Шокирующая музыка
Шрифт:
Будучи одним из пяти сыновей в семье, происходившей из военного сословия, Чайковский возлагал большие надежды на это поприще. Его отец был успешным горным инженером; «сочинительство» не было любимым ремеслом для сыновей из хороших семей среднего класса в России середины XIX века. Юный Петр часами дудел на семейном оркестрионе (что-то вроде домашней каллиопы, колокольчиков и свистков, которыми зазывают на карусели) и жаловался, что ему трудно избавиться от музыки, засевшей в голове; но у каждого чувствительного ребенка есть свои причуды.
Спокойное провинциальное детство окончилось в 1848 году, когда Петр Чайковский потянул всех в дымный Петербург, чтобы получить предложение о работе, которое оказалось иллюзорным, и этот шаг потребовал увольнения любимой гувернантки Петра Фанни Дюрбах. Последовали несчастливые школьные
Музыка стала его утешением. Петр импровизировал на фортепиано и делал попытки записывать, используя свои еще зачаточные знания музыкальной грамоты. После окончания школы в 1859 году (где его оценки были обычными) Чайковский устроился канцеляристом в Министерство юстиции, где проработал четыре года, будучи молодым денди в городе в свободное от работы время. Только в двадцать один год Чайковский приступил к серьезному теоретическому изучению музыки. Даже Берлиоз не настолько затянул с этим.
Это был долгий старт, но, когда Чайковский в конце концов обрел свое предназначение, в нем пробудилась огромная, долго дремавшая творческая сила. Это был человек, который постоянно беспокоился о том, хватит ли у него времени, чтобы опустошить содержимое переполненного идеями ума. Через два года после начала занятий музыкой он уже преподавал гармонию в новой Московской консерватории. К 1869 году он написал свой первый шедевр – увертюру-фантазию «Ромео и Джульетта» (с одной из величайших любовных тем). В 1870-х он начал работать над такими произведениями, как «Марш рабов», Первый концерт для фортепиано с оркестром, концерт для скрипки с оркестром, симфония № 4, его первый балет «Лебединое озеро» и опера «Евгений Онегин». Музыкальный водопровод заработал.
Попытка Чайковского решить проблему была отчаянной и наивной до крайности. В 1877 году он женился на неуравновешенной девушке, написавшей ему любовное письмо, в котором она угрожала самоубийством, если он не будет с ней встречаться. Он сделал предложение через неделю после их первой встречи, прекрасно понимая, что физические отношения невозможны.
О, Петр! Вероятно, он сказал то же самое в ночь их медового месяца в поезде из Москвы в Санкт-Петербург. (В фильме Кена Рассела о Чайковском «Любители музыки» есть наглядное изображение обнаженной и полной оптимизма миссис Чайковской, катающейся по полу их купе. В реальности это композитор был «на грани крика», в то время как его жена оставалась в одежде и в вертикальном положении.) Эта затея мгновенно обернулась катастрофой; уже через несколько дней Чайковский был на грани полного нервного истощения. В начале октября он попытался спровоцировать воспаление легких, войдя в замерзшую Москва-реку, а через несколько дней бежал из Москвы, чтобы испытать нервный срыв под присмотром одного из своих младших братьев. Врачи рекомендовали ему никогда больше не видеться с женой, это остроумное предписание положило начало быстрому выздоровлению. Бывшая госпожа Чайковская была признана невменяемой в 1896 году и умерла в дурдоме в 1917 году.
Одновременно с брачным фиаско Чайковского возникла еще одна связь с женщиной, которая была более откровенной и эмоционально близкой, чем множество браков. Это были отношения по переписке с Надеждой фон Мекк, богатой вдовой железнодорожного магната. Ее восхищение композитором имело более чем любовный оттенок и выражалось в щедрой ренте, которая помогала ему держаться на плаву в течение четырнадцати лет (1876–1890). Частично она оплатила сочинение таких великих произведений, как Четвертая и Пятая симфонии (первую из них он посвятил ей), «Серенада для струнного оркестра» и «Итальянское каприччо». Она была его плечом, на котором он мог плакать в дальних поездках, – это значит, что ее плечо было вечно влажным, – и невидимой хозяйкой в нескольких имениях, где Чайковский мог работать и плакать в одиночестве, не платя арендной платы. Не считая двух случайных встреч, эта пара никогда не пересекалась.
