Шмяк! (Бац!)

– Я сказал свое слово, сэр, – произнес Ваймс, глядя в точку над головой Ветинари. – Мой долг – нагнать грагов. Не сомневаюсь, они помогут мне в ходе расследования.

– Но у тебя нет улик, Ваймс. А улики понадобятся очень серьезные.

– Да. Поэтому я намерен привести гномов обратно, и никакие плавающие в воздухе хвостатые глаза меня не остановят. Я найду грагов и их телохранителей, черт их подери. Тогда Стража сможет провести расследование. Кто-нибудь что-нибудь да скажет.

– И ты наконец удовлетворишься? – резко поинтересовался Ветинари.

– Это вопрос на засыпку, сэр?

– Хорошо сказано… – Ветинари смягчился. – Леди Сибилла необыкновенная женщина, Ваймс.

– Да, сэр. Это точно.

И Ваймс ушел.

Некоторое время спустя личный секретарь Ветинари, Стукпостук, неслышно вошел в кабинет и поставил на стол перед патрицием чашку чая.

– Спасибо, Стукпостук. Ты слышал?

– Да, сэр. Командор настроен решительно.

– Они вломились к нему в дом, Стукпостук.

– Да, сэр.

Ветинари откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок.

– Скажи мне, Стукпостук, ты азартен?

– Иногда я склонен немного рискнуть, сэр.

– Если взять с одной стороны невидимую и чертовски сильную квазидемоническую сущность, движимую исключительно чувством мести, а с другой стороны командора… на кого бы ты поставил… допустим, доллар?

– Ни на кого, сэр. Шансы равны.

– О да. – Ветинари задумчиво уставился на закрытую дверь. – О да…

«Я не пользуюсь магией, – думал Ваймс, шагая под дождем к Незримому Университету. – А еще я иногда вру».

Миновав главный вход, он как можно незаметнее направился в переулок Волшебников. Благодаря нескольким вывалившимся кирпичам в стене там был свободный доступ в Университет для всех желающих. Поколения пьяных студентов пользовались этим перелазом, чтобы вернуться в общежитие поздно ночью. Со временем они становились настоящими важными волшебниками, с окладистыми бородами и внушительными брюшками, но даже не заикались о том, чтобы починить стену. В конце концов, это была традиция. И «омары» [19] там тоже не сторожили – традицию они чтили еще больше волшебников.

19

Университетские привратники, которые также исполняли обязанность прокторов (притом с изрядным энтузиазмом). Свое прозвище они заработали благодаря тому, что были исключительно толстокожи, багровели на жаре и обладали крошечным (по сравнению с размером тела) мозгом.

Впрочем, как раз сегодня один из них маячил в тени – и подскочил, когда Ваймс похлопал его по плечу.

– А, это вы, командор Ваймс, сэр. Это я, сэр, Уиггли, сэр. Аркканцлер ждет вас в садовом сарае, сэр. Идите за мной, сэр. Только никому не говорите, сэр.

Ваймс зашагал вслед за Уиггли в темноту по сырым газонам. Как ни странно, усталость отступила. День за днем он не высыпался, но чувствовал себя довольно бодрым, хоть перед глазами слегка и плыло. Его поддерживал азарт погони. Телу предстояло расплатиться за это позже…

Уиглли, предварительно посмотрев в обе стороны с заговорщицким видом, который немедленно привлек бы внимание любого наблюдателя, открыл дверь садового сарая.

Внутри маячила грузная фигура.

– Командор! – радостно проревела она. – Вот так штука! Не хватает только плаща и шпаги!

Только гроза могла заглушить голос аркканцлера Чудакулли, когда тот был в хорошем настроении.

– Пожалуйста, говорите потише, аркканцлер, – попросил Ваймс, спешно прикрывая дверь.

– Простите, – ответил волшебник. – Идите сюда. На мешках с компостом очень удобно сидеть. Итак… чем могу помочь, Сэм?

– Давайте сразу согласимся, что ничем, – сказал Ваймс.

– Интригующе. Продолжайте… – Чудакулли придвинулся ближе.

– Вы знаете, что в Страже я не потерплю магии, – продолжал Ваймс. В темноте командора атаковал свернувшийся змеей садовый шланг, как это у них водится, но Ваймс одержал победу и сбросил его на пол.

– Знаю, сэр, и уважаю вас за это, хотя некоторые и полагают, что вы просто идиот.

– Что ж… – Ваймс попытался пропустить «идиота» мимо ушей. – Мне нужно попасть в Кумскую долину. Очень быстро. Э… как можно быстрее.

– То есть как по волшебству? – намекнул Чудакулли.

– Да, – признал Ваймс. Ему было очень неловко. И что это такое под ним?..

– Хм… – отозвался Чудакулли. – Но, вероятно, без всяких фокусов-покусов? Вам, кажется, неудобно сидеть…

Ваймс торжествующе извлек огромную луковицу.

– Прошу прощения, – сказал он, отбрасывая ее в сторону. – Нет, не надо никаких фокусов. Разве что маленький покус. Мне нужна лишь небольшая фора. Граги ушли вчера.

– Вы намерены путешествовать в одиночку?

– Нет, нас будет одиннадцать. Две кареты.

– Боги мои! То есть исчезнуть в клубах дыма и появиться в другом месте…

– …для нас не вариант. Мне нужна…

– Фора, – договорил волшебник. – Да. Нечто волшебное по сути, но не с виду. Ничего чересчур очевидного…

– И чтобы никто не превратился в лягушку, – поспешно добавил Ваймс.

– Разумеется. – Чудакулли хлопнул в ладоши. – Что ж, командор, боюсь, мы не в силах вам помочь. Волшебники такими делами не занимаются.

Он понизил голос и продолжал:

– И уж точно мы не сможем вам помочь, если вы подгоните две кареты – пустые – к задней двери… скажем, через час.

– Да? Э… договорились, – ответил Ваймс, пытаясь не утерять нить. – Вы ведь не станете приделывать им крылья, правда?

– Мы вообще ничего не станем делать, командор! – жизнерадостно объявил аркканцлер, хлопая его по спине. – Мы ведь договорились! И вам уже пора… хотя, разумеется, вас тут вообще не было. И меня. Умно мы обошли шпионов, да?

Когда Ваймс ушел, Наверн Чудакулли сел на мешок, закурил трубку и той же спичкой зажег свечку в фонаре. Садовник здорово злился, если в сарае разводили бардак, так что, наверное, надо было прибраться…

Аркканцлер уставился на пол. Свернутый шланг и упавшая луковица образовали нечто вроде огромного глаза с хвостом.

Дождь немного остудил Ваймса. Улицы тоже слегка остыли. Только самые упорные способны бунтовать под дождем. И потом, слухи о вчерашних событиях разошлись по городу. Никто, разумеется, не знал наверняка, и эффект «Пшика» в сочетании с «Молотом» оказался таков, что немалое количество мыслящих (хотя бы приблизительно) существ терялось в догадках, что именно произошло. Раз они проснулись, чувствуя себя весьма скверно, значит, что-то случилось.