Шоколад
Шрифт:
— Давно тебя не видела, Майя. Болела?
Романе вовсе не хотелось слушать моё занудное «нытьё». Я и сама не любила чужие рассказы о своих болячках. Поэтому ей было достаточно моего молчаливого кивка.
— Я так сразу и поняла. Выглядишь неважно. С такой кормёжкой можно и околеть. Ты с собой еду привезла?
Романа чуть не подавилась кашей, увидев моё ошарашенное лицо.
— Нет? Это зря. Помнишь, какой я тяжёлый рюкзак тащила? С продуктами. Меня все отговаривали сюда ехать, а я решила, что выдержу.
Я посмотрела на профиль Романы. Накачанные губы девушки напоминали клюв водоплавающей кряквы,
— Хотя, честно сказать, иногда я жалею, что подписала согласие. Особенно в тот день. Гром, молнии над головой, землетрясение. Кошмар! Хуже, чем в преисподней! Я чуть не померла от страха, как потолочная лампа над головой закачалась и кровать ходуном. По лестнице бежим, а её трясёт. Ты разве не испугалась?
Полковник не соврал, муж обманул меня. Я вынырнула из своих мыслей и согласно кивнула головой.
Испугалась
— Подожди, я сейчас, а то весь кипяток расхватают.
Романа вскочила, взяла свой термос и ринулась к титану. Счастливица. У неё кипятка теперь на целый день хватит. Набрав воды, она чинно вернулась на место рядом со мной.
— Без кофе умираю. С собой привезла. И сыр — пармезан. М-м. Волшебно. Люблю кофе с сыром.
Вздохнув, я сглотнула голодную слюну. Гречка с тушёнкой улетела, как будто и не было, оставив в животе чувство голода. Сегодня Романа разговорилась, как никогда. По дороге в колонию, она не хотела со мной общаться, а я трещала тогда без умолку. Сейчас мы поменялись ролями. Романа находилась в приподнятом настроении, ей хотелось говорить.
— У меня пармезан тёртый в небольших упаковках, чтоб не портился. Я знала про бюджетную кормёжку.
А я вот не подумала, и никто не подсказал. Зато сейчас постоянно грежу о еде, помешательство какое-то. Делиться продуктами Романа не станет, наверное, и самой мало.
Романа неожиданно приосанилась.
— О-па, ко мне Кирилл идёт.
Уткнувшись взглядом в стакан с чаем, я решила не отсвечивать при разговоре двух голубков, сделав вид, что бледный чай имеет для меня наивысшую ценность. А кто-то, оказывается, каждый день кофе пьёт. Завидно…, хоть бы маленькую кружечку хлебнуть.
— Бортникова.
Вежливый голос вывел меня из раздумья, я вскинула голову. Надо же, а он, оказывается, может не только команды гавкать. Кирилл водрузил на стол блестящий термос из нержавейки с широким горлышком и удобной ручкой для переноски.
— Пётр Григорьевич велел передать.
Боже! Это мне? Я онемела от счастья. Сегодня в пайке как раз была лапша быстрого приготовления, значит, я смогу её в обед заварить, насыпать в воду специй, насладиться солёно-острым бульоном.
— Какая трогательная забота, — скривившись, прокомментировала Романа, глядя как я с восторгом оглаживаю блестящий бок, — понятно, Майя же после болезни.
До сих пор я единственная обходилась без термоса, грызла сухую лапшу, давилась водой из-под крана, по несколько суток голодала, но сочувствия ко мне никто не проявил, хотя многие знали об этом. Зависть Романы стала ещё одним звоночком. Каждый здесь сам за себя.
Глава 10. Припадок
Несколько дней я ощущала неимоверный прилив сил. Кормить не стали лучше, но походный
термос работал с утра до ночи. Научившись пить просто горячую воду, я испытывала невероятное наслаждение от этого процесса. Широкая крышка термоса служила и чашкой для супа, и чашкой для питья.Термос вывел мои мысли на совершенно новую орбиту. Дождливая хмурая погода теперь не диктовала мне настроение. Дни уже не казались последним временем умирающего мира. Из колонии исчезли два садиста, заявляющие права на моё тело, и в кои то веки, я выдохнула свободно. Утром после завтрака объявили общее построение. Обычно начальник не собирал нас, и мы забеспокоились. Набрав в термос под завязку горячей воды, я вместе со всеми вышла на площадь. Мы построились в два ряда (я оказалась в первом) в ожидании новостей.
Полковник не заставил себя долго ждать, явился в форме, отчего некоторые девушки начали перешёптываться (темно — синяя форма очень ему шла) и, вытащив из кармана свёрнутый пополам листок, обратился к нам.
— Доброе утро.
Мы нестройно загудели в ответ.
— Доброе утро и для кого-то добрый день.
А для кого-то злой? Сердце ёкнуло от этих слов. Полковник позволил себе улыбнуться, и женщины оживлённо закудахтали в ответ. Кажется, первый раз я видела на его лице улыбку, и улыбнулась в ответ, хотя он не смотрел на меня. Предчувствие чего-то хорошего затеплилось в сердце. В колонии так не хватало человеческого общения, доброты, дружбы.
— За отличное поведение и высокие показатели в работе несколько человек сегодня отправятся домой.
Стук сердца забарабанил в ушах. Неужели я сегодня уеду домой? Он же узнал, я не совершала преступление, за которое отбываю срок. Боже, сейчас я услышу свою фамилию, и этот ад закончится.
Полковник развернул листок.
— Фамилии осуждённых, которые своим поведением и трудом заработали условно-досрочное освобождение.
Я забыла, как дышать. Сейчас, сейчас он назовёт мою фамилию, мне и вещи не надо собирать, их так ничтожно мало. Одни трусы, которые сейчас сохнут, две футболки и джинсы. Вся остальная одежда на мне. Скажи, идем на взлётку немедленно, я даже не вернусь в комнату за тряпками. Только увезите меня отсюда.
Мне не понравилось, что полковник избегал смотреть на меня, проскальзывал взглядом мимо, словно я — пустое место. Это неправильно, так не должно быть. Моё имя, я уверена, стояло первым в списке.
Твоё имя будет первым в расстрельном списке
В глазах закипели слёзы. Что за чушь лезет в голову.
— Мария Звонарёва.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Пусть я буду второй. В этом списке должна стоять моя фамилия. Назови меня. Выпусти меня отсюда. Назови меня!
— Валентина Младик.
Справа взвизгнула девушка, кинулась в объятия соседки. Нашу шеренгу накрыло куполом из прерывистых дыханий. От волнения я прикрыла глаза, стараясь вспомнить подорожную молитву, которой учила бабушка.
Милосердие двери отверзи… в дальний путь рабе божией Майе
— Ираида Орешко.
. Благословенная Богородица надеемся на тебя да не погибнем…
— Людмила Иванова.
Ты есть спасение рода христианского…