Шайтан Иван 6

— Да уж, сиди, гадай, где чё и по чём. — задумчиво проговорил Саня, старший урядник Александр Болотов, начальник батальонной канцелярии. Саня Воробьёв, Малой, его помощник, числился вольнонаёмным, предусмотрительно молчал и с интересом слушал, боясь, чтобы его не попросили на выход.

— Абдулах наверняка шапсугов и абаздехов подбивать начнёт, в набег, — почесал затылок Саня, и черкесов с побережья. Те злые до нас и на местных, за то, что с нами якшаются. Да и пограбить есть кого. Про, Базар и селище хаджи Али наслышаны небось.

Твоя правда, Саня. Ежели разом вдарят мало не покажется. — Согласился Трофим тяжко вздохнув.

— А, когда командиры прибудут, Трофим Степаныч? — спросил Андрейка.

— Обещались к началу марта быть, а там как получится. Нам без дела сидеть не след. В рейды ходить сторожко. С разведкой и стрелками. Расстояние между полусотнями не более версты. Полностью оружные и с полным припасом. Ну это на общем сборе обговорим.

— Как думаешь, Андрей, пойдут горцы в набег? — спросил Костя когда они шли к своей казарме.

— Кто его знает Костя. Егор Лукич с Анисимом говорят горцы уже не те. Устали они от войны. Да и сколько народу у них полегло. Их мало и прежде было, а сейчас уж более десятка лет воюют. И чего не жить в мире? — вздохнул Андрейка.

— Слышь, Костя, а невеста у тебя есть? — неожиданно спросил Андрейка.

— С чего это ты этим заинтересовался, Андрей? — растерялся Костя.

— Да… мамка моя озаботилась, как я домой вернулся. Женить меня хочет. Всю родню и знакомцев своих переворачивает в поисках невесты. Я ж теперь «Ахфицер», не каждая подойдёт. — усмехнулся Андрейка.

— А к чему такая спешка? — удивился Костя.

— Да жизнь наша, казацкая, такая. Не равён час убьют, никого после меня не останется, род продолжить не кому. Ладно у меня братишка есть, а вон, Саня Болотов, один казак в семье. Про то и серьгу в ухе носит. Таких стараются в дела лихие не брать. Теперь Женя родила сына, дай бог не последнего, вот поэтому немного отпустило начальство. По началу он из-за того так в пластуны рвался. Видал какой сейчас. Старший урядник, две медали за храбрость, начальник канцелярии. Вот мать и торопится оженить меня, чтобы было кому после мне род продолжить.

— А ты, Андрей, не хочешь жениться?

— Да не знаю я, Костя. Вроде и понимаю, что мать права, а душа не лежит. — вздохнул Андрейка. — Мать батю допекает, что он молчит и не наставит дитё неразумное.

— Нет невесты, Андрей. — тихо ответил Костя.

— Так ты что, с девками никогда не баловался? — развеселился Андрейка.

— От чего, было и такое, но вот невесты не было. — смутился Костя.

— Слышь, Костя, айда со мной на свадьбу к сеструхе моей, двоюродной. У неё через неделю свадьба. Очень она просила меня присутствовать на ней и дружков со службы звать. Пластуны теперь желанные женихи. А ты у нас пластун видный, Гергием награждённый, да и по слухам не бедный. Чего молчишь?

— Да, неудобно как-то. Не представлен и незнаком. — Растерялся Костя.

Андрейка рассмеялся. — Вот и познакомишься и представишься. Костя, у нас по-простому, чай не баре. Или брезгуешь?

— Не говори глупости, Андрей.

— Ну, в таком разе, договорились. — улыбнулся Андрейка.

* * *

Григорий Степанович Сомов подъехал к дому. Колька, младший сын, принял коня у отца.

— Кольша, ты бы вывел лошадей, почисти что ли. Вымахал балбес, а всё указывать приходится. У кобылы на левой, задней, подкова болтается. Своди в кузню, пусть обиходят.

— Сделаю батя — улыбнулся Коля, думая о чем-то своём.

–«Сделаю батя», — передразнил его отец, — без моего слова не сообразишь, бестолочь, всё тебе шляться где не попадя.

— Гриш… ну чего ты бурчишь, как бирюк. Али на службе, что не так? — примирительно сказала жена, выходя из сарая с курам, неся лукошко с яйцами. — Поспело уже всё, пошли казаки, вечерять будем. — Усмехнувшись сказала она.

Ели чинно, не торопясь. Григорий не любил когда ели суетливо, как сейчас, Кольша. Он поморщился.

— Коленька, ну чего ты так торопишься, — поспешила мать опередить мужа, чувствуя его плохое настроение.

За забором послышался негромкий свист,

— Кольша, ну скоро ты? Давай быстрее и так припозднились.

Коля, опустив глаза, тихо спросил. — Пойду я батя, робя ждут.

Отец молчал, недовольно нахмурившись. Дождавшись кивка матери, Колька встал из-за стола и будто растворился в пространстве.

— Гриш, как тебе дочь Остапа Шилова? Справная девица выросла. Пригожая, работящая, да и семья хорошая.

— Ну, ежели себе, то я не против. Согласен, хороша девка, в самом соку, — серьёзно ответил Григорий.

Катерина поначалу кивнула, улыбаясь, но когда до неё дошёл смысл, лицо её изменилось. Она замахнулась полотенцем.

— Вот, щас, вдарю по роже твоей бесстыжей, не посмотрю, что седина пробилась! «В самом соку», — ехидно передразнила она.

— Ладно тебе! Шуткую я, — рассмеялся Григорий. — Ну чего ты к парню пристала с женитьбой? Ему только восемнадцать исполнится. О службе надо думать, а не о женитьбе. Пусть погуляет, со службой определится. Трофим сказывал, что на должность хорунжего поставить хочет, но то Пётр Лексеевич решать будет. Ему у пластунов в сотне уважение заслужить потребно, поначалу. А ты ему житья не даёшь со своей женитьбой. Он и до дому уже не желает появляться, потому как не хочет слушать твои уговоры. Угомонись, Катерина.

— А чё тут плохого, что сына оженить хочу? Дождёмся, приведёт в дом горянку какую!

— Чем тебе горянки не угодили? Вон сколько казаков жён горянок имеют. Ничего, живут не тужат. Что Саня, что Трофим, и даже княжич Андрей — довольны, сыновей народили. Чего плохого, что кровь свежая прибыла?

— Нечего! Своих девок сколько справных — им то за кого замуж идти? Пустой разговор! Дай вам волю — под каждую встречную юбку лезть готовы! — разошлась Катерина.

Григорий, понимая, что переборщил с шутками и суждениями, благоразумно замолчал. Преданно глядя на жену, кивал, соглашаясь со всем.

— Чего раскивался как мерин? Думаешь, не знаю, что насмехаешься надо мной? Дождёшься ты у меня, Григорий Степанович! Получишь за всё былое и наперёд!

— Да угомонись, Катерина. Скажешь — ругаешься, молчишь — опять не так. Смотрю на тебя и проглядываю батю твоего, покойного. Ты такая же вредная становишься, как и он, — сказал Григорий не подумав.

— Значит, ещё и батя тебе мой не по нраву? Вредный, говоришь, был? — Лицо Катерины потемнело, как туча, а глаза засверкали молодым огнём и задором.