Шкаф поперёк

– Можно, но прежде, чем зайти - стучи.

– Отлично, - Стас улыбнулся.
– А как тебя зовут, Громова?

– Таисия... Тая.

– Очень красивое имя, как и девушка, - он ещё немного помолчал, а потом они дружно делали перестановку, двигали кровати и шкаф. Места в комнате поубавилось, но каждому было выделено хоть и небольшое, но всё же личное пространство. Две же шторки дополнили возможность уединения, и Тая довольно смотрела на плоды их трудов.

– Стас... я, правда, не похожа на мальчика?
– щеки её заалели, и она прятала глаза.

– Правда.

– У меня волосы короткие и это... ну... в общем...

– И что? Иди сюда, - он доверительно подозвал к себе и провёл по экрану телефона, ткнув пальцем по иконке галереи.

– Воооот, смотри, - Тая увидела фотографии худенькой девушки с короткой стрижкой, почти ёжиком.
– Это моя девушка, она в другом городе учится... видишь, худенькая, как ты, а причёска и вовсе. Скорей всего, я поэтому и... Но, обещаю, больше такого не повторится.

Громова ещё раз внимательно посмотрела на фотографию и пришла к выводу, что худые - тоже девушки, и удовлетворённо ушла на свою половину, где почти сразу уснула.

Через пару дней Громова смотрела в потолок, ей не спалось. Днём она уснула сразу после пар и сейчас маялась от невозможности уснуть.

– Стаааааас, - она прошептала, но громко.

– Ум?
– раздалось из-за шкафа.

– А ты, правда, в медицинском учишься?

– Правда.

– И, правда, гинекологом будешь?

– Не знаю ещё... там сложностей много, долго объяснять.

– Понятно, - и замолчала.

– Стааааааас, - так же шёпотом, но громко.

– Ум?

– А ты в морге был?

– Был, - Громова услышала, как зашуршала простынь, и студент-медик-не-гомосексуалист сбил подушку.

– А мертвецов видел?

– Видел.

– Прям, живых мертвецов?

– Громова, живых мертвецов не бывает.

– Нууу... а ты их прям трогал? Прям, руками?

– Прям, ногами и немножечко языком!

– Ой, - пискнула Громова, и замолчала, услышав громкое сопение.

– Стааааааааас, - шёпотом, но громко.

– Ум?
– приглушённо, скорее всего, студент-медик вёл диалог с подушкой.

– А они страшные? Мертвецы?

– Обычные, Громова, они обычные.

– А...
– Громова не договорила, потому что уставилась на стоящего в проходе между стеной и шкафом парня, который был в одном белье и, нагнув голову вбок, смотрел на лежавшую на животе девушку, которая меееедленно подтягивала одеяло себе на пятую точку.

– Знаешь, Тая, ты первая красивая девушка, которая будит меня среди ночи, чтобы обсудить трупы... Я заинтригован.

– Когооооо?

– Не кого, а что. Мне говорили, ты вундеркинд, Громова, - он продолжал стоять, облокотившись на угол шкафа, скрестив ноги. Громова прятала глаза, прикидывая, на какое место на теле студента-медика-не-гомосексуалиста смотреть будет прилично. Тело было наго, кроме плотно облегающего белья, конечно, и невероятно хорошо.

– Так что ты хотела знать про трупы?
– он медленно обошёл кровать и встал у изножья. Свет от фонарей бросал тень, и Громова судорожно сглотнула, потом моргнула. Три раза. И пискнула:

– Ничего. Я это... просто... для поддержания беседы...

– А ты не могла бы беседовать в другое время?
– Стас подошёл ещё ближе, и Громова уставилась на его ноги, меееедленно поднимая глаза выше, пока не отвела их, вспыхнув.

– Хорошо. Извини. Прости, что разбудила.

– Отлично, - и меееедленно развернувшись, вышел с её половины комнаты. Громовой, конечно, только показалось, что белье у Стаса стало ещё плотней... как-то вдруг село, ужалось в размерах, а вот всё остальное увеличилось.

Через месяц Тая просыпалась от уже привычного запаха свежей сдобы. Каждое утро Стас оставлял на качающейся тумбочке рядом с кроватью Громовой пакет с двумя булочками. Заметив однажды «сытный» завтрак девушки, состоящий из чая и сахара, Стас покачал головой и сказал.

– Тая, завтракать нужно нормально.

– Нормально я завтракаю, - пробурчала Громова, отхлебнув глоток некрепкого чая и нагибаясь, чтобы завязать шнурок на кроссовке.

– Нормально - это клетчатка.

– Что?

– Кашу надо есть!
– при слове «каша» Громову передёрнуло так сильно, что Стас милостиво отменил употребление клетчатки, а на следующее утро она нашла на своей тумбочке две булочки в бумажном пакете. Они настолько соблазнительно пахли, что одну она съела тут же, а вторую с чаем. Вечером, в знак благодарности, Тая поделилась пельменями собственного приготовления с нормальным-студентом-не-гомосексуалистом.

Проживание с парнем в одной комнате, конечно, вносило свои коррективы или смущающие моменты, как например, когда быстро вошедший Стас встретился глазами с голой грудью Громовой, которая всего-то на минуточку вышла за свою территорию, чтобы взять с сушки для белья, которая славно уместилась на половине Стаса, свою футболку.

– Ой, - пискнула Громова, - ой-ой-ой, ай.
– И, прикрывшись руками, побежала к себе.

– Я ничего не успел увидеть!
– услышала в спину.

– Ага, - она быстро надела бюстгальтер, футболку и джинсы и стремглав пробежала мимо Стаса на улицу, где перевела дыхание и, наконец, покраснела, как свёкла, выругавшись в конце так грозно, как только могла.

– Пенис!

Когда пришло время отъезда Громовой, она тщательно убралась на своей половине и назидательно сказала студенту-медику.

– Только девушку свою на мою половину не приводи.

– Не беспокойся, она же не в этом городе.

– Да? А где?

Стас назвал город и смотрел на широко распахнутые глаза Таи.

– Ого! И оттуда, в смысле, я там жила.

– И я, - он оглядел ещё раз девушку, - не помню тебя, совсем... странно, мы вроде ровесники.

– Неее...

– Ты на четвёртом? На пятый перешла?

– Да... но я ведь вундеркинд, типа.

– И что?

– Я в пятнадцать лет школу закончила... и тогда же поступила.

– ВАУ! Как тебя родители-то отпустили?

– Они в меня верят и гордятся, - отчеканила.

– Лучше бы они твоей социальной адаптацией занялись, вундеркинд, - он улыбнулся, как-то до странного тепло, так тепло, что Громовой стало уютно под этой улыбкой. В неё захотелось закутаться и никогда не выбираться.

– Так значит, увидимся?

– Может, и увидимся, мне ещё месяц тут торчать.

Провожали её на вокзал Машка с Володенькой.

– Что у тебя со Стасом?
– шепнула, пока не видит Володенька.