Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шепот Земли и молчание Неба. Этнографические этюды о традиционных народных верованиях
Шрифт:

Будда — в древнеиндийской мифологии человек, достигший наивысшего предела духовного развития

Идеи Гаутамы легли на благодатную почву. Они стали быстро распространяться в Индостане, но столь же быстро против них поднялась индуистская реакция, так как господствующие классы с проникновением буддизма, не признававшего каст, теряли удобную систему социального подавления низших слоев общества. Реакция индуистов была столь однозначна, что в конце концов из пределов Индии буддизм был вытеснен и обосновался в сопредельных странах Юго-Восточной Азии, играя периодами важную роль в культурной

жизни центральноазиатских районов.

С появлением учения Гаутамы в истории мировой цивилизации произошло чрезвычайно важное событие — появилась религиозная система, адептом которой можно было стать, а не только быть им по рождению. Все прежние политеистические и монотеистические «племенные», или «полисные», религии отступали перед буддизмом, ставшим первой мировой религией человечества. Будучи первой, она в значительной степени отражала всю противоречивость и прежних традиционных верований, и самого социального бытия, продуктом которого она являлась. Будучи первой, буддийская религия проявила массу изобретательности, чтобы не нарушить священный облик свой и в то же время пойти на явные уступки прагматизму верующих, согласных принять ее догмы не сами по себе, а при определенных условиях.

Первоначально Гаутама выдвинул идею о полном отрешении от мирской жизни и постижении истины через строгую монашескую юдоль. Этот путь был назван хинаяна — малая колесница спасения. В таком виде буддизм пришел на Индокитайский полуостров, но проникнуть далее на северо-восток, в Китай, не смог. Хинаяна отвлекала от производительного труда все население и воспринималась как абсурдная. Буддистские наставники выдвинули идею махаяны — большой колесницы спасения, допускавшую занятия мирскими делами, чередование их с духовными. А в тибето-монгольском ламаизме — ответвлении буддизма — даже появилась система «молитвенных мельниц» — специальных металлических барабанов, стоявших в храмах, на которых был высечен текст молитвы и обязательное изречение в честь Будды: «О ты, божество, сидящее на лотосе». Верующему-ламаисту достаточно было зайти в храм, повернуть рычажок молитвенной мельницы и удалиться — молитва тобой «произнесена».

Да, именно так. И создавалась сугубо прагматическая концепция — «молитва молитвой, но и делать что-то надо». Резким неприятием буддийских заповедей ухода от мирских забот отличалось прагматическое китайское крестьянство, принявшее эту религию только как религию для мертвых, религию смерти. Хотя мы с полным правом считаем, что Китай долго был буддийской страной, более того, в Китае с легкой руки проповедника Буддидармы родился фактический антипод идеям Гаутамы — дзен, или чань-буддизм. Как религия живых и для живых, буддизм не оставил следа в суеверном сознании прошлого Китая.

Буддизм почитает в качестве высшего божества самого Гаутаму-Будду, но допускает существование в некой беспредельности Вселенной, где есть бесчисленное множество будд, Будду всех будд — Амитабху. С течением времени, превращаясь так или иначе в религию господствующего класса (такова судьба всякой религии в антагонистическом обществе), буддизм должен был ввести систему обязательных обетов, систему наказаний за неправедную жизнь и вероотступничество, да и некоторую иллюзорную, но зримую картину блаженного существования до исчезновения при достижении нирваны. Так, в буддизме появляются воины, будды — охранители веры, появляются ад и даже рай, которым можно насладиться, достигнув состояния будды. Откуда пришли эти представления? Только ли это дань прошлым представлениям о подземном царстве тьмы или роли древних жрецов и шаманов, или это элементарная мечта о некоем «золотом веке», а может быть, определенная трансформация социальной истории в сознании людей, веривших в чудеса?

Конечно, нельзя сказать, что христианство, провозгласившее, как известно, тоже вненациональную и внеклассовую религию, доступное для каждого на земле учение Христа, было порождено буддизмом, но наверняка последний влиял в какой-то мере на христианские догматы. Во всяком случае, как мусульманство возникло под влиянием христианства, так обе эти системы, несомненно, опирались на положения и постулаты буддизма.

