Шпана

– Как он его, а? – донесся до меня завистливый шепот зубастого.

– Давай, Малой, – поддержали своего остальные. – Вставай. Урой его, нахуй.

Подобное частенько отрабатывалось в спортивной зале. Сбей дыхалку, добавь троечку по корпусу и пригвозди к земле кроссом. Я не стал отказывать себе в удовольствии и упоенно работал кулаками, наслаждаясь тем, как сладко ноют мышцы и шумит в голове. Малой ничего не мог мне противопоставить. Он попытался пройти в ноги, но получив коленом по носу, обмяк на земле. Я отошел в сторону и разочарованно хмыкнул. Махач закончился слишком быстро. Оставалось надеяться, что демонстрация силы прошла успешно. Чуть позднее это подтвердил и Бакин, который, улыбнувшись, подошел ко мне и протянул руку.

– Четко ты его нафаршировал… Малой, ты там живой или сдох? – рассмеялся он, наблюдая, как коротышка, шатаясь, пытается подняться. Я знал, через что он проходит. Когда тушат свет, сложно так сразу подняться. Ноги не слушаются, руки ватные, голова тяжелая, еще и звездочки в глазах то и дело вспыхивают.

– Кажись, сдох, – простонал Малой. Вздохнув, я подошел к нему и протянул руку, помогая подняться. Одобрительное ворчание показало, что я поступил правильно. – Будто молотком уебали… Ты где так махаться научился?

– Были учителя, – ответил я. – Водички попей, полегчает.

– Ага. И блевану тут же. Пиздец, крутит… – не договорив, Малой блеванул желчью на асфальт. Блевотина смешивалась с кровью, стекающей по подбородку, но коротышку это явно не волновало. Я вновь усмехнулся. Завтра он пожалеет, что на свет родился. Когда тушат свет, сложно проснуться.

– Нормальный ты пацан, – резюмировал Бакин. – По делу ответил. Ну, добро пожаловать.

– Постараюсь не обоссаться от радости, – буркнул я, вызвав всеобщий смех. И если старшаки смеялись легко и непринужденно, то лохи, стоящие в сторонке, побрехивали, будто ластящиеся собаки. Либо лижи жопу, либо жопу для поцелуя подставляй. Это они прекрасно понимали.

– Ладно, – отмахнулся Бакин. – Погнали, обмоем знакомство.

– Погнали, – согласился я. Что-что, но обычаи не менялись. И порой сложнее было залить в себя дешевое «Плодово-ягодное», чем дать кому-нибудь пизды. Но я прекрасно понимал, когда отказываться не стоит.

Рядом со школой была заброшенная стройка, где теперь собирались местные нарики, а особо ушлые таскали из промки цветмет. Промзона тянулась вдоль железки, как рваный шрам – серый, гнилой. Когда-то тут собирали какие-то железяки для военки, потом завод закрыли, охрану выгнали, и всё пошло по пизде. Теперь там только ветер, ржавчина и стаи босоты, которых не берёт ни ментура, ни совесть. Цеха стоят ржавые, как гнилые зубы. Крыши провалены, окна – в решётках и паутине, некоторые изнутри заколочены фанерой, но она давно выгнута дождём, словно кто-то изнутри пытался выбраться. Внутри – сгнившие станки, покрытые пылью и окурками, бутылки из-под паленой водки, стулья, обмотанные скотчем, и чьи-то дырявые трусы на трубе. В промзоне всегда холодно. Даже летом. Если стоишь там один, чувствуешь, как за тобой смотрят. Не люди. Место само. Оно тебя запоминает. Некоторые говорят, что ночью в одном из цехов слышно, как кто-то кашляет. Тяжело, как будто задыхается. Никто не проверял – тут даже самые отбитые знают: после заката по промке шляться себе дороже. Там свои правила. Сюда Окурок скидывает всё гнилое, что не влезло в подъезды.

Стройка тоже была поделена на зоны и в чужие соваться было невежливо, пусть и сохранялся некий нейтралитет. Бакин и его компания обитали в одноэтажном строении, которое могло похвастаться не только окнами, но и металлической дверью с замком. Именно там и состоялось наше знакомство.

