Шоколадник

— Ты снова начал принимать таблетки, не так ли?

Это не угроза и не обвинение. Табби никогда не заставляет его чувствовать себя виноватым за его борьбу, и Джеймс знает, что это всего лишь её способ поднять тему, которая волнует их обоих.

Джеймс отвечает:

— Я не буду на них вечно. Это просто…

— На следующие несколько дней?

Он закрывает губы. Она слышала это и раньше.

— Поговори со мной, Джеймс. В чём дело?

На секунду он почти всё ей рассказывает. Вся история готова в его горле, но он подавляет её, как всегда. Возможно, она одна из немногих, кто даже верит, что у него есть брат, но есть так много, чего она до сих пор не знает.

Никто не знает.

У него перехватывает дыхание, когда он говорит:

— Это глупо.

— Я замужем за парнем, который изо всех сил пытается испражняться, не плача, — с серьёзным лицом возражает Табби. — Многие вещи кажутся глупыми, пока ты не живёшь с ними.

— Просто… прошло двадцать два года. Номер два, номер два.

— Что?

Джеймс выдыхает.

— Я пытался делать всё, что они мне говорили. Психотерапевты, врачи. Разрушение негативных стереотипов, практика внимательности. Но иногда помогают только таблетки.

— Ты много думал о нём в последнее время, да? — спрашивает Табби.

Джеймс почти замолкает, но выдаёт:

— Да.

— Креб.

Слово давит ему на грудь.

— Не надо, Табби.

— Я знаю. Но, может быть, иногда важно сказать это вслух?

— Ты говоришь, как один из моих старых психотерапевтов.

— За исключением того, что я тебе верю. Ты ведь это понимаешь?

Рука Табби всё ещё лежит на его ноге, и Джеймс кладёт ладонь ей на костяшки пальцев. В отличие от своих приёмных родителей и всех профессионалов, с которыми он когда-либо говорил, он знает, что она приняла то, что он ей сказал: что у него был брат, которого его семья держала взаперти из-за его одержимости экскрементами, и что однажды его брат убил их родителей и ушёл неизвестно куда в ту же ночь.

Джеймс просто хотел бы сказать Табби, насколько странный его брат.

И о темноте под старым домом.

И о Коричневой игре.

Джеймс говорит:

— Иногда посреди ночи я всё ещё чувствую его запах.

— Ночные кошмары, — говорит Табби.

— Но они уже прошли. Я уже много лет не просыпаюсь с криком, не так ли?

— Нет, — признаёт она.

— Тогда откуда вонь? — он кладёт локти себе на колени и подпирает голову руками. — Можно было подумать, что от него пахло чистым дерьмом, но это было нечто б'oльшее. Запах тяжёлый и едкий, как от животного.

— Запах — самое ностальгическое чувство. Я уверена, что ты просыпаешься с этим в носу, потому что ты так много думаешь об этом прямо сейчас из-за наступающей даты.

— Может быть. Завтра не просто годовщина. Завтра…

Табби касается его щеки; похолодание от губ и носа.

— Мы справимся с этим. Мы всегда так делаем.

— Я люблю тебя, — говорит Джеймс, в его животе урчит.

— Да, чёрт возьми, так что не забывай об этом.

Джеймс сухо смеётся.

Она касается его щеки кожаной перчаткой.

— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе пережить следующие несколько дней?

Порыв холодного ветра заставляет Джеймса дрожать.

— Вышиби меня из сознания на сорок восемь часов.

— Кроме этого, — говорит она с кривой ухмылкой.

Джеймс борется со своими следующими словами.

— Что, если…

— Что, если он вернётся? — недоверчиво спрашивает Табби.

С искрой раздражения Джеймс поднимается на ноги.

— Да.

Табби хватает его за запястье.

— Джеймс, это в прошлом. Я знаю, что это, вероятно, всегда будет влиять на тебя — на нас — но ты должен помнить, что он не может причинить тебе вреда. Дерьмо — это просто дерьмо: отходы. Химические процессы. Больше ничего.

— Нет, — говорит Джеймс, его кишки наполняются крючками и гвоздями. — Дерьмо — это всё, что не так с этим миром. Это ужас. Это позор. Это самое близкое к чистому долбаному злу, и всё же оно всегда внутри нас. Это часть того, кем мы являемся.

Табби встаёт со скамейки и выглядит расстроенной.

— Ты в порядке, Джеймс, пожалуйста, поверь мне. Креб, вероятно, мёртв или уже на другой стороне планеты.

Джеймс рычит:

— Не произноси его имя снова. Не смей, — он дёргает своё запястье, но она держится крепче.

— Твоя семья любит тебя, Джеймс. Мы проживём следующие пару дней, и всё будет хорошо. Я обещаю.

— Ага? — спрашивает он, когда она сжимает его руку. — А что, если это не так, и всё превратится в дерьмо?

Его жена моргает. Её хватка ослабевает, и он отдёргивает руку.

— Слушай, мне очень жаль, Табби. Просто… иди домой и дай мне остаться с моим настроением. Пожалуйста.

Он уходит, оставляя жену мрачно покоиться на скамейке.

Он знает, что ведёт себя как засранец, но его мысли заняты прошлым, а ещё он знает, что мало принимает своих таблеток.

Ему нужно сохранять спокойствие.

Спокойствие и запор.

* * *

Район Элвуд — это печально известное место в Сидоне с недорогими домами или домами, финансируемыми муниципальными властями, и высокими многоквартирными постройками. По улицам бродят банды молодых людей; группы преступников низкого уровня или просто группы подростков, встречающиеся с друзьями. Уровень насильственной преступности, истории про наркоманов и гангстеров, а также угрожающий вид даже самых невинных сторон здесь держат местный средний класс подальше — то есть, если только они не такие, как Джеймс, которые хотят вести себя незаметно при покупке наркотиков.

Дилер Джеймса, которого порекомендовал его друг заядлый тусовщик, живёт на нижнем этаже невысокого, корявого строения, которое, вероятно, следовало бы снести много лет назад. Стены серые от грязи и испачканы граффити. Окна тёмные, зарешёченные квадратами. Входная дверь всегда распахнута, защёлка сломана и никогда не ремонтируется.

Несмотря на то, что у него есть номер телефона дилера, это не первый раз, когда он приходит без предупреждения. То, как загораются глаза парня, когда он видит деньги Джеймса, демонстрирует, насколько приветствуются его визиты.

Он входит внутрь и проходит мимо облупленных дверных проёмов других арендаторов. Запах коридора — это первозданная вонь нечистых тел и не стиранной одежды; пот, вызванный стрессом и страданиями, а не физической нагрузкой. Это запускает банки памяти Джеймса, поэтому на полпути он останавливается и зажмуривается.

«Стоп. Прекрати об этом думать».

Его отвлекают шумы из комнаты дилера. Хрипы. Стоны. Какая-то драка.

Джеймс обычно спокоен, когда приходит, но звуки сбивают с толку, особенно сегодня. Он задаётся вопросом, стоит ли ему пойти домой? Но мысли, которые он так отчаянно пытается игнорировать, звучат в его затылке. Почувствовав, как прошлое снова тянет его вниз, Джеймс вежливо постучал в дверь своего дилера.