Шепот Земли и молчание Неба. Этнографические этюды о традиционных народных верованиях
Шрифт:
Главным занятием, главным делом индоиранцев были охота на диких животных и пастьба одомашненного скота. Каждый мужчина всякого индоиранского племени был пастухом, но у каждого был не только пастушеский посох, но и боевое бронзовое оружие. По велению своего вождя, а вождь научился извлекать личную выгоду при захвате богатств соседей, пастух легко становился воином и, отдав скот на попечение малолеткам или женщинам, шел на соседей или вместе с соседями — на дальних земледельцев месопотамской долины. Индоиранцы издревле были беспокойными соседями и для жителей Двуречья, и для жителей Шумера. Были постоянной заботой тех, кто жил оседло на земле, с севера омывавшейся двумя большими морями, с запада — огромным морем, а с юга — безбрежным.
У самих индоиранцев были свои заботы, прежде всего забота о воде, которой постоянно
Вода и огонь были предметом постоянных тревог и надежд. Трехкратным жертвоприношением богине воды Апас и богу огня Атару индоиранцы рассчитывали приобрести их расположение и получить в засуху воду, а в мороз — огонь. Жертвой воде было возлияние в нее молока, сока листьев двух редких растений, жертвой огню — возжигание чистых сухих дров, благовонных трав и животного жира. Следили за жертвоприношениями, руководили ими специальные жрецы — заотары и атаурваны.
Жрецы-священнослужители — атаурваны и еще больше заотары — пользовались особым положением в каждой древнеиранской общине. К их мнению прислушивались, их встречали доброжелательно в каждом пастушеском стойбище, надеясь на то, что боги будут снисходительнее, если о том их попросят жрецы. Просить нужно было многих, и прежде всего бога неба Асмана и богиню земли Зам.
Ноги мерили землю, а взгляд искал в опрокинутом небе бога солнца Хвара и богиню луны Мах.
Нет, они не спускаются по первому зову к костру пастухов в темную безлунную ночь, когда на небе нет ни солнца, ни луны. Кажется, что они приняли облик человека и подойдут к костру без зова. Не отличишь их по одежде, не отличишь и по облику. Они такие же, как и вы, может быть, чуть лучше всех, но трудно их распознать. А вот жрецы могут, особенно могут те, кто считался заотаром. А разве заотар пожелает бродить вместе с пастухами?
В долгих странствиях пастухи узнают, но еще не познают мир. Ожидание чуда застилает глаза, которые смотрят и не видят. Не видят, что ночь сменяется днем с обязательной очередностью, как зима сменяет лето через короткое осеннее предзимье или прощальное дыхание лета. Хотелось, бывало, чтобы и зимой расцветали цветы, чтобы лето никогда не кончалось. Хотелось, но, сколько бы ни было жертвоприношений, природа не изменяла своего хода.
Древние иранцы, закрывая лицо головным платком от несущихся под сильным ветром песчинок, считали ветер божеством двуликим. Богом ветра Вату называли такой ветер, который нес в своем дуновении тучи, а значит, и дождь. Богом ветра Вату называли дуновение, несущее дыхание самой жизни, дыхание милосердное, если вовремя приносить ему жертвы. Если Вату гневен, то он может грозно реветь и уносить жизнь людей и животных.
Боги неба и земли, боги солнца и луны, боги ветров были не только в сознании древнего иранца, не только вмешивались в его жизнь и благополучие, но и требовали постоянного внимания к себе. Ни одного более или менее значительного дела не начинал древний иранец, не воздав должное богам, не послав им жертву. О богах то ли громко, то ли шепотом говорили между собой пастухи и земледельцы долгими осенними вечерами перед сном, говорили, а точнее, рассказывали старшие младшим в каждом поколении, кочевавшие или селившиеся вместе.
Трещат сухие ветки в костре, жаром пылают угли, резвится, пляшет в ночи пламя — пляшет бог огня Атар, прислушиваясь к тихой речи появившегося из темноты странника, присевшего у костра. Путнику дали козьего молока, сушеного сыра, а он в знак благодарности поведал хозяевам, как сбиваются крупами белый конь, добытчик дождя, и черный конь, вестник засухи, в начале лета.
— Какой год начинается без мольбы к богам? — спрашивал путник и сам же отвечал: — Нет и не может быть такого года. Если не испросить блага и поддержки богов, то незачем продолжать жить, лучше самому уйти в подземное царство Йима. Первая просьба людей, начинающих с весной новую жизнь, — просьба к богине Апас, богине воды. Она должна дать пастбищам и лугам влагу, пролить на поля и растения дождь.
