Шарлатан 3

За два последних месяца года я еще несколько раз встретился с товарищем Пономаренко, который очень внимательно за моей работой следил. Он вообще стал «постоянным посетителем» московского телецентра на Шаболовке, где просматривал все мои выступления, причем часть он успевал посмотреть до того, как их в эфир пускали, а часть просматривал уже после их выхода. Но ни одно выступление он не отменил к показу, хотя пару раз все же сделал мне выговор за «не совсем правильную интерпретацию отдельных исторических событий». Но я ему сказал, что это исключительно моя «личная интертрепация», а я, как любой советский гражданин имею право «историю трепать» по собственному вкусу и предложил просто дождаться результата. В отличие от Ю, Пантелеймон Кондратьевич передо мной скрывать свое владение великим и могучи не стал, но все же согласился, что «результат важнее», хотя и пригрозил мне все же определенными карами в ближайшем будущем, причем независимо от полученного результата.

И восьмого января все мы замерли в ожидании. То есть лично мне было на результат вообще плевать, точнее не то, чтобы плевать, но я считал что при любом раскладе «наши победят». И, похоже, не очень сильно и ошибся. Вот только расклад получился очень даже не «любой» — о чем мне Пантелеймон Кондратьевич рассказал по телефону за несколько минут до десяти вечера. А в десять раздался еще один звонок, и голос, знакомый каждому советскому человеку, произнес в трубку:

— Товарищ Шарлатан, вас не затруднит посетить меня завтра после обеда? Я буду вас ждать к четырнадцати часам.

Я некоторое время тупо смотрел на телефонную трубку, в которой раздавались гудки отбоя, затем осторожно положил ее на телефон. И только сейчас до меня дошло, в какую очень непростую игру я влез. Но вот кто в этой игре выиграл, я, похоже, еще так и не понял…

Глава 25

В понедельник утром Иосиф Виссарионович внимательно выслушивал Пантелеймона Кондратьевича и то, что говорил старый соратник, вызывало некоторое удивление:

— Сейчас подведены только предварительные итоги, однако даже они показывают, что народ наши предложения горячо одобрил. По Днепропетровкой области «за» проголосовало свыше девяноста шести процентов, а по Криворожскому району пока что обнаружилось только семь голосов «против». Возможно, еще найдется, но в любом случае вряд ли будет больше десятка возразивших. Так что будем собирать Съезд и вносить все изменения.

— Откровенно говоря, я очень удивлен… процентами. Даже по Одессе «против» оказалось меньше десяти процентов. А такие цифры склоняют меня к мысли о подлогах…

— Никаких подлогов, мы за этим очень внимательно следим. Что же до процентов, то я думаю, что проценты нам очень сильно подправить помог наш Шарлатан. Он за последние два месяца записал для телевидения четырнадцать выступлений…

— Ну, за этим ты следил. И что, он агитировал людей голосовать «за»… но в этих областях его люди мало знают, не должны были они прислушиваться к мальчишке так сильно. Скорее даже, должны были в пику ему…

— А он мне анекдот рассказал, как заставить русского, англичанина и француза добровольно с лондонского моста прыгнуть. Очень, знаешь ли, смешной… но по сути верный. Я к чему: он выступил четырнадцать раз, двенадцать раз там выступления… точнее, небольшие репортажи с мест, было всего по три минуты, и два около пяти минут. И за все выступления он вообще ни разу о наших предложениях не упомянул, и даже не намекал… только один раз, как раз в репортаже из Кривого Рога он немножко так намекнул, почему люди в городе живут так плохо. Я бы его выступления назвал простенькой агитацией за советскую власть, почти что времен годов так тридцатых, когда агитация за колхозы у нас шла. И самое интересное заключается в том, что репортажи он даже не для жителей этих областей делал, а для горьковчан, для москвичей, для жителей Курска и Смоленска — а по местному телевидению их показывали вроде как «посмотрите, что про нас в России показывают».

— То есть издевался над недостатками, так?

— Нет, наоборот очень местных тружеников хвалил, призывал с них пример брать. Мне кажется, я понял теперь как он всех обманывал… не обманывал, а подвигал людей на нужные ему дела. Он никогда в лоб не говорил, что людям нужно делать, он именно наводил их на мысль, что если сделать так, то всем будет лучше. И навел, результат мы и увидели. Причем очень аккуратно навел, только в предпоследнем репортаже он людям сказал, что даже если у местпрома республики средств на жилстроительство нет и не предвидится, жители областей все равно ударно работают и получают выдающиеся трудовые результаты. Ведь его репортажи по всем областям по телевизору крутили, народ он к нужной кондиции подвел… то есть подвел к тому моменту, когда даже вскользь брошенная фраза воспринимается как божественное откровение. И у людей осталось две недели, чтобы додуматься до того, что они сами именно этого и хотят.

