Шарлотт-стрит

— Джейсон Пристли?

— Мы так рады, что вы к нам зашли, — заверещал Гино, менеджер, — жилистый человечек с часами, заметно слишком массивными для его тонкого запястья.

Похлопав меня по плечу, он попытался пожать мне руку.

— Да что вы, — ответил я, глядя прямо перед собой.

— Желаю вам приятного ужина. И позвольте мне предложить вам нечто особенное.

— Ладно, — сдался я, надеясь, что после этого он уйдет. Это сработало.

Чудовищно.

«Волшебный уголок итальянского рая» — это, конечно, моя формулировка, но я высказал ее в своей наспех написанной и продиктованной чувством вины статье. Они же, кажется, отнеслись к этому серьезно. Очень серьезно, да. «Волшебный уголок итальянского рая» стал, по всей видимости, их официальным слоганом. Он был напечатан на салфетках. На меню. На футболках и рубашках всех работников ресторана. Больше того: каждый раз, где бы ни повторялась эта фраза, под ней стояло мое имя: «Джейсон Пристли — „Лондонские новости“!»

Да, они были настолько воодушевлены моими словами, что присовокупили в конце восклицательный знак.

Повторюсь: чудовищно.

Когда Эбби в своей рваной футболке с намалеванным на ней Дэвидом Боуи и узких джинсах, с ярко-синей подводкой на глазах вошла в зал, она увидела меня, Джейсона Пристли, в окружении дюжин людей, облаченных в одежду, рекламирующую мое имя. Она откроет меню, а там мое имя встречается на каждой странице, под утверждением, заверяющим ее в том, что она попала в «утолок итальянского рая». Шарики на стенах, записные книжки в руках у официантов — все обещает ей уникальный, незабываемый ужин. Вот так должна была бы звучать фраза об одном из самых заурядных лондонских ресторанов. Хуже того, она может решить, что я этим горжусь. Мне будет очень трудно назвать это ошибкой или странным совпадением. Вряд ли стоит беспомощно лепетать: «Честно говоря, я не поклонник этого заведения». Невооруженным глазом видно, что я его завсегдатай. Отрицать это — значило бы не только подвергнуть сомнению мой профессионализм, но и заставить ее задаться вопросом, а для чего, собственно, я ее сюда позвал, раз здесь так плохо? Опять же вряд ли стоит ссылаться на незнание того, что она предпочитает — дорогие коктейли или пироги.

Так что мне оставалось только заказать пиццу и сидеть, ожидая ее, в надежде, что она ничего не заметит. Может быть, она действительно ничего не заметит. Это же вполне возможно.

Так это возможно, правда?

Это совершенно невозможно.

— Это… несколько необычно, — признала она и села за стол, положив рядом с собой рекламку с моим именем, напечатанным крупными буквами, врученную ей у входа в ресторан.

Мне хотелось надеяться на то, что ее поражает необычность встречи в таком вот уголке итальянского рая людей, неделю назад не знавших ничего друг о друге. Но увы: она имела в виду официанта, на котором были рубашка и бейсболка, напоминающие о существовании некоего Джейсона Пристли.

— Да, это несколько необычно, — не мог не согласиться я, поспешно добавив: — Я привел тебя сюда не для того, чтобы производить на тебя впечатление. Я совсем не такой.

— Приятно слышать.

— То есть я хочу сказать, что если бы я пытался произвести на тебя впечатление, то ни в коем случае не так.

— Твое имя тут повсюду, — не переставая удивляться, заметила она, изучая меню.

— Знаю, — согласился я. — Знаю.

— Смотри, они взяли и другие цитаты и поместили в описание соответствующих блюд. «Маргарита», по твоему мнению, «это восторг».

Я схватил меню и заглянул в него.

— Должно быть, так, — признал я, покачав головой. — Странно; я-то уж не самый большой ее поклонник. Слушай, может быть, уйдем отсюда? Может, лучше по коктейлю? Или по кебабу?

Она наморщила носик. Девушки не часто так делают.

— Здравствуйте, сэр. Здравствуйте, мадам!

Менеджер. Он вернулся. С подарками.

— Примите это в знак благодарности! — изрек он тоном, исполненным гордости.

Из двух весьма объемных вазочек, наполненных креветками и листьями салата, залитыми ярко-розовым соусом, торчали маленькие флажки, и на них крохотными буквами были напечатаны избранные цитаты из Джейсона Пристли.

Почему? Почему я не приложил больше усилий к тому, чтобы получше сформулировать эту фразу? Вот хотя бы у того же Хемингуэя тоже есть множество таких афоризмов, и все они по-своему хороши. Да и Уайлд разбрасывался ими направо и налево. Что, если это единственное, благодаря чему меня будут помнить и после смерти? Что, если это все, что останется после меня в таком виде?

— Спасибо, это…

Я поднял глаза и увидел, что менеджер ждет, что я скажу что-нибудь еще, произнесу какую-нибудь фразу, которую можно будет напечатать на рекламке или привязать транспарантик с ней к хвосту небольшого самолета, чтобы произвести соответствующее впечатление на весь Лондон.

— Спасибо. Креветки на самом деле очень милы.

Менеджер ответил на это полуулыбкой. Очевидно, что он тщательно обдумал сказанное мной, но понял, что вряд ли сможет достаточно эффективно использовать это мое высказывание вне контекста в следующей рекламной кампании. Он отступил, не спуская глаз с креветок, будто опасаясь, что они его подведут.

Наконец он исчез.

— Думаю, по пирогу, — произнесла Эбби.

Мы находились неподалеку от переулка Перси. Я был рад, что Эбби предпочитает пироги коктейлям. Убежден, что девушка, которая любит пироги, понимает кое-что в жизни. А вот пристрастившиеся к коктейлям, насколько знаю, начинают очень странно себя вести, если не похвалить их туфли.

— Так что ты думаешь об этом заведении, каков твой вердикт? — поинтересовалась она, оглядывая паб. — Интересно, а не выскочит ли в центр зала особа, прикрытая лишь лоскутками с цитатами из Джейсона Пристли, чтобы спеть о прекрасных пирогах по вполне приемлемой цене?

Я смущенно улыбнулся.

— Какой слоган ты придумал для этих ребят?

— Богом клянусь, я и понятия не имел, что в «Абрицци» развернут такую кампанию в честь Джейсона Пристли. Если бы я знал, то не пригласил бы тебя сюда.

— Не сомневаюсь, — ответила Эбби с улыбкой.

Я был рад, что она позвонила. Ни с того ни с сего. На следующий день после того, как мы познакомились. Мне льстило, что она согласилась куда-то со мной пойти. И конечно, мне было очень приятно, что она ни словом не упомянула группу и мою статью. Так приятно говорить с кем-то, не думая о подтекстах и намеках. И все-таки сейчас, при свете дня, разница между нами стала еще более заметной. Она — молодая, красивая и стильная, а я — человек, имя которого украшает плохие бейсболки, венчающие головы официантов в ресторане средней руки. Наша встреча была просто встречей двух людей, испытывающих симпатию друг к другу.

— Я хотела тебя кое о чем попросить.

Забудьте, что я только что говорил.

— Давай, — ответил я, с готовностью кивая и тем самым показывая, что, конечно, именно этого я и ожидал, так как мне и в голову не могло прийти, что она просто хочет провести со мной время. Однако она, должно быть, заметила, как вытянулось мое лицо.

— Господи, нет, я не поэтому предложила встретиться; не думай, что я все устроила, чтобы чего-то от тебя добиться. Ты ведь так думаешь?