Шокирующая музыка

Судя по всему, собирая это блестящее общество величайших деятелей искусства Франции, он не руководствовался соображениями статуса; это были настоящие дружеские отношения, построенные на взаимном уважении. В 1920-х годах французский композитор Франсис Пуленк опустил монету в существующую на тот момент в Париже версию музыкального автомата. Зазвучала фортепианная пьеса «Идиллия» Шабрие, которого Пуленк полагал второстепенным композитором. Позже он писал: «Даже сегодня я дрожу от волнения, вспоминая это чудо. Моя музыка никогда не забудет тот первый поцелуй. Дорогой Шабрие, как мы все тебя любим!»

Оды к радости

Самым известным гимном радости, пожалуй, является положенная Бетховеном на музыку часть оды «К радости» Шиллера в заключительной части его Девятой симфонии (1824). В то время это было впечатляющим новшеством, выражением столь великого чувства, что модель симфонии, основанная только на инструментах, треснула, как ненужная Берлинская стена, чтобы сквозь нее хлынули голоса. В Германии ее исполнили в честь этого самого события в 1989 году, а в Японии ежегодно проводятся сотни исполнений этого произведения. Радость в знаменитой мелодии ограничена, по сути, пятью нотами, и всё же она словно распахивается, чтобы охватить весь мир. Другой мир, звучащий радостью, возникает в оркестровой сюите «Планеты» уроженца Англии Густава Холста (1874–1934). Оставив Землю за пределами музыкальной реальности, эта серенада космосу часто использовалась для драматических эффектов в телевизионных шоу о войне и космосе. Jupiter, the Bringer of Jollity – шумно скачущая пьеса, чьи взаимопроникающие структуры в какой-то момент успокаиваются для одной из тех «больших» мелодий, которые довольно быстро превратились в гимн I Vow to Thee, My Country. Эта песня стала обязательной на футбольных матчах, свадьбах (принцессы Дианы) и, что немного странно, похоронах (Черчилля и, да, принцессы Дианы).

Хотя ничто не объединяет толпу лучше, чем песня, множество нот было потрачено на выражение мелких радостей жизни. Иоганн Себастьян Бах написал сотни священных кантат; моя любимая – светская, в которой непокорная дочь хвастается своим увлечением, да что там, зависимостью от кофе в так называемой «Кофейной кантате» (1734). То, что, как можно надеяться, является более частным удовольствием, Людвиг Зенфль (ок. 1486–1543), уроженец Швейцарии, выплескивает в песне о том, как он пускает ветры в ванной. Пьянство – популярная музыкальная тема. Бокалы поднимаются в трактирных сценах многих опер. Если герои слишком высокородны, чтобы отправиться в паб, они пьют дома со своими многочисленными друзьями. В итальянской опере это «бриндизи» – заздравный тост, застольная песня, самый известный пример которой в «Травиате» Верди. Английский король Генрих VIII (1491–1547), несомненно, был популярным человеком, имевший почти столько же друзей, сколько жен, он воспевал хорошие времена в замечательной песне Pastyme with Good Company. Маленькая прогулка «Promenade (Walking the Dog)» Джорджа Гершвина (1898–1937) – тоже сплошное ликование! Прочие спиногрызы фигурируют в операх и инструментальных «ясельных» сюитах, одна из самых красивых – «Детские игры» Бизе 1871 года. Маленький герой «Песенки ребенка» Россини делает то, что дети делают много раз в день, и сообщает папе о «каке» именно этим словом. Возможно, Россини получал некоторое удовольствие от инфантилизма, учитывая, что песня вошла в его поздний сборник «Грехи старости».

