Шепот Земли и молчание Неба. Этнографические этюды о традиционных народных верованиях
Шрифт:
Чжэн Вэй опять перебила отца Булана.
— Какой дух, откуда он должен вернуться?
Выслушав обстоятельное разъяснение сына, о чем его, старика, спрашивает эта странная женщина, говорящая на языке, похожем на родной язык кава, но непонятном, отец Булана обратился к нему:
— Сын мой, что она все время спрашивает и спрашивает, она что, ничего не знает?
— Отец, ты не сердись и рассказывай. Понимаешь, у них такая работа — спрашивать и спрашивать, а ты уж отвечай им и не сердись. Это важно, очень важно.
— Ну ладно, тогда слушайте. Вот у тебя твой дух, — отец Булана протянул
— Теперь все понятно и тебе, и тебе, и всем вам? — спросил отец Булана, тыкая в грудь чубуком каждого члена экспедиции.
Чжэн Вэй ответила за всех, ответила отчетливо, по-каваски:
— Понятно, деде, спасибо, деде.
Проще и понятней был рассказ о тыкве, в которой зародились все народы: и кава, и их соседи — мяо, тай, китайцы, и еще такие, которых никто не знал.
Расшевелив костер, подбросив в него сухие пальмовые листья, отец Булана с улыбкой поведал легенду о тыкве, тигре и воробье — трех существах, почитаемых кава. Да и тыква не плод земли, а живое существо и само вместилище жизней.
— Появились на небе звезды, солнце и луна, — издалека начал отец Булана, — из дальних небесных высей появились огромные птицы, в их когтях были земля и горы, реки и леса, травы и цветы. Покрутились птицы вокруг, полетали, а кроме звезд, солнца и луны ничего не было. Отлетели они далеко от солнца и близко от луны и разом бросили вниз землю и горы, реки и леса, травы и цветы. Брошенное зацепилось за край неба, и стала земля землей. Вскоре другие птицы принесли зверей и рыб, змей и бабочек. Стало на земле много всякой всячины. Все было на земле, все росло на земле, но не было людей. Ни черных, ни белых, ни желтых, ни пестрых, никаких не было.
В укромном месте под высокой горой, рядом с ручьем, на толстой подушке черной земли вдруг неожиданно появился по весне росток. Рос росток, вытягивая свой стебель, который начал стелиться по берегу ручья, и однажды зацвел ярким желтым цветком. Прилетел воробей, подивился цветку, попрыгал около него и улетел, но каждый день затем стал прилетать вновь. Вышел из пещеры тигр — огромный, в ярких черных и красных полосах. Подошел к цветку, хотел было лизнуть его, но цветок закрылся и спрятался под стебель. Удивился тигр, но не стал трогать стебель и ушел в свою пещеру.
Шли дни, и однажды прилетел воробей и зачирикал удивленно, радостно. На месте отцветающего цветка появился зеленый плод. Выйдя из пещеры, тигр тоже увидел его.
— Пичужка, — рявкнул тигр, — ты знаешь, что это такое на стебле — круглое, зеленое.
— Тыква, — прочирикал воробей и улетел прочь.
— Тыква, — громко повторил тигр и ушел в пещеру.
А тыква росла, скоро она стала, как холм. Затем — как гора, затеняющая солнечные лучи, падавшие на долину, ручей и тигриную пещеру. Чтобы
увидеть верхушку тыквы, тигр задрал морду, хотя сам был, как небольшая гора.Воробей первым услышал шум, бурление в тыкве, как будто под крышкой кипит вода. Он стал облетывать тыкву. Тигр следил за его полетами и тоже прислушивался к шуму в тыкве.
А в тыкве происходило чудо. В тыкве копошились разные люди, разные народы. Там были тай и мяо, китайцы и носу, бирманцы и кава и еще какие-то совсем неизвестные люди. Они карабкались снизу вверх, пробиваясь сквозь мякоть, ища выхода. Мяо и китайцы долбили тыкву мотыгами, кава и носу протыкали ее копьями, бирманцы и тай пробивались, размахивая заступами. Вот-вот не выдержит стенка, появится отверстие.
Первым заметил, как появилось в тыкве отверстие, тигр; он поднялся на лапы и, оскалив пасть, заглянул внутрь. Толпившиеся у выхода люди отпрянули со страхом в глубь тыквы. Каждый раз, когда кто-то приближался к выходу из тыквы, тигр готовился проглотить смельчака.
Приуныли разные народы. Появились они в тыкве, а выйти наружу не могут. Над тигром летает воробей, гневно чирикает, пытается клюнуть его в нос. Но что может сделать малая птаха с огромным зверем? Томятся народы в тыкве, все сгрудились у выхода, ждут момента, когда зверь отвернется или заснет. Но начеку тигр и не выпускает никого.
Тут воробей, крутившийся вокруг тыквы, подкрался к хвосту тигра, долго летал над ним, будто целился, и резко бросился вниз на кончик хвоста. Со всей воробьиной силой в самое больное место клюнул воробей тигра…
От неожиданности, от боли тигр отвернул морду от тыквенного отверстия, норовя схватить обидчика. Все народы как будто только того и ждали. Они выскочили наружу. Китайцы, тай, мяо, бирманцы — все с мотыгами и заступами побежали на равнины и в горные долины, носу с самострелами — в северные горы, а кава, шедшие последними, ухватили копья и спрятались тут же, в горах и лесных чащобах…
Отец Булана перевел дыхание, кашлянул и завершил рассказ так:
— С той поры на самых добрых землях — китайцы и тай, похуже, в горных долинах, — мяо и бирманцы, в горах охотятся носу, ну а наши люди добывают пищу свою здесь же, где сидим мы, где под ближней горой и росла тыква — общий дом и общая жизнь всяких людей. Для нашего народа, наших сородичей, одинаково дороги и тыква и воробей. А наши соседи чтят тигра. Может быть, он был их предком, как ты думаешь, женщина со стекляшками на глазах?
Отец Булана обратился к Чжэн Вэй, та ничего не ответила, только пожала старику руку и улыбнулась — спасибо, мол, за рассказ.
Когда сопоставляешь историю появления девушки-красавицы Мэн-Цзян Нюй и всех народов в легенде кава, видишь много общего в восприятии тыквы, дыни, арбуза, огурца как вместилища многих жизней, каждое семя — это жизнь. Недаром есть русская загадка: «Без окон без дверей полна горница людей», отгадка — огурец.
Тыква — не животное, не существо — в народном представлении становилась живой, почиталась как тотем, как предок. В древнейшей китайской мифологии тыква участвует в сотворении мира, порождая в своем чреве титана — демиурга Пань-Гу, где Гу — это тыква-горлянка, а Пань — блюдо или просто имя.