Шоколад

— Почему?

— Хочу быть рядом.

Он целует в лоб, в нос, в губы, словно опять просит прощения. Я знаю, ему тяжело уезжать от меня даже на короткий срок. Оставив однажды меня наедине с волчьей стаей, вернув повторно в лагерь всего на два дня и чуть не потеряв при этом, он обречён ходить по тонкому лезвию своих кошмаров, пряча в глубине эту уязвимость.

— Произнесённые слова обычно теряют свою силу. И я вечно сомневаюсь, чтобы сказать, не хочу выглядеть тупо или приторно. Раньше я ел, спал, воевал, механически выполнял работу и не мечтал о большем. Ты снесла к чёрту моё запрограммированное существование, запустила сердце в другом ритме.

Столько нежности в его глазах, в его словах. Мне давно не приходит в голову выставлять ему счета. Какой смысл растрачивать время на обиды и боль. Надо быть благодарной здесь и сейчас, раз уж получилось вытянуть счастливый лотерейный билет.

Нужно уже сказать, а я всё медлю и медлю, глядя в его серебряные глаза. Я живу в этом мгновении, когда мне надёжно и тепло в его объятиях, когда от эмоций сложно дышать, и внутри столько чувств, что хочется выплеснуть слезами.

— Ты самый главный человек в моей жизни. Мне безмерно повезло, что судьба привела тебя ко мне.

Он исступлённо стискивает меня, словно обжигаясь воспоминаниями прошлого.

— Ай, — я тихо шиплю, и он и тут же отпускает.

Провожу рукой по смуглой коже груди, блестящей от пота, ощупываю твердые кубики пресса один за другим, спускаюсь ниже к заветному треугольнику.

— Ты моя большая плитка шоколада, — говорю шепотом, и Пасечник тихо смеётся. Думаю о том, что мне с ним, действительно, невозможно сладко. Он мой бесконечный серотонин, гормон счастья.

Он целует меня долго, жадно, растекаясь сладостью шоколада на губах, прижимает к себе.

— Соскучился по тебе страшно, будто год не видел.

Отдышавшись, я отвечаю.

— Три дня.

Он вдыхает запах моих волос, опускается поцелуями на шею, легко дует в ухо, прикусывает его. Мне приятно до мурашек и немного щекотно. Томно шепчу.

— Мой любимый... Шоколад.