Шайтан Иван 4

— Что я могу сказать, Пётр Алексеевич. — прервал молчание граф. — Если у вас получиться совершить задуманное вами, то я даже не могу представить всю меру благодарности его императорского величества. А если у тебя не получится, Пётр?

Хайбула нарушит все договорённости и станет вести свою игру?

— В этом случае мы просто будем наблюдать как он и Абдулах-амин будут бороться за право быть правителем единого государства, которое невозможно построить на Кавказе. Но так как они об этом не знают, то резаться будут жестоко.

— Ну что ж, молодой человек, — граф медленно захлопал в ладоши, — могу только поаплодировать вашей смекалке и уму. А теперь расскажите, как именно вы планируете помочь Хайбуле построить его ханство?

Я изложил своё видение решения кавказского вопроса. Граф, склонив голову набок, внимательно слушал, лишь изредка прерывая меня уточняющими вопросами. Порой он одобрительно кивал, предлагая дельные дополнения, а иногда, резко опровергал мои доводы, разбивая их в пух и прах железной логикой государственного мышления.

Взяв перо и бумагу, я сел за массивный дубовый стол и начал записывать основные тезисы предстоящих преобразований в Аварском ханстве. Единственное, с чем граф согласился сразу и без возражений, это необходимость привлечения авторитетного духовного лица, способного проповедовать мирное разрешение конфликтов среди горцев.

Наши дебаты растянулись на три часа. Когда слуги доложили о готовности ужина, граф предложил сделать перерыв, но даже за столом мы продолжали оживлённо обсуждать детали. Вилки звенели о фарфоровые тарелки, а графин с крымским вином постепенно пустел.

— Будь крайне осторожен в беседе с Бенкендорфом, — предупредил граф, отодвигая десертную тарелку. — Сегодня это один из самых влиятельных людей в империи. Но можешь не сомневаться — ты получишь его поддержку. Он давно ищет решение кавказского вопроса, хотя, как ты верно подметил, слишком многие заинтересованы в продолжении этого вялотекущего конфликта и у нас, и за рубежом. — Граф тяжело вздохнул. — Самое печальное, что у России нет настоящих друзей.

— В политике не бывает друзей, — я горько усмехнулся, — только временные партнёры.

— Мудрое замечание, — граф приподнял бровь. — Сам придумал?

— Нет, — признался я, — где-то слышал.

Граф многозначительно кивнул, его пальцы забарабанили по столу в задумчивости. За окном уже сгущались сумерки, а свечи в канделябрах начали отбрасывать дрожащие тени на стены кабинета.

Я попрощался с графом.

— Петр, ещё раз повторяю, будь осторожен. — Сказал граф на прощание. Я кивнул в ответ.

По возвращению в дом Андрея, я успокоил Катю и Андрея, что пока мы остаёмся у него. Граф принял меня вполне спокойно и доброжелательно. Через день, в полдень, слуга доложил, что меня спрашивает господин Лукьянов Лев Юрьевич.

— Здравствуйте, Пётр Алексеевич. — увидел я улыбающегося полковника одетого в цивильное, что было странным для меня.

— Пётр Алексеевич, я за вами, нас ждут.

— Я готов.

— Прекрасно, пойдемте.

Мы сели с нам в ни чем не примечательную карету. Приехали к зданию жандармского управления, но зашли не с парадного входа. Поднялись на второй этаж. Нас сразу провели в кабинет. Полковник не стал входить вместе со мной.

— Удачи, подполковник.

Выдохнув, вошел в кабинет. Я сразу узнал его, генерал-адъютанта, генерала от кавалерии, графа Бенкендорфа, начальника третьего отделения Е. И. С. К., шефа отдельного жандармского корпуса.

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство. — Вытянулся я.

— Здравствуйте, подполковник Иванов, — он оценивающе осмотрел меня.

— Много слышал о вас, наконец увидел в отчую. Начнём с приятного, за выполнение очень важного и ответственного задания в воздаяние ваших заслуг перед короной, его императорское величество изволил наградить вас орденом Святого Владимира четвёртой степени с мечами, все нижних чинов знаком ордена Георгия победоносца. Примите мою личную благодарность за успешно проведённую операцию.

— Служу трону и отечеству.

Бенкендорф кивнул.

— А теперь, подполковник, может быть у вас есть просьбы или пожелания личного плана. Говорите, не смущайтесь. Да, все запреты с вас сняты. Гнев императора миновал, осталась только милость. — Усмехнулся Бенкендорф.

— Мне всего довольно, ваше превосходительство, прошу вас уделить мне внимание по очень важному вопросу.

— Я вас слушаю, подполковник.

— Разговор предстоит очень серьёзный и долгий, — честно предупредил я.

— Даже так? В таком случае присаживайтесь — указал он на стул и сам сел за стол. Недолго посмотрел ему в глаза стараясь передать ему всю важность разговора, начал свой рассказ.

Бенкендорф слушал меня внимательно и по мере моего повествования его лицо окаменело и только в глазах разгорался огонь азарта и чего-то страстно и давно ожидаемого.

В кабинет пытался войти и доложить адъютант, но Бенкендорф резко остановил его.

— Я занят, никого принимать не буду. — адъютант мигом исчез.

После того как я закончил Бенкендорф ещё с минуту буквально сверлил меня своим взглядом.

— Подполковник, это правда, что вы только что мне сказали?

— Так точно, ваше превосходительство, ни капли лжи или преувеличения. Всё так было и есть, как я сказал.

— Вы уверенны, что он выполнит ваши соглашения? — хрипло спросил Бенкендорф.

— Нельзя быть абсолютно уверенным во всём. Множество обстоятельств и непредвиденных факторов могут повлиять на конечный результат. Но если всё получиться…. Мне нужна поддержка и помощь, чтобы реализовать задуманное. Даже если Хайбула отступит от наших договорённостей, мы в любом случае не проиграем. Начнётся между усобица, банальна борьба за власть, которая ослабит их. Я не столь значимая фигура на Кавказе, чтобы решать, как действовать в той или иной обстановке. Простой пример если возникнет необходимость помочь Хайбуле удержать власть, против нападения сторонников Абдулах-амин. Кто мне даст на это разрешение? Не говоря уж о более сложных действий. И так во всём, ваше высокопревосходительство. Поэтому я доложился только вам, не потому, что я хочу присвоить все лавры победы себе. Просто мне не дадут свершить задуманное, так, как это может привести к более мирному решению Кавказского вопроса. Меня просто затрут, а план похоронят

Бенкендорф не смог скрыть своего возбуждения и встав из-за стола стал вышагивать и напряжённо обдумывая.

— Чёрт вас побери Иванов, вы либо гений… либо безумец, но идея… идея стоит риска.

Мне необходимо всё обдумать. Хорошо, допустим мы решим реализовать ваш план, расскажите мне, как вы видите его исполнение.

Я стал излагать свой план, не спеша, подробно приводя наглядные примеры. Достал тезисы записанные мною в кабинете графа. Бенкендорф задавал уточняющие вопросы. Спустя два часа мы уставшие решили прерваться.