Взором Апас проникает в центр нашего мира, где, наполненное потоком из священной горы, то ли удерживающей небо, то ли просто уходящей ввысь, образовано море с широкими заливами. Много рек, наполненных водой этого моря, текут в разные стороны. Из этого моря водой наполняются
тучи, проливаясь дождями. Великий помощник Апас — Тиштрийн каждый год, обернувшись красивым белым конем, направляется к берегу моря с широкими заливами, чтобы обеспечить наполнение водой дождевых туч. И каждый год демон засухи Апаоша, превратившийся в черного, хилого и убогого жеребца, встречает Тиштрийн. Они сбиваются крупами, они бьют друг друга ногами, они пытаются одолеть один другого. И если вы, люди, плохо поклонялись Апас и ее помощнику в течение зимы, мало приносили жертв, то белого коня отгонит от берега черный жеребец, хотя он уродлив и хил. Если вы, люди, оказали тому, кто стал белым конем, должные, достойные его почести, то у него окажутся новые силы, он легко столкнет черного Апаоша с дороги и кинется в море.Кобылами вздуются волны, сольются с белым жеребцом и произведут изобильную воду. Подхватит появившийся тут же бог ветра Вату воду, поднимет ее к облакам, станут они тучами и прольют дожди вместе с семенами растений над всеми семью областями — кругами мира и над самым большим из них, над вешней областью — кругом, населенным людьми…
Странник кончил рассказ и поднялся.
— Ты обратил внимание, — толкнул молодой пастух старшего, — как трижды оговорился: вы — люди, ваш круг мира. Он, значит, не человек, а бог. Спроси у него о будущем.
— Почтеннейший, — приподнялся старший пастух и подошел с поклоном к страннику, — не посидишь ли ты еще, не расскажешь ли нам и о будущем, так же как о прошлом!
— Ни мир, ни поколение людей не имеют предела. О каком будущем ты хочешь узнать, хозяин коз? О своем, его, моем или о всех нас? Живи и поклоняйся богам, и все будет идти чередой, день сменит ночь, зиму сменит лето, и так будет без конца. Одни люди уйдут к Йиме, другие придут в мир света. И так — без конца.
Странник произнес последние слова довольно громко и отступил в темноту. Костер вспыхнул, но его свет никого не выхватил из темноты. Странник ушел, как и пришел, в никуда из никуда. Наверное, это был бог Атар, бог огня, подумали сидевшие у костра и подивились человечьему обличью и человечьему голосу бога.
— Очень странно, — вернулся к костру старший пастух, — я думаю, что приходил сам бог Митра, бог праведников, бог сражающихся за правду, а поэтому он и бог войны, и бог огня. Наверное, он приходил к огню, а может быть, он искал среди нас другванта — приверженца зла и лжи?
Никто из гревшихся у костра не проронил ни слова. Все повернулись в сторону ушедшего бога и низко опустили голову. Даже сам намек на то, что кто-то может быть нарушителем аша — заведенного и истинного порядка вещей, самой правды, расстраивал честных, искренних пастухов. Если нарушать аша, то разве можно жить тогда на свете? Если нарушать аша, то, значит, ни один договор, ни одно соглашение не могут быть выполненными и будут люди спорить о границах пастбищ, о времени и сроке пастьбы скота, о самих учителях пастьбы. Нет другой возможности закрепить связь друг с другом иначе, чем договориться, договориться на словах. И такое слово договора должно быть и было твердым как камень, ему не изменяли ни договорившиеся, ни их потомки. Два бога — Митра и Варуна, сын богини воды, который наказывал клятвопреступников, следили за соблюдением отношений между людьми, их взаимных соглашений и претензий, добиваясь в каждом случае истины.
Митра — древнеиранский мифологический персонаж, ассоциировался с богом солнца
Великими богами — асурами — были и Митра и Варуна, но их наставлял и учил тот, кто стоял выше, — «Хозяин мудрости» или «Господь мудрости» — Ахурамазда. Ахур (асур) — это и хозяин, и господь, а мазда — само понятие мудрости.
Мелькали благочестивые мысли в голове старшего пастуха. Мешали сну твердая подстилка из козьих шкур, осенняя прохлада и дым затухающего костра. Сон не шел. Небо теряло звезды, которые уходили на покой до следующего вечера. Скоро приблизился рассвет. Недалеко внизу, под невысоким холмом, где пастухи сделали стоянку, раздался какой-то шум, послышалось жалобное козье блеяние, и все затихло. Вставать не хотелось, тем более что сон начал смыкать глаза.