— То есть это Шарлатан обеспечил нужные результаты на голосовании, ты это хочешь сказать?

— Нет. Станислав Густавович ведь уже подсчитал, что у нас в любом случае голосов «за» получилось бы не менее трех четвертей, так что Шарлатан просто сделал победу безоговорочной. Я с ним говорил, он сказал, что это всего лишь «правильная постановка задачи», когда исполнителям — это я его слова передаю — становится кристально ясно, как задачу решить верно. А еще то, что по его рекомендации мы устроили голосование открытое, привело к тому, что большая часть тех, кто был против, на голосование просто не пришли. И, похоже, в этом он тоже оказался прав: пока что получается, что на голосование пришло даже чуть меньше девяноста процентов от имеющих право голоса. Нам это, конечно, дало дополнительное преимущество, да и политический эффект даже за рубежом будет сильный.

— А за рубежом скажут, что просто большинство не пришло…

— Не скажут, — Пантелеймон Кондратьевич впервые за последнюю неделю широко улыбнулся. — В «Комсомольце Украины» по этому поводу была шуточная статья напечатана, с шуточным бюллетенем, в нем три графы было: «кто за», кто против' и «кому наплевать». А так как голосование у нас открытое и поименное, то все непроголосовавшие как раз в графу «кому наплевать» и отнесены будут. А если им наплевать, то их мнение уж точно учитывать не стоит…

— Ну что же, готовь съезд. Поздновато мы просьбу товарища Артема исполнили, но уж лучше поздно чем никогда. И сделай так, чтобы Съезд состоялся уже в январе, обязательно сделай. А как уж Шарлатан наш смог такие результаты обеспечить, он, думаю, мне уже сам расскажет. Если захочет…

Сталин ждал меня в своем кабинете в Кремле, и сразу же обозначил передо мной «очередные задачи Советской власти»:

— Вы, безусловно, знаете, что население семи областей Украины практически единодушно проголосовали за передачу этих областей в состав Российской Федерации. И на внеочередном Съезде Советов, который состоится уже до конца месяца, мы волеизъявление народа утвердим. Но люди там ожидают, что переподчинение областей даст им немалые дополнительные выгоды, и в первую очередь от нас будут ждать быстрого и весьма заметного роста жилищного строительства — а чтобы такой рост обеспечить, нам придется несколько сократить объемы такого строительства в старых областях. Что, в свою очередь, может породить рост недовольства уже нашего прежнего населения, а этого мы допустить все же категорически не хотим. Товарищ Пономаренко сказал, что вы провели весьма эффективную пропагандистскую кампанию, позволившую — среди всего прочего — на голосовании получить практически единодушное одобрение наших предложений, и мы считаем, что если вы сможете провести аналогичную кампанию в старых областях России…

— Не смогу, Иосиф Виссарионович, просто не смогу потому что не считаю такие действия имеющими смысл.

— Извините, что вы сказали?

— Я сказал, что перенаправлять строительные мощности и ресурсы из России в новые области будет серьезной ошибкой. По двум, даже по трем причинам.

— А вы можете их перечислить?

Я вспомнил Ташкентское землетрясение шестьдесят шестого года, когда «по решению партии и правительства вся страна в едином порыве бросилась восстанавливать разрушенный город». Тогда почти везде было приостановлено как раз жилищное строительство (причем исключительно в Российской Федерации), а все средства были перенаправлены в Узбекистан. И в результате сотни тысяч советских граждан не получили долгожданного жилья, а в Ташкенте за три года восстановления успели построить меньше четверти из ранее запланированных для России объемов жилья: и транспортировка стройматериалов оказалась почти неподъемной для страны, и в Узбекистане просто строителей катастрофически не хватало — а ведь туда этих строителей вообще со всего Союза согнали. И я краем уха слышал, что без этих сверхусилий Ташкент бы все равно восстановили, но не за три года, а лет примерно за пять — но обошлось бы это стране почти вдесятеро дешевле. Так что сама идея подобных «всесоюзных строек с надрывом» у меня вызывали определенное отторжение. И причины такого отторжения я сформулировать мог:

— Во-первых, насколько я успел заметить, база стройиндустрии в этих областях практически отсутствует. В том же Кривом Роге по планам должны были целых три домостроительных комбината выстроить и запустить, а по факту там даже не приступали к строительству хотя бы одного. Паршиво и с цементной промышленностью, пожалуй, единственное, что можно будет делать на месте — это арматура для железобетона и чугунные батареи. А вот трубы водопроводные придется туда уже завозить, издалека завозить — и просто доставка стройматериалов из старых областей увеличит расходы на строительство минимум вдвое.