали двери. Раздался гудок. Поезд дернулся, пошел, снова почти остановился, потом, набирая ход, прогромыхал по мосту. Сквозь стенку доносился перестук паровозных рычагов.
— Ну и темнота! Кто это? — сказал Стэффорд. Он поднял окно, спустил штору и теперь шарил рукой по диванчику.
Девочки завизжали.
— Эй, Колин, поди сюда, помоги мне, — сказал он.
Девочки снова завизжали.
— Чья же это рука? — сказал Стэффорд. — Э-эй! — добавил он. — Я нашел какую-то ногу!
Мэрион взвизгнула.
Колин обнаружил, что обнимает Одри. Он притянул ее к себе, прижался губами к ее щеке, потом снова — но на этот раз поцеловал ее волосы.
Он услышал, что она смеется.
Она попыталась отодвинуться. Он крепче сжал руки. На секунду их губы встретились.
Колеса загрохотали — поезд шел по глубокой выемке.
Потом грохот стих.
— Нет, правда, — сказала Мэрион из дальнего конца купе. — На это я не согласна.
Шторка взвилась вверх.
В купе хлынул дневной свет.
— Нет, правда, он жуть какой, — сказала Мэрион. Она прижималась к стенке. Стэффорд лежал, вытянувшись во всю длину диванчика.
Колин отпустил Одри, откинулся на спинку, покосился на Одри и снова посмотрел на Стэффорда.
— Я пересяду к тебе, Одри, — сказала Мэрион, проскользнула мимо протянутой руки Стэффорда и упала на диванчик рядом с Одри. — Нет, правда, они жуть какие, ведь верно? — сказала она.