Шишкин лес
Шрифт:
— Ну, как я вам? — спрашивает Ксения.
— Похожа. Похожа. — Степа с трудом возвращается к реальности. — Ну, я п-п-поехал.
Степа так и ездит в Машином автомобиле, в котором уехал от гостиницы, где оставил Машу с Сорокиным. Глубокой ночью он выезжает со студии, но сразу останавливается, вытаскивает из Машиной сумки ее мобильник и тычет в кнопки.
В темноте гостиничного номера звонит телефон. Лежащий в кровати Сорокин протягивает руку к тумбочке, включает свет и берет трубку.
— А? Кто это? Степа? Вы знаете, который сейчас час? Что?! Нет, я никуда в это
Кладет трубку и поворачивается к лежащей рядом женщине. Она укрыта простыней с головой.
— Твой дед совсем с ума сошел, — говорит Сорокин. — Хочет, чтобы я сейчас, ночью, опять поехал с ним в этот аэроклуб.
Из-под простыни выныривает Маша.
— Ты ему сказал, что я здесь?!
— Нет. Слово чекиста.
Маша спрыгивает с кровати и начинает поспешно одеваться.
— Ты куда?
— Домой.
— Но это же глупо.
— Я живу так, как считаю правильным, — яростно шипит Маша.
— Зачем? Нам же с тобой хорошо.
— Чтобы жить вместе, Лева, этого мало. И твой приезд — это не моя инициатива. Тебя вызвал Степа.
— Я знаю. Кстати, мы до сих пор об этом всерьез не поговорили. Оценку картин и прочего я могу произвести. И помогу все продать. Но Кристи не занимается аукционами в России.
— В каком смысле не занимается? — настораживается Маша.
— Не занимается — и все тут. Продать то, что вы хотите, через Кристи можно только в Нью-Йорке, Париже или Лондоне. Но ваши вещи не выпустит туда Министерство культуры. Вывезти их можно, только минуя таможню, контрабандой. Это очень долго, опасно, и я в этом смысле совершенно вам бесполезен.
— Зачем же ты тогда приехал, если бесполезен? — яростно шипит Маша.
— Чтоб увидеть тебя.
— Но ты понимаешь, что эти деньги нам необходимы?!
— Понимаю конечно. И я предлагаю тебе, без всякого Кристи, устроить аукцион здесь, в Москве, в твоей галерее. Я все организую и попробую все продать новым русским.
Глубокой ночью у щита с надписью «АЭРОКЛУБ ШИШКИН ЛЕС» Степина машина сворачивает с шоссе.
Останавливается у проходной. Светит фонариком в окно. Телевизор в будке все еще включен, но убитой женщины в кресле перед ним уже нет.
Ворота раскрыты. Степа въезжает в них.
С фонариком в руке, он входит в темный ангар.
Обойдя разобранный самолет, он открывает фанерную дверь «Учебно-тренировочного центра» и заглядывает в узкое пространство за стенкой с приборным щитом. Тело убитого бомжа тоже исчезло. Кровь вытерта. Пол совершенно чист.
Кто убрал трупы — милиция или те, кто убил бомжей, — Степу сейчас не интересует. Он приехал сюда за другим.
Дверь в раздевалку он обнаруживает за конторой. Осматривает крошечную каморку. Пусто. Степа ложится на пол, заглядывает под скамью и при свете фонарика находит мою сумку. Вытаскивает ее.
В сумке папка со сценарием «Шишкин Лес» и мобильный телефон.
Папа гасит фонарик, некоторое время отдыхает в темноте, лежа на спине, потом с трудом встает.
Котя уже не в гостях. Сморило Котю, и он спит в одежде, на диване в своей комнате на втором этаже нашего дома. А у соседей гости еще не разошлись, и там опять стройно поют про кузнечика:
Он ел одну лишь травку. Он ел одну лишь травку, Не трогал и козявку И с мухами дружил. Представьте себе, представьте себе. Не трогал и козявку. Представьте себе, представьте себе, И с мухами дружил.Степа стоит над Котей и пытается его разбудить:
— Проснись, деточка. Ну проснись же.
— Что? Я хочу спать! — отбрыкивается Котя.
— Помоги мне, — трясет его за плечо Степа. — Скажи, на мобильном телефоне можно узнать, от кого были последние звонки?
— Отстань от меня!
— Я не отстану, пока ты мне не скажешь. Я хочу знать, с кем Леша говорил в тот день, перед смертью. Вот его мобильник. Я не знаю, что тут надо нажимать. Ну проснись же!
Котя садится, трясет головой и нажимает кнопку на мобильнике.
— Вот номер, кто последний звонил, — бормочет он. — Если хочешь с ним соединиться, нажми сюда.
Падает на кровать и мгновенно засыпает. Степа нажимает кнопку и ждет ответа.
В доме Левко звонит телефон.
Павел Левко моет в кухне шампуры. Зина моет посуду. Доберман вынюхивает и слизывает с полу крошки.
— Алло? — Павел берет трубку.
Степа узнает его голос. Одновременно он видит Павла в окне кухни дома Левко. Смотрит на Павла, жует губами и молчит.
— Козлы, — Павел вешает трубку.
— А ты зачем подошел? — волнуется Зина. — Ну зачем? Это же мне звонили!
— Ночью? Кто тебе мог звонить?
— Это был Макс! Я чувствую, что это был он! А теперь он тебя испугался, и опять придется ждать и ждать, и ждать!
— Мамуль, ты иди ложись, — говорит Павел. — Отдыхай. Я все сам уберу.
А гости во дворе все поют:
Но вот пришла лягушка, Но вот пришла лягушка. Прожорливое брюшко, И съела кузнеца.Степа кладет мобильник в карман. Лицо у пьяного спящего Коти совершенно детское. Степа жует губами и крестит его.
Папа верит в Бога, как он объясняет, «на всякий случай». Но всех детей и Енуков он крестил. Дочку Зискинда Аню, Машину маму, он крестил в самое неподходящее для этого время.
2
1932 год. Полонский работает у мольберта. Варя тюкает молотком в своей мастерской. Из сада доносятся пронзительные звуки Дашиной скрипки. Двадцатилетний Степа кормит из соски Аню, одновременно развешивая на веревке ее пеленки.
— Ребенка надо к-к-к-крестить, — говорит Степа.
— Зачем крестить? — спрашивает Полонский.
— На всякий случай.
— Что значит «на всякий случай»?
— Может, будет меньше б-б-болеть.
— Я против.
— Вы же не член п-п-партии, — заикается Степа.
— Я не член партии, но идеи коммунистов, Степа, в общем, разумны.
Стук молотка прекращается. Варя прислушивается к разговору. Звуки Дашиной скрипки тоже умолкают.
— А что? — говорит Полонский. — Первый шок прошел, и теперь понятно, что они хотят не уничтожить аристократию, а наоборот — мечтают превратить все человечество в своего рода аристократию. Через широчайшее культурное воспитание масс. Этим и занимается наша семья. Мы — воспитатели масс. И на нас лежит поэтому огромная ответственность. К тому же Даша готовится к международному конкурсу. И за это крещение ее моментально выпрут из консерватории.