Три верховных божества трех мировых религий включили в себя функции неисчислимых духов, небожителей, божеств. И все-таки у каждого из трех богов — Будды, Христа и Аллаха — были прямые помощники на небесах и противники под землей, а на земле — верные их служители: ламы, монахи, муллы. В небеса были устремлены дацаны и ступы, церкви и костелы,

мечети и минареты. Новые боги и новые религии тоже связывали себя с небом, разница лишь в том, что в течение тысячелетий разные племена и народы видели в нем надежду и спасение в этой, земной, жизни, а буддизм, христианство и ислам отнесли их по ту сторону бытия.

Наконец мы подошли к той реальной противоположности мировых и традиционных религий и верований, которая наиболее ярко проявилась в истории Китая. В чем был смысл, основа прежних народных верований? В том, чтобы живым на земле было всегда хорошо, всегда сытно, дети были здоровыми и природа благоприятствовала всем. Что предлагают мировые религии? Буддизм — стойко переносить кару, если даже она мучительна, тогда постигнешь истину и, достигнув состояния нирваны, найдешь вечное блаженство. Христианство — воздаяние на небесах, жизнь в райских кущах и успокоение после непосильного, беспросветного труда в земной жизни. Мусульманство говорило то же, что и христианство, подчеркивая необходимость терпения; терпение и обещание там — за пределами бытия — мира наслаждений. Обратите внимание: боги, захватившие власть над умами и делами миллионов, перестали беспокоиться о земной жизни верующих, пообещав при усердии в молитвах им, поклонении им, следовании их заветам достойную жизнь лишь после смерти. «Оттуда», как известно, никто еще не возвращался, и проверить обещания было невозможно. Удобные религии, позволявшие одним глумиться над другими, добиваться прощения собственных грехов щедрыми пожертвованиями на божеские нужды, ну а большинству рекомендовалось смиряться со своей участью и не препятствовать тому, что начертано самим провидением.

Китайское крестьянство, кормившее и одевавшее огромные массы своих соотечественников, не могло мириться с буддистскими загробными «благами» и поэтому всегда почитало только своих предков, обязанных, по их представлениям, обеспечить достаток и здоровье семье потомков, в также духов — хозяев местности, чэнхуанов, которые должны были обеспечить урожай и спокойствие на земле, где живут люди.

Но и те же китайцы, как и все народы, задумывались о том, что происходит после смерти. Единственным допущением было вечное существование какой-то субстанции предка, а значит, признание необходимости кормить эту субстанцию, приносить ей жертву. И только. Ну а описание подземного мира, обеспечение благоприятного положения умершего в потусторонней жизни — этим у китайцев занимались буддисты и даосы, «захватившие» сферы потустороннего.

Конечно, человеку трудно смириться с тем, что жизнь его не есть начало реального бессмертия. Трудно понять, что вечно человечество, а человек смертен. Вот и ищут люди надежду на продолжение жизни за чертой жизни, причем чаще всего иной жизни, более радостной и светлой, как вознаграждения за страдания в реальном бытии. Вот и взялись эксплуатировать эту надежду, это желание жизни и после смерти мировые религии, выросшие из фантастико-идеалистических воззрений традиционных народных верований, имеющих многотысячелетнюю историю.

Наказанные духи, низвергнутые боги

Этюды о народных знаниях и народном атеизме
Надо наказать духа-хозяина

Представьте себе такую картину. Лето, примерно середина июля. Наш XX век, его 30–40-е годы. Самый центр плодородной великой китайской равнины, лежащей между реками Хуанхэ и Янцзы. Деревня. Дома, вытянутые вдоль одной центральной улицы, смотрят на нее гладкими стенами и создают впечатление сплошной двусторонней глинобитной стены с небольшими вырезами калиток и неширокими, высокими, вровень с крышей, закрытыми воротами.

Да, улица упирается одним концом в небольшую площадь, в арку, отмечающую восточный вход в деревню с благопожеланием путнику навестить «Место у чистого источника» (так называется деревня) и каменную нишу, где высится почти двухметровая фигура деревянного духа — хозяина деревни и всей местности Чэнхуана. У его подножия — масса бумажных цветов, чаши с едой, курительные свечи.

Дело к вечеру. В это время семьи обычно усаживаются во дворе под навесом к вечерней трапезе. Вдруг с западного конца улицы раздается шум трещоток, звон гонгов, крики: «Выходи!» Люди выскакивают на улицу. Мальчишки радостно, с удовольствием кричат: «Выходите, пойдемте накажем духа — хозяина Чэнхуана!», «Пойдемте накажем!» Процессию возглавляет старец.

Поделиться с друзьями: