Шепот тьмы

Он расскажет ей все, со временем. Об Апостоле. О Приоре. О Лиаме. О клятве, которую они все дали, о тонкой черте ада, которую они нашли на окраине Чикаго. О девятилетнем Колтоне, который пробился через замерзший Коцит, чтобы лечь к ее ногам. Его тянуло к ней, тянуло так, как тянет к ней любое другое мертвое, дрожащее существо.

Королева зимы.

Королева кладбища.

Апостол съел бы ее живьем, если бы узнал, что ей удалось сделать. Он бы вскрыл ее, как маленькую оловянную игрушку. Куклу, под кожей которой теплится инкуб. И вот Колтон закопал тело Микера глубоко в лесу. Его вырвало от завтрака, колени вцепились в узловатые корни древнего вяза, руки были мозолистыми от многочасового разгребания земли, затвердевшей от мороза. Такси совершило очередной поворот, резко въехав в ослепительные ноябрьские огни Ньюбери-стрит. С визгом тормозов водитель съехал на обочину, где парковка запрещена. Несколько машин сигналили, объезжая их, шины оставляли черные провалы на медленно налипающем снегу. Таксист обернулся, чтобы посмотреть на них. Его голос был густым, с саугусским говором.

– Здесь подойдет?

– Отлично, – сказал Колтон, наклоняясь вперед, чтобы дать чаевые. – Большое спасибо.

Он выскользнул на снег и трусцой перебежал на другую сторону, чтобы открыть дверь. Лейн вспыхнула от ярости, сжимая ремешок своей сумочки, как будто это был щит. Она не смотрела на него. Ни когда пробиралась через грязную кучу снега вдоль обочины. Ни когда она чуть не потеряла равновесие на старой кирпичной мостовой. Колтон зашагал рядом с ней, протягивая руку. Она отказалась, и этот отказ пронзил его душу, словно девушка дала ему пощечину.

Галерея располагалась на третьем этаже старого кирпичного здания, выкрашенного побеленным раствором. Между кафе-бистро и магазином комиссионных товаров. Двойные двери были массивными, из тяжелого дуба. Петли скрипнули, когда Колтон открыл правую дверь. Отойдя в сторону, он широко распахнул ее, чтобы Лейн могла пройти. Она холодно посмотрела на него, как будто он предлагал крысу.

– После вас, – сказал он.

Она прошла мимо него и открыла дверь слева. Шумное цоканье каблуков последовало за ней в освещенное фойе. Отрезанный осколок многократно ударялся о нее, пока она шла, что у него кровь стучала в ушах.

Он догнал ее у лифта, где она молча и возмущенно пыталась снять пальто. Без слов он помог ей снять его. Она отпрянула от него в сердитом пируэте. Словно он был Мидасом, а его прикосновение – позолоченным ядом. Одна лодыжка шаталась на кафеле, когда она пыталась поправить тонкий ремешок сумки.

Он был благодарен ей за то, что она на мгновение отвлеклась, осознавая, что смотрит на него.

Она стояла перед ним в приталенном платье из черного бархата, с длинными рукавами, подол которого прерывался едва заметным разрезом вдоль левого бедра. Он накинул ее пальто на руку и прочистил горло так тихо, как только умел. Звук рикошетом разнесся по фойе, как выстрел.

– Это не то платье, которое я тебе подарил.

– О? – Она опустила взгляд на себя, словно только что заметила это, провела руками по плоскому животу, бархатистому выступу бедер. – Полагаю, что нет, – сказала она пренебрежительным тоном.

Двери лифта открылись, и она повернулась на каблуках, войдя в него без оглядки. Он не знал, что заставило его сорваться – непрекращающийся скрежет осколка об ее кожу или ее незаслуженная ярость, – но к тому времени, когда двери за ним закрылись, стук сердца в груди лишил его способности здраво мыслить.