Иоганн Себастьян Бах (1685–1750)

Во славу благодарности

о время моей первой поездки во Францию много лет назад я посетил оперу Верди «Сила судьбы» (1862) в старой парижской Опере, той самой, в которой, как предполагалось, обитал Призрак. Переполненный зал был в восторге от декораций, созданных по мотивам картин Гойи, и дирижирования Юлиуса Руделя. В конце вечера, когда бурные аплодисменты отражались от великолепного потолка Шагала, я заметил, что пожилая зрительница покинула свое место и деликатно идет по проходу к оркестровой яме. Достигнув места назначения, она одобрительно похлопала по плечу удивленного маэстро, а затем повернулась на каблуках и зашагала прочь. За годы работы я побывал среди многих горячо аплодирующих зрителей, но сомневаюсь, что когда-нибудь еще увижу такую искреннюю реакцию, как благодарное похлопывание этой старушки. Не будем слишком задерживаться на радости. Помимо Шабрие, очевидно, что это состояние большинство композиторов находят менее интересным, чем исследование темных эмоций. В опере самые скучные моменты происходят, когда герои рассказывают нам, как они счастливы; к счастью, их блаженство никогда не длится долго.

АНТРАКТ,

во время которого вам будет предложена эксклюзивная коллекция

До сих пор мы чувствовали себя довольно хорошо в рамках этого повествования. График наших эмоций показывает скачок вверх, в зону превышения, безусловно, но умеренность редко практикуется на ранних стадиях любовных отношений. Давайте поупражняемся в этом, сделав паузу в середине программы, включив свет и направившись в бар, чтобы насладиться общением и легкими закусками. Уроков любви, собранных здесь, недостаточно для безопасного движения по жизни. Мы должны отвлечься от всей этой страсти, дабы получить несколько практических советов о вещах за пределами любви, основанных опять же на промашках наших друзей. Наслаждайтесь напитком. В романтической драме, как и в опере, всё становится мрачнее во второй половине.

Музыкальные лайфхаки

Цель написания музыки? Просто способ пробудиться к той жизни, которую мы живем.

Джон Кейдж, 1957

1. Не теряйте ни минуты

Заманчиво представить, что композиторы бесконечно возились со своими операми и симфониями. Все эти детали требуют тонкой настройки. А все эти ноты! Леонардо да Винчи наносил эти никогда не заканчивающиеся мазки на свою миниатюрную «Мону Лизу» в течение почти пятнадцати лет. Наверняка такое грандиозное сооружение, как «Мессия» Генделя, должно было потребовать такого же подвига выносливости?! А вот и нет. Очевидно, что изобразить Иисуса в звуке гораздо проще, чем изобразить улыбку. В 1741 году Гендель написал «Мессию» с начала до конца с 22 августа по 14 сентября, то есть за чуть менее чем за три с половиной недели. Со своей следующей ораторией «Самсон», увидевшей свет шесть недель спустя, 29 октября, он перешел на легкий галоп. Обе они требуют для прослушивания очень длинного вечера. Помню, как я исполнял четырехминутный хор из его оратории «Израиль в Египте» (вся она попала на бумагу чуть менее чем за октябрь 1738 года) и отметил, что это тщательно продуманное произведение, вероятно, заняло почти весь день работы, вплоть до последней шестнадцатой ноты альта. Один из либреттистов Генделя, преподобный Томас Морелл, вполне мог бы заявить, что произошло чудо, когда он принес текст арии, вышел из комнаты на миг, а вернувшись через три минуты, обнаружил, что Гендель уже закончил вокальную партию.

