Шах и мат
Шрифт:
Темный, напряженный взгляд глубоко посаженных глаз…
Вспыхнув, останавливаю себя. К счастью, Джексон выбирает этот момент, чтобы съесть мою ладью, и попадает в ловушку. В нем слишком много художника и недостаточно воина. Я выигрываю за четыре хода, и он пожимает мою ладонь со смущенной улыбкой, которая показывает, что он сбит с толку.
– Впечатляет, – говорит он. – Удивительно. Твой стиль напоминает… – Его взгляд перемещается куда-то за мое плечо. Он останавливается, трясет головой и покидает помост.
Когда я оглядываюсь в поисках Дефне, то замечаю, что несколько журналистов с любопытством на меня поглядывают.
Но когда столы для полуфиналистов готовы, до меня наконец доходит. Сойера объявляют в паре с Этьеном Пуази. Я инспектирую мозг, чтобы убедиться, что это не мое имя. Фух. И, довольная, направляюсь к своей доске в надежде, что Дарси не сильно расстроится, когда я распотрошу ее питомца.
В этот момент замечаю Мальте Коха, сидящего со стороны белых.
И резко останавливаюсь.
Нет. Нетушки. Фигушки вам. Я не собираюсь играть против какого-то мудака, чье понимание разницы между полами осталось в тридцатых годах прошлого столетия. Ни за что на свете я…
– Все в порядке? – спрашивает организатор турнира, заметив мою нерешительность.
Да я лучше буду пить спрей для тела «Акс», пока дикие еноты пируют моим вскрытым костным мозгом, чем сяду напротив этого выродка.
– Ага, – сглатываю я.
Ухмылка Коха вызывает во мне такое непреодолимое желание влепить ему пощечину, какого я еще не испытывала никогда, но то, как он обращается с фигурами, выдает в нем опытного игрока. Каждый раз, передвигая фигуру на новую клетку, он слегка касается пальцами верхушки, будто стряхивает пепел с сигареты. Теперь я хочу содрать с него кожу и использовать в качестве новой обивки для маминого дивана.
Тут он начинает говорить:
– Смотрю, ты добралась до полуфинала.
– Очевидно.
– Ты здесь в рамках программы «Загадай желание»? Может, тут всех предупредили, что тебе надо поддаться? Только жаль, меня забыли.
Я хожу пешкой в ответ на его вариацию испанской партии [29] , от которой меня начало тошнить, пока я читала о ней последние две недели. Уверена, по правилам он не должен разговаривать со мной во время моего хода. Почти уверена, но, к сожалению, не на сто процентов.
– Ты знала, что турниры на выбывание еще называют внезапной смертью? Ну, типа ты проигрываешь – и как бы сдохла.
29
Испанская партия, или дебют Руя Лопеса (1540–1580), – входит в число самых популярных дебютов в партиях гроссмейстеров, изобретателем которого считается испанский шахматист, один из первых в мире теоретиков и мастеров современных шахмат.
Я напрягаю челюсть:
– Разговаривать обязательно?
– А что? Бесит?
– Ага.
Еще одна ухмылка.
– Тогда да, обязательно.
Мне хочется подрезать тормоза в его машине. Совсем чуть-чуть.
– Знаешь, – продолжает он будничным тоном, – мне больше нравится, когда женщины знают свое место и участвуют только в женских турнирах. Есть некое очарование в естественном порядке вещей.
Я поднимаю голову
и приторно улыбаюсь:– А мне больше нравится, когда мужики затыкаются и засовывают ладью себе поглубже в задницу, но мы не всегда получаем то, о чем мечтаем.
Улыбка Коха становится шире. Он поднимает руку, чтобы сообщить организатору турнира, что ему нужно что-то сказать.
– Простите, не могли бы вы попросить мисс Гринлиф не выражаться?
Организатор испепеляет меня взглядом:
– Мисс Гринлиф. Вы здесь новенькая, но правила никто не отменял. Они одинаковы для всех.
– Но… – начинаю я и тут же замолкаю, чувствуя, как горят щеки.
Я убью его. Я убью Мальте Коха собственными руками. Или сделаю кое-что почти столь же прекрасное: уничтожу его чертового короля.
Возможно.
Может быть.
Если у меня получится.
Самое ужасное, я совсем не удивлена, что Кох второй в мире. Он превосходный игрок. Пытаюсь прижать его королеву, но он ускользает. Пытаюсь взять под контроль центр поля, но он выдавливает меня назад. Пытаюсь прорваться через его линию обороны, но он не просто отбивается от моей атаки, а начинает собственную, благодаря которой едва не ставит моему королю шах.
«Очень опасный игрок», – говорю я себе.
«Вдобавок, он самый вонючий мешок с дерьмом, который ты когда-либо встречала», – добавляет внутренний голос.
Я позволяю себе что-то вроде смешка и вновь устремляюсь в атаку.
Наша партия длится дольше прежней. Прошло уже семьдесят минут, а мы все еще сражаемся. Я съела его королеву, но он забрал моих ладью и коня, и плотный, железобетонный страх начинает подниматься со дна моего желудка. Я начинаю потеть. Затылок горит, волосы липнут к коже.
– Что ты здесь забыл? Пришел посмотреть на мой мастер-класс? – Кох говорит так тихо, что вряд ли микрофоны журналистов смогут уловить хоть слово.
Но говорит он не со мной.
– Она добьет тебя меньше чем за пять ходов, – глубокий, уверенный голос звучит из-за моей спины.
Я узнаю его обладателя, но не оборачиваюсь, даже когда шаги стихают.
Сойер определенно бредит. Победа мне точно не светит. В этой позиции я почти ничего не могу сделать. И, как уже говорила, уровень игры Коха…
Оу.
Оу.
Внезапно до меня доходит. Меньше чем за пять ходов. Да. Да, мне нужно всего лишь…
Передвигаю пешку. Беззвучное, безопасное движение, но Кох тут же прищуривается. Он понятия не имеет, что я замышляю, и, наверное, думает, что я, как обычно, атакую исподтишка. Пока он изучает доску, будто где-то там спрятан военный шифр, я откидываюсь на спинку стула и позволяю себе расслабиться. Беру ручку, записываю свой ход и, чтобы чем-то себя занять, пытаюсь нарисовать портрет Голиафа. Это глупое чудовище и правда проникло в мое сердце.
Кох ходит конем. Я тут же отвечаю слоном, чем запутываю его окончательно. После повторяю свой ход, затем снова и снова, пока…
– Время вышло, – сообщает организатор.
Кох поднимает глаза, они широко открыты, губы вытянулись в тонкую линию. Тут до него доходит.
– Ничья. Черные двигаются дальше.
Кох напрягает челюсть. Ноздри гневно раздуваются. Он смотрит на меня так, словно я украла деньги, которые он отложил на обед, и купила себе боа из перьев. Хотя, давайте начистоту, все примерно так и было.