Перед ним в широком ржавом зеркале стояла Лейн. Ее клатч балансировал на плоских перилах. Внимание девушки было сосредоточено на том, чтобы заново нанести помаду глубокого сиреневого цвета.

Не раздумывая, он нажал на аварийную кнопку. Лифт издал тошнотворный кряк, а затем остановился. Над головой зажглась аварийная лампочка. Мгновенно маленькое пространство залило красным, как кровь, светом. Лейн лишь на мгновение подняла взгляд, прежде чем продолжить свое занятие.

– Не надо так драматизировать, Прайс. – В ее голосе чувствовалось колебание, едва уловимое для тех, кто не провел всю жизнь, делая вид, что не знает ее. Она тщательно подкрасила губы. – Я посмотрела на платье, которое ты принес. Они вполне похожи. – Конечно, нашлись слова, которые он мог бы здесь сказать, настоящие, осознанные, умные слова. Но все, о чем он мог думать, – это безумное скольжение бархата по ее телу. Он был в нескольких секундах от того, чтобы взорваться. Подойдя к ней сзади, он бросил ее пальто на пол и уперся руками в перила по обе стороны от ее бедер. Прижал ее к стеклу.

– Прошу прощения? – Ее глаза метнулись к его отражению.

Раздался сигнал экстренного вызова. Он не двигался.

– Скажи мне, почему ты так сердишься на меня.

– Я не сержусь.

– Нет, ты злишься. Даже не можешь смотреть на меня. – Он тяжело сглотнул. – Это потому, что я сказал тебе слишком много, или потому, что я сказал тебе недостаточно?

– Это потому, что ты непостижим. – Ее дыхание оставляло следы на стекле. – И я не могу понять, почему ты не позволяешь мне увидеть тебя без маски.

Его грудь болела. Медленно он провел пальцами по руке Делейн. У нее перехватило дыхание. Он почувствовал, как кончики его пальцев скользнули по бледному выступу ключицы. И сомкнулись вокруг ее горла. Ее подбородок выгнулся дугой вверх по его требованию.

– Посмотри на меня, – сказал он. – Нет никакой маски.

В зеркале глаза цвета кипариса встретились с его глазами. Ее взгляд был темным и приглашающим. Боже, как ему хотелось принять ее приглашение. Напротив зеркала. Бархат, облегающий ее талию. Толпа людей, ожидающих в стороне. Мертвые приближаются.

Вместо этого он сказал:

– Я знаю, что ты принесла его с собой.

– Что принесла? – Ее фокус не ослабевал.

– Не играй со мной. Я просил тебя хранить его в безопасном месте.

– Где безопаснее, чем со мной? – спросила она, округлив большие глаза.

Понимание превратило его внутренности в дым.

– Где он? В твоем платье?

– В колготках, – призналась она. – У моего платья нет карманов.

– Господи, – вырвалось у него с трудом, как будто он медленно начинал тонуть. – Вытащи его.

– Зачем? Тебя это беспокоит?

– Да, – выдавил он из себя. – Это сводит меня с ума. Убери его.

Она не убрала. Вместо этого Делейн одарила его взглядом, тяжелым и прелестным в кроваво-красном свете.

– Это ты был в воде в тот день на Уолденском пруду. – Она была как собака с костью, ее решимость была незыблема. – Я знаю, что это был ты. Я просто не знаю, почему ты не хочешь это признать.

– Делейн…

– Признай это.

Его кровь стучала в ушах. Он не смог бы отказать ей в правде, даже если бы попытался.

– Это я был в воде.

– Я знала это, – прошептала она, торжествуя. – Я знала это.

Его единственным ответом было наклониться и прижаться губами к тому месту, где ее шея встречалась с плечом. Все остальное, что она могла бы сказать ему, растаяло на ее губах в едином порыве. Они двигались вместе с недозволенной медлительностью, никто из них не хотел этого делать, украденный момент ускользал от них, как вода.

– Делейн. – Ее кожа задрожала под его дыханием. – Убери это.

– Почему?