Моцарт был не только столь же быстр, но и, по-видимому, мог одновременно заниматься и другими делами. В стиле чревовещателя, который пьет воду, пока его перчаточная кукла разговаривает, он написал увертюру к своей опере «Дон Жуан», попивая пунш и болтая с женой в ночь накануне премьеры оперы в 1787 году. Взгляните на увертюру в полной партитуре. Обычному человеку понадобилось бы больше ночи, чтобы просто переписать ее. Рука Моцарта быстрее нашего глаза. Итальянские композиторы так называемого «бельканто» в начале 1800-х годов были самыми быстрыми бариста музыкального эспрессо. Оперный мир тех дней был быстрым и свободным, новые произведения проносились через провинциальные театры с невероятной скоростью. Композиторы получали заказы за несколько недель до премьеры. Если публика не принимала оперу, итальянцы лишь пожимали плечами: всегда находилась еще одна новая пьеса, которая должна была быть представлена через месяц. «Севильский цирюльник» Россини занимал его всего тринадцать дней в 1816 году, хотя отдельные его части (включая увертюру) были просто переработаны из более ранних провалившихся произведений. В конце концов, нет смысла позволять неодобрению аудитории убивать хороший материал. Соотечественник Россини Гаэтано Доницетти создал свою классическую комедию «Любовный напиток» (1832) за восемь дней. Другим композиторам было проще заменить одно большое оперное яйцо множеством яиц поменьше. К примеру, песнями. Франц Шуберт, Роберт Шуман и Хуго Вольф, три величайших композитора немецкой песни (или лидера) XIX века, были в шоколаде, если им удавалось написать несколько текстов в день. Сейчас я чувствую себя крайне неуютно из-за скорости, с которой я писал эту книгу. Сделайте мне одолжение и читайте быстрее!

2. Никогда не пренебрегайте безопасностью жилища

Это еще более важно, когда ближайшие родственники стремятся ускорить вашу кончину. Великий французский скрипач и композитор Жан-Мари Леклер старший (1697–1764), в конце жизни которого наступили тяжелые семейные времена, когда разошелся с женой и поселился в собственном небольшом доме в одном из не очень благополучных пригородов Парижа. Однажды ночью он был зарезан на пороге своего дома. По сценарию, который понравился бы Агате Кристи, жандармерия остановилась на трех подозреваемых: садовнике, жене Леклера и его племяннике – сопернике-скрипаче. Большинство улик указывало на последнего, но дело так и не было доведено до суда.

3. Классическая музыка – это игра для молодых

Может, сейчас жизнь и быстрее, но тогда она была короче. Даже если демографические данные говорят нам о том, что люди приходят к классической музыке в более позднем возрасте, было бы ошибкой считать, что она является уделом исключительно пожилых людей. Для этого есть рок-музыка, просто спросите The Rolling Stones. Нет ничего плохого в том, чтобы немного пожить (собственно, я и сам недавно этим занялся), но забавно отметить, что некоторые из современных проверенных временем представителей музыкальной молодежной культуры сейчас старше, чем многие из моих собственных эротических постеров моего пубертата. Продолжительность жизни композиторов, хотя и не является чем-то необычным для тех времен, сегодня выглядит удручающе:

Шуберт, 31 год

Моцарт, 35

Бизе, 36

Мендельсон и Гершвин, 38

Шопен, 39

Дальше – хуже.

Явно хилый итальянец Джованни Перголези, один из самых успешных композиторов XVIII века, дожил до двадцати шести лет и умер в 1736 году, а новый талант XIX века, испанец Хуан Кризостомо Арриага, умер незадолго до своего двадцатилетия (1806–1826). Те, кто смог пробиться, сделали это, рано обретая известность. Наш старый друг Игорь Стравинский написал свою панковскую сцену о молодой девушке, танцующей до полного изнеможения, в одном из переломных произведений двадцатого века «Весна священная» (1913) в возрасте тридцати лет. Фантастическая симфония Берлиоза – закручивающийся музыкальный вихрь любовных галлюцинаций – легла на страницы, когда ему было двадцать шесть. У наших героев почти не встретишь морщинистых лиц, но мы всё равно чувствуем, что зрелость – это паспорт в их мир.

Фридерик Шопен (1810–1849)

4. Начинать никогда не поздно

Это были падающие звезды; другие выбирались, брали старт более вяло. Чайковскому (см. «Грусть») был двадцать один год, когда он начал серьезно заниматься музыкой; француз Эрнест Шоссон (1855–1899) занимался писательством и рисованием, даже получил юридическое образование, прежде чем приступить к профессиональному обучению музыке в возрасте двадцати четырех лет. Эрик Сати решил, что игра на фортепиано в прокуренных парижских кафе – недостаточное образование, и вернулся в музыкальную школу в возрасте тридцати девяти лет. Твоя скорость – это всегда правильная скорость.