Шальная мельница

В общем, неважно. С тех пор Аня была почти всегда сама в себе, а я говорила за нас двоих. Знаешь, - печально хмыкнула, - со временем я уже привыкла. И было это не остановить. Миша часто с меня смеялся, что я больше из-за этой своей странной излишней болтливости на сумасшедшую похожа, больше даже, чем та же Аня. Да и ты такое... что-то в этом роде говорил. Хотя... тогда я была еще не настолько... сумасбродна. В общем, неважно. Что было, то было. Тем более, ее уже не вернуть.

– Мне жаль.

Киваю головой, вторя его словам.

– Мне тоже... Только, - резвый разворот, взглядом уткнулась в глаза своему герою.

– Ты так и не сказал, как тебя зовут.

И снова смущенно смеюсь, давясь неловкостью.

Шумный вздох. Поддается на мой напор. Глаза в глаза. Добрая, нежная улыбка.

– Шалевский. Георгий Станиславович. Он же Гоша, Гера, Жора - как душе твоей угодно.

Ухмыляюсь.

Положить голову обратно на грудь своему Водителю и загадочно, смакуя каждым словом, повторить:

"Георгий Станиславович..."

***

Утопая в сладострастном дурмане, едва не уснула прямиком вот так, в его объятиях. Из полудрема вырвал нас настырный, нозящий странный звук. Звонок его телефона.

Нехотя дрогнуть, потянуться к брюкам и достать аппарат.

– Да?
– не без злобы гаркнул.
– Привет. Что, прям сейчас? А Коля, Костя, да Быстрык, на крайняк?... Черт бы вас побрал. Да, еду! ЕДУ!

Рявкнул и тут же отбил звонок.

Взгляд около. Живо привстаю и заглядываю ему в лицо:

– Что-то случилось?

– Да на работу вызывают. Дело появилось, и теперь срочно ехать в лес, в чертову тьму-таракань.

– А что там?

Уставился в глаза. Пристально изучает, а затем вдруг улыбнулся.

– Кое-что искать.

– Кое-что - это что?

Смеется.

– Уж так интересно?

Поддаюсь на его улыбку и вторю тем же.

– Ага...

Цыкнул.

– Лилька, Лилька. Труп искать. Довольна?

Криво усмехаюсь. Еще миг, еще один вздох - и осмеливаюсь:

– А можно я поеду с тобой?

Удивленно выгнул брови.

– Шутишь, да?

– Нет, - вполне серьезно отвечаю, неосознанно закачав головой.

– Давай лучше ты меня дома дождешься. До ночи, надеюсь, вернусь. А?

Обмерла я, словно окатили меня чем-то жгучим. Безумно страшно... сейчас его отпустить. Да и вообще...

– Пожалуйста. Можно я поеду? Меньше всего я сейчас хочу... остаться одной. Прошу, Гош...

Криво ухмыльнулся.

– Что-что, а упрашивать ты меня умеешь, - рассмеялся невесело.
– Ладно, поехали, только в машине будешь сидеть - и без пререканий. Не хватало мне еще потом и тебя ходить искать в том лесу.

Победно взвизгнула я от радости и коротко поцеловала его в губы.

Внимательный, трепетный взгляд друг другу в глаза - и притянул к себе, впился своими губами в мои, нежно, ласково, завлекая в свою странную, невообразимо чудесную сказку...

***

Пока его дождалась из похода, успела уже и выспаться в машине. Если поначалу еще тревожила мысль, что где-то тут было свершено кое-какое зверство, то скука и тихая музыка взяла свое.

Поехали ко мне. Но не успели и раздеться, как очередной звонок, очередной... на грани жуткой брани, кишащий раздражением и злостью, разговор моего Георгия со своими товарищами, вынудил оставить меня одну (в квартире), наедине со своими разгоряченными, глупыми мечтами.

– Хорошая моя, солнышно, не жди уже меня. Ложись спать. А завтра с утра созвонимся и придумаем, где и как пересечемся. Идет? Так... номер я же тебе свой оставил?
– казалось, это уже он больше себе бормотал, чем мне.
– И твой себе забил. Верно?

– Верно, - кривлюсь от обиды.
– Только это... Гош...

– А?
– уставился с удивлением.

– Можешь не называть меня... ни солнышком, ни котенком, ни пупсиком, ни кем-то еще из этой... эпопеи жутких ласкательных словечек? Без обид, хорошо?

Изучающий взгляд, а затем вдруг зашевелился, подошел ближе, обнял, притиснул к себе - не сопротивляюсь. Глаза в глаза.

– А что так?

Взволнованно сглотнула слюну: страшно сейчас ляпнуть что-то неверное, дурное и отпугнуть свою удачу.

– Просто... бесят они меня. Если, по началу, может, в них и есть какой-то смысл, искренность, то потом затираются или превращается в блеф. Понимаешь?

Загадочно ухмыльнулся.

– Понимаю. Еще как понимаю. Значит, просто... Лиля?

Смеюсь.

– Ну, можно пару раз козой назвать, но только, если заслуженно.

Захохотал мой Шалевский.

– Козой, говоришь?

Улыбаюсь:

– Ага.

– Ох, ты ж, моя козочка, - сладкой силой сжимает в своих объятиях, зарылся в волосы и прилип поцелуем к шее, а после - шепчет.
– Но тогда мне придется признать, что я - козел, а меня это... как-то не особо вдохновляет.

Смеюсь. И снова глаза в глаза.

– Так что... Лиля. Моя прекрасная, голубоглазая Лиля. Ладно, - шумный вздох, провел руками по волосам, короткий поцелуй в губы и отрывается. Шаги к двери.
– Жди меня, и я непременно вернусь.

Ухмыляюсь.

Молчу... испуганно лишь, взволнованно сверлю взглядом, а сердце сжимается, словно проклятое, чует неизбежное горе.

***

Утром весточки так и не дождалась от своего Георгия. Да и самой звонить особо некогда. И хоть на пары только к двум, с утра сегодня - отнюдь не сладкий сон, а непременно нужно было быть на работе. За вчерашним сумбуром и накалом страстей совсем забыла завести будильник. А потому сейчас, словно ополоумевшая, напялив первую попавшуюся одежину, схватив в охапку сумку, мчу на остановку, искренне взывая к судьбе смиловаться и подать нужный автобус не через полчаса-час, как это иногда бывает, а непременно сейчас...

***

– В смысле, уволена?

Скривилась девушка из отдела кадров. Пожала плечами.

– Директор сказал... уволить, значит... уволить. Заходите завтра за расчетом.

... началось. Особо ничего никому не доказывала. Толку с этого скандала? Да хоть лицо раздери этому индюку-начальнику. Если он прогнулся под натиск Ярцева, то прогнулся. И тут уж ничем не поможешь и ничего не поделаешь. А это - бесспорно дело рук Михаила, сто процентов, и к гадалке не ходи. Посмотрим, на что еще эта скотина способна. Хотя, чего смотреть, и так знаю...