Шаманский бубен луны
Шрифт:
Она достала из сумочки платок, смочила холодной водой, попыталась приложить к пылающему лицу подруги.
Ася отшатнулась.
— Не бойся, дай протру… У тебя вся тушь потекла.
— Иди ты… — отмахнулась Ася, пригляделась боком. — Какая страшная кривофиза!
Вера, словно капитулировав, отступила на шаг, затем, выждав момент, равнодушно плюхнула холодную тряпку на лицо подруги. От неожиданности Ася вздрогнула, брезгливо сморщилась, — но почувствовала, что прохлада действительно принесла облегчение.
— Я сделаю из тебя прынцессу. Крутой синяк! В жизни таких не видела!
Ася
— Сама виновата! — бросила Вера вдогонку. — А еще удивляешься, что до сих пор не целованная!
При чем здесь это, притормозила Ася и вдруг обиделась на всех: общечеловеческие чувства остались без взаимной жалости и сострадания. Весьма бездарная чепуха «для юношества».
Жалобно звякнула пружина, за Асей шумно захлопнулась дверь.
Вера посмотрела в заляпанное зеркало, улыбнулась своему отражению. «Душа моя! Милое создание!» Она поиграла накрашенными губками и послала самой себе воздушный поцелуй.
Глава 11
Белая роза
Тихо поскрипывая, холод неутомимо барабанил в окна силикатных пятиэтажек. Господствующая зима разыгралась не на шутку: третий день выла, свистела, бросала в пространство колючие ошметки снега. Щели в рамах, кропотливо утыканные комковатой ватой, все равно пропускали холод. Стекла звенели, дребезжали, будто пытались сбросить нарастающую наледь. Сложно, ох как сложно переносить температурные перепады — изнутри тепло, снаружи тоскливо. Стекло крепилось, кряхтело, покрывалось инеем, в какой-то момент тускнело, плакало. Слезы копились вокруг цветочных горшков, большими темными пятнами пропитывали желтые шторы, протекали на пол.
Гора одеял на кровати зашевелилась. Ася высунула нос, зябко поежилась. Левый глаз мгновенно отозвался болью. Отвернулась к стене, натянула на голову одеяло. Оно немного погасило встревоженные голоса из кухни. Если ругаются, значит, брат Саша в гостях. Неосознанно мать продолжала его воспитывать, внушала чувство ошибки в выборе партнера. Теперь она была недовольна его второй женой. К ней уже другие претензии: русская, грубая, гордая. Саша парирует, мать манипулирует. И снова… И опять выяснение отношений. Обычное семейное утро.
«Что на это раз не поделили?» — подумала Ася и глянула на будильник. Стрелки часов уже перебежали ту ненавистную черту, после которой необходимо ломать утреннюю нежность, подниматься в суровую реальность.
На кухне голоса переросли в ругань. А вот это уже сигнал тревоги. Ася выползла из кровати, сорвала листок с календаря, и вновь юркнула в теплую постель. Немного, всего чуть-чуть, две секунды покоя и…и дверь распахнулась, и в комнату полководцем ступила мать.
— Хватит дрыхнуть, сбегай за хлебом!
Ася тяжело вздохнула, хорошо, что она под одеялом и ничего не слышит.
— Чего вздыхаешь. Думаешь, не вижу. Быстро!
Быстро оделась, выскочила на улицу. Купила хлеб только в третьем магазине.
— Тебя только за смертью посылать, — не глядя на дочь, буркнула мать, ушла в ванную, где гремела стиральная машина.
Ася намазала масло на хлеб, окунула в песок. Кусала большими кусками, глотала
не прожевывая.С тяжелым баком белья на кухню протиснулась мать. Чтобы спрятать синяк, Ася отвернулась к окну. Мать отреагировала по-своему:
— Ца-ца! Вырастила тунеядку. — Грохнула бак на газовую плиту. Решетка под баком прогнулась, посыпалась окалина.
Ветер продолжал завывать, швырять стужу в замороженные стекла. Ася дождалась пока мать уйдет с кухни, допила теплый чай. Вскоре в ванне зашумела вода, чуть перекрыла голоса орущего в зале телевизора. На кухне намного теплее, чем в других комнатах, да и хлеб, только что принесенный из магазина, оказался на удивление свежим. Непонятно, как в такую погоду его доставили, ведь все дороги заметены. Неужели продавщица на собственном горбу притащила? Глупости все это. Просто так холодно, что даже хлеб кажется, горячим, словно его только что вытащили из печки. Ася отрезала второй здоровенный кусок.
На кухню вышел отец, сел на табурет спиной к батарее, сложил руки на коленях. Здесь тепло, мягко и уютно. После того неудачного сватовства он словно пропал из дома. Да, тело присутствовало, а души не было. Отцу нужен был покой, и он предпринимал реальные шаги для примирения, а мать создавала только иллюзию прощения. Вскоре отец перестал извиняться, понял, если бы жена хотела простить, давно бы это сделала. Ася сбегала в спальню, принесла отцу шерстяные носки.
— Надевай, — положила ему на колени.
Он поиграл босыми пальцами ног и только сейчас понял, что они замерзли.
И тут напротив отца очутилась разъярённая мать.
— Ты куда уселся! — заорала она.
Отец выронил носки, глупо уставился на жену.
— Ты совсем спятил? Ты это делаешь нарочно?!
Отец потянулся обнять.
— Не лапай меня. Убери руки. Убирайся! Там же пирожки.
Отец подскочил. Мать метнулась к табуретке, подняла полотенце, следом потянулись, захлопали рваные нити теста. Отец молча стоял рядом и переводил испуганный взгляд с кляксы теста на жену.
И тут Ася не удержалась от хохота.
— Ася, — предостерегающе сказал отец.
Ася выбежала из кухни, заперлась в комнате.
В дверях надрывно заверещал звонок.
Ася вздрогнула, в шее появилась резкая боль, словно по ней ударили ребром жесткой ладони. Одной рукой она схватилась за шею, второй запахнула халат, надетый поверх теплого спортивного костюма, и, без особой радости побрела к дверям. Видеть никого не хотелось. Разве что Деда Мороза, но до Нового Года еще три месяца. В прихожей рука потянулась к выключателю, но, помедлив секунду, перенеслась к замку.
Дверь распахнулась.
Вера внеслась, словно попрыгунья-стрекоза. Сбросила шубу на тумбочку, выпрыгнула из валенок. Затем хватила Асю за руку и затрясла с явным намерением оторвать. Вдруг что-то ее встревожило, она огляделась и скорее всего поняла, что здесь — в тесной и мрачной прихожей — ей неуютно и вообще эта халупа недостойна ее присутствия.
В Асиной комнате мать воевала с холодильником, пыталась из морозилки вытащить тушку курицы. Курица намертво вморозилась в стенки холодильника и вылазить не собиралась. Пришлось отключить холодильник.