Шизофрения

Голос в мамином исполнении действительно оказался противным, поэтому Александра не стала возражать.

— Я тебе кричу: «Мне надо в магазин сходить! Новый Год скоро, а я еду не купила. А ты опять: «Перезвоните позже, перезвоните позже». Знать тебя не хочу!

— Мамочка, — чуть не засмеялась Александра, — это же был автоответчик. Я домой только что вернулась…

— Не делай из меня идиотку! — выкрикнула мама, но трубку не бросила, что обнадеживало. — Какой еще ответчик? Что я, по-твоему, голос родной дочери узнать не могу?! Вырастила на свою голову брандохлыстку!

— Кого, кого?! — Александра затряслась в беззвучном смехе. Такого слова из уст мамы она еще не слышала и значения не знала, но набор букв, из которых слово было составлено, подкрепленный выразительной интонацией, позволял предположить, что это не похвала.

— Кого вырастила — того вырастила, — скорбно подытожили на другом конце трубки, что означало: «Я посвятила тебе жизнь. Недоедала и недосыпала и вся ради тебя. А теперь? У всех дочери как дочери, а у меня…»

— Мам, я сейчас приеду, и сходим с тобой в магазин. Хорошо?

— Ничего хорошего. Не пойду никуда. Мне письмо должны принести от мэра.

— От кого?

— От мэра, — гордо ответила мать. — Он мне регулярно пишет. Поздравляет с праздниками. Или городские новости сообщает. Что да как. Президент вот тоже пишет. По имени и отчеству обращается. А в магазин сходить не с кем, — с вызовом заявила она.

— Мам, все, я еду. Жди, — решительно сказала Александра, поднимаясь с кресла.

— Вот еще! — короткие гудки означали, что разговор окончен.

Через сорок минут Александра стояла у подъезда перед домофоном, терпеливо ожидая ответ.

— Алле, слушаю вас, — голос матери был неожиданно весел.

«Видно письмо от мэра получила», — предположила Александра.

— Мамочка, это я.

Воцарившаяся тишина свидетельствовала: мама размышляет.

«О, Господи! Лишь бы трубку домофона за телефонную не приняла», — забеспокоилась Александра..

— Мама, открой, я приехала, стою у подъезда.

Чуть подумав, электрический замок щелкнул. Обшарпанный трудяга-лифт, натужно вздыхая изношенными механизмами и жалуясь на отсутствие коммунальной ласки, поднял Александру на десятый этаж. Мать уже стояла в дверях в брючках, стареньком пальто и сумкой на колесиках.

— Чего приехала? — надменно спросила она. — Без тебя, думаешь, не обойдусь? Общайся там со своим ответчиком, — все еще обиженно сказала она, перешагнула через порог и, почти прижавшись телом к замочным скважинам, принялась греметь ключами.

«Понятно, — подумала Александра. — Не хочет, чтобы я увидела, какой ключ — к какому замку».

— Давай помогу, — предложила через пару минут.

— Отойди! — буркнула мать, не поворачиваясь. — Ключи у меня совсем отобрать хочешь? Чтоб потом без меня прийти и опять свой порядок навести?

— Опять?! — изумилась Александра. — Когда это я без тебя к тебе приходила, если у меня и ключей-то нет?

— Ух ты, боже ж ты мой! Будто ты себе копии не сделала?! Так я и поверю! А кто мне вчера все полотенца перевесил в ванной? А?

Ответа на этот вопрос у Александры не было.

В машину мама сесть отказалась. «Наши люди в магазин за продуктами на такси не ездят» говорили ее скорбно поджатые губы.

До супермаркета дошли молча.

Первая проблема возникла уже у лотка с капустой. Маме понадобился именно тот кочан, который выбрала другая покупательница и даже успела взять в руки. Старушка вцепилась в кочан мертвой хваткой. Невольная соперница, заметив умоляющий взгляд Александры, вошла в положение и уступила.

В секции молочных продуктов мама, окинув взглядом контейнер с упаковками молока, приказала:

— Пакет молока мне возьми. Моего, — уточнила иезуитским тоном.

Последнее слово было испытанием, поводом упрекнуть дочь в том, что та до сих пор не знает, какое молоко предпочитает мать. Александра нерешительно протянула руку к пакету с нежирным молоком.

— Я, к твоему сведению, пью пятнадцать без… середины, — окинув дочь уничтожающим взглядом, бросила та.

— Мам, я не поняла! — робко сказала Александра, отчаявшись решить задачу.

— Я же сказала, пятнадцать без середины! — мать повысила голос. — Не понятно, что ли? Я бы тебя не просила, но сама не могу по этим горам скакать и выискивать. Ну, вот же оно! Издеваешься, что ли?!— ткнула пальцем в пакет с надписью «1,5 процента жирности».

Александра потянулась к пакету.

— Стой! Не клади в телегу. Я поглядеть должна, — одернула ее мать, достала очки и принялась внимательно изучать надписи на упаковке. — Нет, ну ты посмотри, наглость какая! Ты видишь?! — сунула пакет в лицо дочери. — Вроде наше молоко, советское, а на коробке написано по-английски. Найди мне советское молоко! Девушка, — схватила за рукав проходящую мимо покупательницу, одетую в белое пальто.

Та остановилась.

— Товарищ продавец, — в голосе мамы прозвучали строгие нотки безжалостного и бескомпромиссного народного контролера из докапиталистического периода. — Мне не нужно иностранное молоко! Я хочу советское. Со знаком качества. А не всякую иностранную дрянь. Найдите мне. А то у меня дочь, — сверкнула глазами в сторону Александры, — сегодня не в себе! Матери помочь не может!

— Мамочка, пойдем. Хватит, — Александра решительно отобрала у матери пакет, положила в тележку и крепко взяла старушку за локоть. — Это молоко — от отечественных производителей, — ласковым шепотом прошипела она, — просто на пакете написан производитель упаковки: «Тетра Пак».

— Ты что?! — немедленно возмутилась та, вырываясь. — Отпусти меня! Драться решила? Бьешь мать родную? — неожиданно сильно толкнула Александру, которая даже потеряла равновесие и почти упала на руки проходящего мимо мужчины.

— Извините, ради бога, — смущенно улыбаясь, повернулась она к спасителю, растерявшемуся не меньше, чем она сама.

— Ишь, весело ей! — заметив улыбку на лице дочери, завопила мать, подбоченясь. — Только в голове и есть, чтобы мужикам головы крутить. Уже хахаля себе в магазине завела! В минуту!

Мужчина испуганно отпрянул, видимо, опасаясь обвинения в попытке изнасилования.

— А мать бьет! — жалобным голосом посетовала старушка повернувшимся на шум покупателям. — Бье-е-ет меня… Мать родную. Что не так — сразу руки распускает. Молотком по ногам бьет. По коленкам. А сама-то из психушки своей не вылезает. Вот как! — на глазах у нее выступили слезы.

— Как вам не стыдно, девушка! — возмущенно воскликнула пожилая женщина, укоризненно глядя на Александру.

Вдохновленная поддержкой народных масс, маман запричитала: