Шоколад

— Эй, ты!

Я затравленно подняла глаза.

— К начальнику. Живо.

Дрожащими пальцами ухватила тарелку, чтобы отнести на стол к грязной посуде.

— Оставь, — тон охранника был надменно — презрительный.

И прекрасно! Главное, чтобы иных желаний я у него не вызывала. Мой продуктовый набор остался лежать на стойке, заикнуться о нём я побоялась, чтобы не получить ещё один грубый окрик.

Через площадь и железную калитку в ограде мы вышли к двухэтажному зданию, по фасаду облицованному серой плиткой. Я смотрела под ноги, стараясь не наступать на трещины на асфальте. Надо рассказать про нападение Стаса. Или всё известно? Стас будет врать, что добровольно. И доктор, наверное, поверил, что я не справилась «со страстью», смотрел так недовольно, будто мы его от дела оторвали. Может его какая-нибудь девушка ждала, спать в это время еще рано.

Подняв голову, я подавилась воздухом. Навстречу вальяжной походкой двигался Стас. Ноги задрожали, в ушах зашумела кровь, сердце кувыркнулось в груди. Стас коротко кивнул моему сопровождающему, перевёл на меня сальный взгляд и презрительно скривился. В его глазах не было даже намёка на вину, только жгучее обещание продолжить. Сволочь! Я не опустила глаза, когда он посмотрел на меня. Жалкая, слабая, затравленная я всем сердцем беззвучно пожелал ему гореть в аду.

Сейчас не было тумана, дышать стало легче, но ноги до сих пор ощущались варёными макаронинами. Что там за начальник? Старый, лысый похотливый пузан, который переплюнет своих подчинённых по части грязных желаний? Ужас накрыл тяжёлым покрывалом, на глаза легла пелена, земля закачалась под ногами.

— Не отставать! — Охранник повернулся ко мне, яростно сверкнув глазами, я пошатнулась от страха, чуть не осев на землю.

— Иди быстрей! — Он грубо схватил меня за локоть и сжал его.

Боль отрезвила. Сглотнула вязкую слюну, заставляя себя сфокусироваться на сером, словно раскачивающемся асфальте. Что со мной? Откуда этот дикий страх, туманящий голову? Неужели из-за встречи со Стасом? Мне хотелось скулить, закрыть глаза, заткнуть уши, спрятаться от всех. Я не понимала, чего боюсь, это было иррациональное чувство, выше и мощнее меня. Бестелесный ужас, против которого я беззащитна.

— Шевелись!

Охранник затащил меня через металлическую дверь административного корпуса в небольшой холл без стойки охраны. Мы прошли по коридору с белёными стенами, поднялись по лестнице на второй этаж, миновали ещё один коридор, и очутились перед деревянной дверью без опознавательной таблички.

— Сюда!

Охранник распахнул дверь, втолкнул меня в кабинет. Накручиваешь себя, накручиваешь. А потом, бац! Ну, вот же. Вроде не берлога людоеда.

Страх исчез, растворился, вернув мне силы и ясное зрение. Неизвестность перестала пугать, обретя образ мужчины, лет сорока в серой рубашке с длинным рукавом. Его пристальный взгляд, словно сканером просветил меня насквозь. Наученная Стасом, я не отвела глаз. Не дождётся. Посмотрела открыто и уверенно, будто минуту назад не задыхалась от страха как выброшенная из воды рыба.

Передо мной за широким столом сидел начальник лагеря — полковник внутренней службы (я слышала его звание). Страх — предвкушение сжал сердце, полковник напоминал моего мужа. Таких мужчин, если они не скрывались под маской доброжелательности, я считывала на раз. Человек, сидящий передо мной, был жесток и опасен.

Стальной нечитаемый взгляд, короткий ёжик тёмных волос, надменно изогнутые твёрдые губы, широкие скулы, чисто выбритый квадратный подбородок с ямочкой — эталон властного героя. Наверное, можно было бы залюбоваться им, если бы меня не сбивала с ног ощущение неотвратимой злой силы, идущей от него.

— Пётр Григорьевич — начальник лагеря.

И не моргает даже. Красив как удав, привлекающий немигающим взглядом, а после заглатывающий жертву безразмерной пастью. Я продолжала напряжённо смотреть на него. Отвечать не могла, челюсть подвязана.

— Садись.

Стул подо мной противно заскрипел, когда я села на шаткое сидение. Специально пошевелилась, чтобы добавить скрипа. Удав окатил меня ледяным взглядом — ему не понравилось.

— Сними повязку, она тебе больше не нужна.

С повязкой расставаться не хотелось. Начальник сразу же уловил мой внутренний протест.

— Снимай, — жесткость в голосе подсказала, что медлить не стоит.

На команды мужа, наученная опытом, я реагировала незамедлительно, что помогало избегать недовольств и скандалов. Злость сменилось угрюмой обречённостью. Я молча стала разматывать грязный бинт. Внутри болезненно заныло от тоски. Одну клетку я сменила на другую, и теперь смотрела в глаза хищника, повадки которого мне совершенно не знакомы. Постаралась унять смятение. Надо быть бесстрастной, нельзя показывать страх.

Продолжая молчать, аккуратно смотала бинт, словно какую-то ценность, и положила в карман.

— Бортникова — фамилия по мужу?

— Да.

— А девичья?

Зачем ему это? Спокойный голос и пристальный взгляд в ожидании ответа вызвали ещё более яростный протест, и меня как чёрт за язык дёрнул.

— Не помню.

Начальник на секунду завис, следом сделал вид, что пропустил мимо ушей мою дерзость. Не хотелось бы, чтобы этот человек посмеялся надо мной. Фамилия папы пусть останется неприкосновенной.

— Расскажи, что произошло вчера вечером.

От переполнявших меня эмоций задёргался в нервном тике глаз. Подробности нужны? В памяти всплыли унижение, боль и стыд. У меня было единственное желание — забыть эту ночь.

— На меня напал охранник, он …

Задохнувшись, я не смогла сдержать дрожь в голосе и продолжить

— Он утверждает, что всё было по согласию.

Спокойный, даже слегка ироничный тон человека, в котором я уловила глумление. Понятно, начальник одобряет лагерные порядки, которые сам и завёл.

— А вы…утверждаете, что встретив незнакомого человека…, я сразу полезла ему в штаны?

Еле договорила, так меня колотила нервная дрожь и срывался голос.

— Нужно уметь постоять за себя.

Ещё добавь «милочка»

Наверное, смакует подробности, представляя меня на коленях с разинутым ртом, слезами и кровавыми слюнями, текущими по подбородку. Прикоснулась языком к поджившей ране на губе, почувствовала, как до сих пор саднит горло, как злость закипает в груди.

— Да… дайте мне оружие!

В комнате повисла тишина. Я, кажется, почувствовала колебание воздуха от тяжелого дыхания полковника. Он смотрел на меня с подозрительно спокойным лицом, а в моё сердце вползало предчувствие чего-то ужасного.

— Могу предложить карандаш. Хорошо заточенный.

Карандаш!

Трясущейся рукой я вытащила из подставки на столе карандаш и положила его в карман ветровки.

— Ты нарушила режим, не вернувшись к отбою. Два дня тебе запрещено покидать комнату, хотя за это полагается штрафной изолятор. Из-за небольшой… травмы я сделал послабление.

Засунь в задницу своё послабление. Чтоб тебе вывихнули челюсть подобным образом

Мой взгляд полный отвращения и гнева разозлил его. Полковник наклонил голову, прищурился, вылез из своего кокона невозмутимости. Это порадовало маленькой моральной победой над превосходящим противником.