Композитор был беспокоен, когда находился дома, и тосковал вдали от него. В годы после женитьбы он много путешествовал по Европе, получая щедрую финансовую помощь от поклонников из Русского музыкального общества, от своей благодетельницы Надежды фон Мекк, а в конце концов и от самого царя. Он был свободен, сочиняя постоянно, но эта свобода приносила
ему мало радости из-за его беспощадной самокритики. «Я ничего не достиг, – писал он, – неужели я исчерпал себя?» В течение многих лет алкоголь был его утешением.Концертные туры завели его далеко в США, где он дирижировал на открытии концертов в Карнеги-холле в 1891 году. (Он стал увереннее держаться на подиуме с момента своего первого выступления в 1868 году, когда боялся, что у него отвалится голова.) Перед началом гастролей Чайковского умерла его сестра, и потрясенный композитор провел первую ночь в Нью-Йорке, рыдая в своем гостиничном номере. Постоянные депрессии сделали его ипохондриком, он жаловался на бессонницу, «апоплексические удары», мигрени и различные боли. «Ты не можешь представить себе человека, который страдает больше, чем я», – писал он своему брату Модесту в 1874 году. Он утверждал, что вынужденность симулировать болезнь – это такая же болезнь, как и любой реальный физический недуг.
Не стоит думать, что Чайковский сочинял, проливая обильные слезы на чистый лист и наблюдая, как они трансформируются в нотные знаки. Диалог с самим собой, который он вел, сочиняя музыку, давал ему наибольшее счастье; изучение жизни композиторов показывает, что напряженная творческая работа может быть лечебной. Конечно, художники могли иногда отлынивать от работы, но, как только откладывали перо, кисть или резец, – случалось, что они стреляли из пистолета, резали ухо или (в случае Чайковского) проливали водку. Однако процесс организации и записи мыслей в таком сложном произведении, как, скажем, «Патетическая» симфония, требует абсолютной ясности ума. Вы не можете блуждать в пьяном бреду по фуге.
Эта симфония – хороший пример. Перед началом работы в феврале 1893 года Чайковский был в ужасном настроении и писал: «…моя вера в себя уничтожена, а моя роль окончена». Затем двигатель заработал: через три недели он уже набросал на бумаге всю первую часть, а остальная композиция была готова в его голове. Он понял, что у его часов всё еще есть завод. В конце произведения музыка обрывается печалью, но написана она была на подъеме. Чайковский был воодушевлен ее качеством, объявив симфонию своим лучшим и «самым искренним» произведением. Даже вялый прием публики и критики на премьере в Петербурге 28 октября не смутили его.
Всего девять дней спустя Чайковский умер, дожив до пятидесяти трех лет, и вот тут-то и начались слухи и пересуды. Его брат Модест утверждал, что Петр опрометчиво выпил стакан некипяченой воды и умер от холеры, той же болезни, от которой умерла его мать. Было ли это случайностью или нет, неясно, но в мысли о том, что «Патетическая» – это музыкальная предсмертная записка, была своя привлекательная поэтичность.
Другая, столь же непроверяемая история появилась в 1980 году благодаря российскому музыковеду. На этот раз Чайковского собирался «разоблачить» один из представителей аристократии в письме царю. В письме композитор обвинялся в проявлениях неестественного влечения к племяннику заявителя. Автор письма, старожил из Училища правоведения, которое Чайковский посещал в 1850-х годах, был обеспокоен тем, что эта история может навлечь позор на учебное заведение. В присутствии композитора было созвано странное собрание других «старичков». Вердикт этого странного жюри состоял в том, что честь школы должна быть сохранена путем его немедленного самоубийства. Мышьяк сделал свое дело в этом сценарии.
Улики отрывочны, поэтому мы, скорее всего, никогда не узнаем, что случилось с этим мастером, который так внезапно умер в возрасте пятидесяти трех лет, находясь в самом расцвете сил. На этот раз «Тайна» – не отдельная глава, но в длинном списке детективов классической музыки дело Чайковского занимает важное место.
ЧУВСТВУЕТЕ СЕБЯ ПОДАВЛЕННЫМ?
Попробуйте эти безотказные АНТИДЕПРЕССАНТЫ Чайковского!!!
В конце Шестой симфонии всё выглядит мрачно – но помощь рядом! Просто перейдите к предпоследней части того же произведения: маршу, поднимающему настроение. Вперед! – ревет он. После финала Концерта для скрипки с оркестром, ор. 35, вы будете стоять и улюлюкать. Этот концерт – настоящий фейерверк. Его автор объявил, что его невозможно играть, а рецензии после премьеры в 1881 году были едва ли более лестными: «Музыка, которая воняет на слух», – сказал один из авторов. С тех пор она расцвела.