Шоколад
Шрифт:
Не отвлекаться. Контроль внимания. Думать только о следующем шаге. Перенести ногу, держась на трёх точках опоры вбить деревяшку выше, подтянуться на ней, освободив другую ногу, выдолбить ямку, встать, удержать равновесие. Я ползла, вжавшись в землю, замирая, при каждом толчке земной коры.
Неожиданно мой край просел сильнее, и я, почувствовав это, отбросила деревяшки и, ломая ногти, ужом скользнула вперёд. Быстрей, быстрей. Я даже не поняла, что выбралась наружу и ползу по плоской поверхности. Сзади с шумом рухнул в бездну ещё один пласт земли. Звук обрушения заставил напрячь последние силы.
Молнии чертили пространство,
Пусть хоть глотки друг другу перегрызут, мне всё равно, главное, убраться отсюда подальше. Я снова поползла вперёд, понимая, что скоро уже не смогу шевельнуться. Яма осталась позади, силы стремительно убывали. Ночь скрыла меня от врагов, я почувствовала, что отключаюсь прямо на ходу и закрыла глаза. Сейчас меня могло разбудить только прямое попадание молнии.
Глава 8. Отдых
Очнулась я под утро от холода. Небо не нависало надо мной хмурой громадиной. Из лесу доносилось птичье пение. Я повернула голову. Мягкий летний ветерок колыхал рядом с лицом тонкие травинки. На одной из них сидел кузнечик, застыв, как и я в удивлении от изменившегося мира. Неужели, сегодня будет солнечный день — день, вместе со мной празднующий победу.
Воздух, насыщенный озоном, согретый скорым появлением солнца, хотелось есть ложкой. И просто хотелось что-нибудь съесть до грызущей боли внутри. Я сорвала травинку, пожевала. Безвкусная. Кузнечик, заметив шевеление рядом, взвился и исчез. Мои руки, волосы, куртка, штаны, кроссовки были черными от грязи. Я села, сняла кроссовки, вытряхнула из них землю. Обувшись, я поднялась и поплелась к общежитию. Надеюсь, уже шесть часов, можно зайти внутрь и умыться.
Многострадальный рюкзак, наверное, улетел в разлом. У меня остались только те вещи, которые были на мне. Хотя это меньшее, о чём можно горевать. Утешала мысль, что Егору вчера кто-то вломил, и сейчас волчара забился в нору и зализывает раны. На глаза попался небольшой округлый камень, я подняла его и положила в карман.
Дверь в общежитие оказалась открытой. В самом здании стояла гулкая тишина, мои шаги эхом раздавались по коридору. Наверное, слишком рано, девчонки отсыпаются после страшной ночи.
В комнате я вымыла руки, лицо, прополоскала концы волос ржавой водой. Сегодня банный день, там вымоюсь, как следует. Про баню лучше не загадывать, неизвестно, как сегодня всё сложиться. Сняла штаны и ветровку и бросила на пол. Всё потом. Вспомнилась стиральная машина в гостевой комнате. Там бы постирать, да с кондиционером «Сирень»…
Быстро устав от физических усилий я прилегла на кровать. И не надо, оказывается, ортопедического матраса. После ямы здесь лучше пяти звёзд. Уснуть не удалось, резь в животе стала нестерпимой. Близость завтрака сбивала все настройки, мысли крутились вокруг еды. Что
дадут? Главное, сразу не наедаться. Будет паёк. Шоколад полностью реабилитирован. Можно ли выпить два стакана чая?Боже, чай! Я чуть не застонала от воспоминаний о крепком, сладком чае в кабинете полковника. Терпеть больше не было сил, лучше подожду завтрак около столовой. Вытащив камень из кармана ветровки, зажав его в руке, двинулась на выход.
Над лесом, действительно, поднималось солнце, лучший подарок за время, проведённое в лагере. Я поплелась знакомой дорогой, внимательно оглядываясь по сторонам. Колония, словно вымерла. На площадке со снарядами не разминались охранники, не мелькал инспектор, калитка между нашими территориями была распахнута, и жалобно скрипела, покачиваемая ветром. Но ведь ночью здесь были люди. Правда сирену за раскатами грома я не слышала, может, вырубило электричество? Так часто бывает во время грозы.
Гадая, почему никого не видно, я очутилась около столовой, присела на корточки и навалилась спиной на стену, подставив солнцу лицо. От тёплых лучей разморило, я закрыла глаза. Какое счастье, что сегодня будет жаркий день. Хоть ненадолго.
Торопливые шаги по асфальту выкинули меня из дрёмы. Быстрым шагом ко мне приближался полковник. В майке-алкоголичке и спортивных штанах, словно только что вышел на тренировку, увидел меня и сменил курс.
Спиной проелозив по стене, я поднялась на ноги, крепко сжав камень в руке. Сумасшедший блеск глаз, на дне которого бушевало ледяное пламя, меня испугал. Полковник шагнул ко мне, судорожно выдохнув…
— Майя…откуда ты…
Я отшатнулась. Если нападёт, хотя бы один удар сделаю. Полковник замер, перевёл взгляд на мою руку. Глаза его затянуло льдом, губы плотно сжались, под кожей заходили желваки.
— Не дури. Я не трону…
Мы сверлили друг друга взглядами, я настороженным, он изумлённо — яростным, словно мой удар уже проломил ему череп. Страха перед мужчиной не было. Он не мучал меня, не бил, не грозился, он стоял над схваткой и смотрел. Возможно, это было самое худшее…
— Всех ночью эвакуировали, здесь никого нет.
Измученное тело откликнулось болью, сердце полыхнуло огнём. Всех эвакуировали. А меня списали в утиль.
— Мы пришли за тобой… Ты сама выбралась? Или кто-то помог….
Кто-то помог! Очередная шутка полковника.
Хотелось расцарапать обломанными ногтями ему лицо, чтобы он хоть немного понял, что творилось со мной. Где он был, когда один только док рискнул прийти и бросить мне шоколад. Презрение в моих глазах стало ответом.
— Майя, я не знал, что происходит в лагере. Я же оставил тебя на попечение Виктора. А потом…Егор отвечал, что в колонии полный порядок…
Я сглотнула голодную слюну, навалилась спиной на стену. Ноги сделались ватными от слабости.
Полковник повернулся, посмотрел на дверь, резко пнул ногой, выместив не ней всю ярость, которая клокотала в нём. Бедная дверь распахнулась, с мясом вырвав магнитный замок.
Он вошёл и сразу двинулся на кухню. Я села на стул с краю стола, обвела глазами пустую стойку: ни консерв, ни галет, ни шоколада. Чуть не застонав, я закрыла лицо руками. Раздались шаги, полковник положил передо мной лапшу быстрого приготовления.
— Сейчас найду чайник, вскипячу воду и залью. Подожди немного.