Шальная мельница

– А Ваше равнодушие несет Вам покой? И Вы не боитесь ничего?

Хмыкнул. Обмер, в рассуждениях.

Еще немного - и осмелился:

– Боюсь. Вот только за маской безразличия всё потом легко скрыть, утаить, сблефовать, а потому - в итоге, и не проиграть.

– А Вам не кажется, что... с уходом интереса - уходит и жизнь из Вас. И дальнейшее существование - просто...

– Отбывание срока, - перебивает.
– Так и есть. Но, а разве вы, утопая в горе, в гневе, отчаянии, не чувствуете себя так же? Словно согрешили в прошлой жизни - и теперь расплачиваетесь сполна.

– Нет.

От удивления даже подался головой назад. Взгляд в зеркало заднего вида.

– Нет?
– переспросил.

– Нет, - закачала та головой.
– Пока есть надежда - нет.

– Ну-ну...

И вновь тишина. И вновь молчание. Каждый нырнул в свой собственный колодец рассуждений, перебирая постулаты мировоззрения, взвешивая на весах рациональности и делая, наверняка, выводы, что, как и доныне, именно он (она), бесспорно, был (была), есть и будет прав (права).

– А еще..., - внезапно отозвалась Лиля, отчего мы оба вздрогнули (но не обернулся).
– Я сбежала из детоприемника, а Аня - из психушки.

Обомлел, заледенел, Водитель.

(округлились и мои очи)

Отрешенный взгляд скатился на руки.

Не дышал.

– ... только она не опасна, - любезно добавила та.
– По крайней мере, не для других.

***

(А н я)

Последующие минуты, может, полчаса, а может, больше, казались сродни пыткам. Ошарашено, в ужасе, я бессмысленно пялилась в пол, а Лиля - отчаянно метала взгляды то на Водителя, то на меня, то за окно.

Дура, ох и дура... она.

Казалось, нет предела этому нарастающему безумию. А если и произойдет апогей сего жуткого откровения - то только в момент взрыва, предательства и расцвета нравственного поступка сознательного гражданина.

Не знаю, о чем сейчас думала Лиля, и какой еще сумасбродный поступок решится совершить, но с каждым промелькнувшим мимо нас километром пути, все упорней хотелось броситься из машины прямо вот так - если не на обочину, то под колеса. Сердце мое чуяло жуткую беду, а страх заживо сдирал кожу, стегал по оголенной плоти и давно уже растоптанной душе.

И, когда уже вот-вот, я была на грани сих страшных перемен и своего слабоволия, как что-то странное, ужасающее раздалось где-то рядом. Более того, казалось, что это происходит за нашими спинами.

Нервно, испуганно обернулись мы с сестрой, а затем уставились друг другу в глаза. Еще миг - и, ошеломленные безумными предположениями и неоспоримыми ощущениями, прозрев от мысли, что не мог этот ужасающий звук показаться одновременно нам обеим, тотчас повернулись к Водителю.

Раздраженно морщился, кривился молодой человек, явно изо всех сил сдерживая в себе ругательства. Еще минуты - и, нервически сглотнув слюну, прорычал:

– А это, - резкий, на скорости поворот, отчего мы с Малой даже дернулись, повалились на сидение.
– Мои грехи очнулись.

БА-БАХ: жуткое мычание из багажника...
– отнюдь не безумная фантазия разгоряченных детских умов.

Сражаясь с дрожью и сумасшествием, неожиданно резво, громко, на грани злобного, молитвенного крика, рявкнула Лиля:

– МУЗЫКУ хоть врубите!

Удивленно вздернул тот бровями (видимо, от неожиданного добровольного участия девочки в сим мерзком деле); тяжелый, шумный выдох - подчиняется. Шипение нерадивых волн радио, нажатия по кнопкам - и, наконец-то, тихая, незнакомая мелодия заполнила весь салон, лишь (но хоть) на долю скрыв, разрывающее душу и сознание, звучание...

***

(А н я)

И что теперь? И как теперь? Он уберет нас как невольных свидетелей? Или... один - один, и все мы в одной лодке?

Бежать? Как? Куда? Одной - еще как, а вот с Лилей... Или все равно настигнет? А если и спасемся, то только чудом.

Что ж, выбор невелик. Убьет - так убьет, хоть мучиться не станем. Наверно...

Смотрю на Лильку - и поражаюсь. Судя по всему, ее не колышет, не особо и смущает нависшая над нами эта угроза. Странное, больное доверие у нее к сему жуткому "невольному знакомому". Но насколько эта самоуверенность оправдана? И стоит ли ему, вообще, доверять хоть в чем-то?

Тягучая тишина, пугающая; топорное молчание между нами. "Грехи", наконец-то, мычать устали - и жить стало проще. Осталось только вердикта дождаться сего ката. Вердикта и наказания.

Пан или пропал... ведь судьба, по ходу, уже написана.

– В Прибреге высажу, - внезапно отозвался Водитель.
– Там на автобусе сами доберетесь в город.

– У нас денег нет, - поспешно, взволнованно отозвалась Лиля.

Скривился, взгляд через плечо:

– У воровок и нет денег?

Опустила голову.

– Мы же не всегда воруем. Один раз, да и то... у своей бабки.

Прожевал эмоции.

– А что, так не дала?

– Нет. Она, как и родители. Более того, даже ментов вызвала - Аня сама лично слышала. Вот мы у нее и..., да и то - на еду.

Шумно вздохнул, скривился. Протер глаза пальцами, прогоняя напряжение.

– Денег дам, но на большее - не рассчитывайте.

Удивленно уставилась я на мужчину, а затем живо перевела взгляд на Лилю. Казалось, странная связь засела между этими двумя больными рассудками. И уже чудно осознавать, что из всех здесь собравшихся именно я - "беглец из психушки", а не эти двое.

***

(А н я)

Замерли на обочине.

Поселок Прибрежный, буквально уже черта города - рукой подать до Калининграда.

Тяжелая, выжидающая пауза.

Лиля отчаянно сжимает в кулаке так щедро, великодушно врученные деньги и что-то медлит. Не решаюсь вылезти наружу и я, испуганно наблюдая за своей сестрой.

– Ну что, - первый осмеливается на финальный бой Водитель. Короткий взгляд на меня, затем на Лилю.
– Бывайте, малолетние преступницы.

Как-то так?

Ухмыльнулась, печально улыбнулась Лиля. Звонкий, горький вздох.

– А Вы бы свой ад проветрили, а то, как бы Ваши грехи от такой жары там не сварились.

Удивленно вздернул бровями. Ухмыльнулся едва заметно.

– Тебя хоть... как звать?

Немного помедлила (явно нарочно), а затем радостно, победно усмехнулась:

– Лиля.

Закивал вдруг головой, вторя каким-то своим скрытым мыслям.

– Прощай, Лиля, - перевел взгляд на меня.
– И ты Аня. Берегите себя.