Шишкин лес

— Они вот-вот на людей начнут бросаться, — говорит Ксения, — а я тут ночью ходила одна. Он репетировал с этой Игнатовой, а меня забывал встретить.

Разбитый кафель пустого, тускло освещенного громадного коридора «Мосфильма» залит водой из протекшего водопровода. Ворота павильонов наглухо закрыты.

— В тот день я напилась и позвонила ему, — говорит Степе Ксения.

— В какой день?

— В тот день, когда он умер. Нина подошла к телефону и сказала, что Леши дома нет, что он на «Мосфильме» репетирует с Игнатовой. И я помчалась на студию. Но когда я сюда приехала на такси, его машина уже выезжала из ворот студии. И я велела шоферу поехать за ним. С ним в машине рядом кто-то сидел.

— Эта Игнатова?

— Я не видела, кто с ним сидит, но тогда я была уверена, что это она. И я поехала за ним в аэроклуб. Это меня больше всего взбесило. Что он летает не со мной, а с ней. Я застряла на железнодорожном переезде, и, когда туда приехала, Леша был уже там, и ворота были заперты, и в проходной никого не было. Я видела его машину у ангара. Потом взлетел самолет. Я отпустила такси и осталась там ждать. Непонятно чего. У меня было с собой вино. В общем, я уснула. А когда я проснулась, бутылку сперли какие-то бомжи, мужик и баба. Я успела увидеть, как они уходят с моей недопитой бутылкой, страшная, чудовищно грязная и оборванная парочка. И вдруг мне стало на все наплевать, и я встала и пошла через поле к шоссе. По дороге меня подобрал Жорик, мальчик, который работает у Каткова, он возвращался в клуб из магазина. Он довез меня до станции, и я взяла там такси. И как раз в это время все случилось. Когда я ехала с Жориком к станции, разбился Лешин самолет.

— Значит, Жорик в это время не был в клубе? — спрашивает Степа.

— Нет, его там не было, он на час уезжал в магазин за водкой, он должен был кому-то бутылку, а потом подвозил меня, и тут все и произошло. Леша сел в самолет и взлетел один. Он часто так делал. Жорик оставлял ему ключи, Леша приезжал, прятал свои вещи в раздевалке и летал. Один. Но в этот раз кто-то успел что-то сделать с самолетом. Когда меня допрашивал следователь, я про бомжей рассказала, а про то, что Жорика там не было, — нет. Жалко его. Он и так был страшно перепуган. Тем более виноват не он, а я.

— Почему ты? — морщится Степа.

— Если б я окликнула Лешу у «Мосфильма», он, может быть, не поехал бы туда и сейчас был бы жив. Но я его не окликнула, потому что ревновала его к этой девочке. А в машине, как выяснилось, была не она, не Игнатова.

— А кто?

— Я не знаю, но не она. Игнатова в это время была здесь, на студии. Она к этому не имеет никакого отношения.

Степа жует губами и напряженно думает. Навстречу им, шлепая сапогами по лужам, бежит ассистентка режиссера:

— Ксения Георгиевна! Ну где же вы? Там уже свет поставили, а вам еще на грим!

— Вы пока отведите Степана Сергеевича в декорацию, — просит Ксения ассистентку и уходит.

— Здравствуйте. Меня зовут Валентина, — говорит Степе ассистентка. — А я вас всего знаю наизусть. «Наша Таня горько плачет, уронила в речку мячик. Тише, Танечка, не плачь. Не утонет в речке мяч».

— Это не я, деточка, — терпеливо поправляет ее мой папа, — это писательница Б-барто написала.

— Извините.

Декорация в павильоне изображает часть нашего дома в Шишкином Лесу — гостиная, веранда и кухня. Я просил художника, чтоб все было точно как в реальности. И он постарался. Все похоже, но, конечно, другое, как реальность, искаженная во сне.

Ошеломленный Степа подходит к буфету. Буфет не тот, но очень похож, тоже как во сне, даже бутылка с чем-то красным стоит за стеклом.

Когда я привез Ксению в первый раз в Шишкин Лес, погасло электричество, и пока искали свечи, папа рассматривал Ксению при свете фонарика. Теперь в этой, похожей на сон, декорации папа все это вспоминает.

На буфете лежит фонарик. Степа берет его в руки.

— Степан Сергеевич, здесь ничего трогать нельзя, — шепотом предупреждает ассистентка. — Это же реквизит.

— Я больше не б-б-буду.

— А вон там наш режиссер Дато Асатиани, — показывает в просвет между выгородками ассистентка. — Вы с ним потом можете поговорить. Сейчас он репетирует с нашей главной героиней.

За стеной дома в Шишкином Лесу, состоящей с изнанки из фанеры и палок, Степа видит Асатиани, молоденького, но уже лысого паренька, сидящего в кресле перед очень хорошенькой девочкой. Это и есть Игнатова.

— Асатиани — ученик Алексея Степановича, так что вы можете быть совершенно спокойны, — шепчет Степе ассистентка.

— Я совершенно с-с-с-спокоен, — говорит Степа.

— Давай пройдем сцену еще раз, но без эмоций, — говорит Игнатовой Асатиани. — Пойми, уже все кончено. Надежды никакой нет. Ты, как только вошла в этот дом, почувствовала, что он на тебе не женится. Начали.

— Ты на мне не женишься, — говорит Игнатова слова роли, — потому что знаешь — со мной не получится, как у папы с мамой.

— При чем тут мои папа с мамой? — отвечает текстом сценария Асатиани.

— Ты хочешь прожить жизнь, как прожили ее твои мама с папой, — говорит слова своей роли Игнатова. — Чтоб она была очень ровной, очень долгой и счастливой. Ты знаешь, что на свете такого почти не бывает, но у них же каким-то образом получилось. Вокруг бури, ураганы, войны и революции, тюрьмы и нищета, а они живут долго, ровно и счастливо. Тебе кажется, что они знают какой-то секрет, и ты хочешь прожить свою жизнь так же. Это твой идеал. И тебе нужна женщина, которая сможет тебе это дать.

— Ты меня упрощаешь, — говорит Асатиани.

— А ты очень простой, Лешенька, поэтому ты женишься не на мне, а на этой Нине. И будешь с нею жить долго, ровно и счастливо. И у вас будут дети, которые тоже будут жить долго, ровно и счастливо. Но меня ты не забудешь никогда, никогда.

Она приближается к Асатиани и, в соответствии с ролью, целует его, едва касаясь губами, целует его глаза, руки, снова целует.

Игнатова бесконечно талантлива. Это мое главное открытие последних лет. Но это новое поколение. Мне кажется, что она вообще ни черта не чувствует.

Степа морщится, жует губами, напряженно думает, потом берет с буфета фонарик, кладет его в карман и уходит в темноту между стенами декорации.

— Все. Молодец, — говорит Игнатовой Асатиани. — Теперь пробуем со светом. А где фонарик? Я сказал, чтоб фонарик лежал здесь, а его нет. Где фонарик?

— Дато Вахтангович, все в порядке. Вот вам другой фонарик, — спешит к нему ассистентка. — У нас есть еще два фонарика.

В темноте за изнанками декораций, переступая через кабели, навстречу Степе идет Ксения в гриме Даши. Грим так хорош, что в темноте павильона на какую-то секунду Степе кажется, что это Даша. А рядом с нею навстречу ему идет он сам, Степа, молодой Степа, очень похоже загримированный артист.