Внутри, на продавленном диване, невесть откуда здесь взявшемся, пили водку, ебали баб, вмазывались и праздно проводили время. Пока я осматривался, Бакин послал мелкого пацана за бухлом и, усевшись на диван, кивнул в сторону кресла. Остальные расселись по свободным местам.

– Ща, Жмых водки принесет, отметим, как полагается, – задумчиво обронил Бакин. – Так. Я – Бера, а это мои близкие. Ну, с Малым ты уже знаком.

– Знаком, – кивнул я, смотря на зеленого коротышку, который медленно отходил от махача, откисая на диване рядом со старшаком. – Бера – это типа медведь?

– Типа того. Тот, что залупался на тебя, это Зуб, – продолжил Бакин. – Ты уж его не вини. Проверить тебя надо было.

– Понимаю, – снова кивнул я, пожимая протянутую ладонь зубастого. – Повезло, что за тебя впряглись.

– Эт точно, – хохотнул он, кажется, преуменьшая опасность, которая над ним нависала. – Иначе б, как Малой, блевал.

– Так, рядом с шкафом… А, Жмых, – обрадованно воскликнул Бакин, когда дверь открылась в комнатушку вошел уже знакомый мне пацан. На вид ему было лет пятнадцать.

– Жмых, – коротко представился тот, протягивая руку. Голос у пацана был бесцветным и каким-то холодным, а глаза, как у зверька – черные и колючие. Такой и укусить может, если приспичит.

– Рядом с шкафом… а, хули. Сами пусть представятся, – рассмеялся Бакин, доставая из пакета бутылку водки. – Жмых, стаканы дай. Чистые.

– Ща, – откликнулся пацан и умчался к шкафу, рядом с которым стояли еще двое.

– Туз, – хрипло представился высокий, с длинными, нескладными руками.

– Бисер, – кивнул второй – тонкий в кости, похожий на грязного хорька.

– Ладно, – перебил его Бакин, беря граненый стакан в руку. – Давай, пацаны. За знакомство.

– Погодь, Бер, а пыгу ему дать? – усмехнулся Зуб. Бакин понимающе улыбнулся.

– И правда. Не дело честному человеку без погоняла гонять. Кто по жизни будешь, Макс?

– Ровный пацан. В зашкваре замечен не был, – повторил я то, что уже ранее говорил Афанасию.

– Это понятно. Иначе бы сюда не пригласили, – мотнул головой Бакин. – Как тебя на Речке величали?

– По-разному, – пожал я плечами. – Чаще всего Потапом.

– Ха! – рассмеялся Зуб. – В натуре, Потап. Еще один медведь. Чуть Малого не задавил, блядь.

– Иди нахуй, – простонал тот. – Что б я за тебя, суку, еще раз впрягся…

– Глохни, Малой, – отрезал Бакин и задумчиво на меня посмотрел. – Не, а чо. Нормальное погоняло так-то. Потапом будешь.

– Потап, так Потап, – согласился я, беря стакан с водкой. Затем, чокнувшись с Бакиным, выпил. Водка была теплой и отдавала сивухой. Хуй его знает, где Жмых ее достал. Но вряд ли он поил бы пацанов слишком уж голимой хуйней. В голове приятно зашумело, да и горло сладко обожгло.

– Ну, за знакомство…

Домой я возвращался поздно. Провожать меня вызвался Зуб, который жил в соседнем доме. К счастью, Зуба на районе знали. С ним здоровались не только бомжи, но и мутные личности, в чьих холодных глазах вспыхивал интерес при виде двух шатающихся пацанов. Водки было выпито много, отчего меня мутило. О какой-то драке даже думать не хотелось, так что компании Зуба я был отчасти благодарен. Даже былая злость исчезла.

– Не, район у нас нормальный. Это все гости пиздеть любят, – тараторил Зуб, дымя подстреленной сигаретой. – Типа, окурковские ебанутые на всю башку. Но мы по справедливости живем. Ровных пацанов не трогаем. Только чушек, да залетных.

– А кто районом правит? – спросил я, тщетно борясь с заплетающимся языком.

– Игорь Моисеич, – охотно ответил Зуб. – Гарри Козырной. Слыхал, не? Но он там, высоко. А мы тут. Окурок так-то тоже на зоны поделен. От Лесной до Ленинцев за Фиксой территория. Но это так, для видимости. Все знают, что тут Герцог заправляет.