Шпана

– Как зовут? – коротко спросил жилистый. Руку он протягивать не спешил. Не дело старшим краба наперед подавать, не рассказав о себе.

– Потап, – представился я.

– Меня Флаконом кличут. Братана моего ты уже знаешь.

– Мук?

– Ага. Это, – палец описал полукруг и указал на здоровяка слева, – Штангист.

– Здарова, – прогудел тот, смотря на меня исподлобья.

– А это, Емеля.

Блондин, сидящий справа, кивнул. Крепкий, можно даже сказать красивый. По таким бабы текут обильнее всего.

– Где на Речке жил? – спросил Штангист.

– Васильева восемь.

– Кого знаешь оттуда?

– Толика Спортсмена, Мафона, Дрона…

– Достаточно, – перебил меня он. – Где с Толиком пересекался?

– В секцию одну ходили. Я в младшей группе был.

– К Гончаренко?

– Ага. К Владимиру Ивановичу.

– Боксер от бога, – улыбнулся Штангист. У него явно недоставало зубов, а те, что остались были неровными и гнилыми. – Ну, будем знакомы, Потап. Спросим за тебя у пацанов.

– А уж они расскажут, кто ты по жизни и надо ли тебя уважать, – усмехнувшись, спросил Емеля, выпуская в сторону сизый дым. Кашлянув, он передал самокрутку Флакону и протянул мне руку. – Падай пока. Пельмень, притащи нам холодненькой из морозилки, не в падлу.

– Ща сделаем, – откликнулся Пельмень и умчался на кухню, оставив меня в компании старшаков.

Поначалу казалось, что они обо мне забыли, но это было не так. К нам подозвали еще одного пацана, здорово так налакавшегося водки, и завели беседу уже с ним. Тот отвечал невпопад, чем откровенно веселил Емелю, хохотавшего в полный голос. Однако пацан этого веселья не разделил и, заткнувшись, с неприязнью посмотрел на блондина.

– Чо ты ржешь-то? Я правду говорю, – обидевшись, буркнул он. Веселье с Емели, как ветром сдуло.

– А ты не дерзи, Гусь. Статью не вышел, – жестко ответил тот. – Ты на свое ебало посмотри, а потом сам подумай, кто тебе поверит-то? Трех баб он у Гонтаря на вписке выебал. Как же.

– Факт, – задумчиво протянул Флакон. В холодных черных глазах блеснула хитреца. – Сиповки у Гонтаря не водятся. Только приличные бабы. А приличные бабы абы кому не дают. Давай вон Потапа спросим. Чо думаешь? Брешет Гусь или нет?

– Хуй его знает, – честно ответил я. – Обычно, кто о делах своих амурных трещит без умолку, чаще всего брешет. Нормальные пацаны в детали не вдаются.

– Чо, пиздаболом меня выставить решили? – взбеленился Гусь. По ленивой улыбке Емели я понял, что именно этого старшаки и добивались.

– Хочешь сказать, Потап неправду озвучил? – поинтересовался Емеля. – Я вот думаю правду. Есть еще правда. Жмых видел, как ты с Ермолкой сосался.

– Пиздит он. Не было такого, – покраснел то ли от злости, то ли от смущения Гусь. Но и дураку становилось понятно, что он брешет, как сивый мерин.

– Не, ну это зашквар, – покачал головой Штангист. – Ебать можно, на клыка дать можно. А чтоб в губы… Зашквар. Чо думаешь, Потап?

– Согласен, – меня передернуло от отвращения. Я вспомнил, как Ермолку драли в сарае Беры все, кому не лень.

– Может и пизду ейную лизал? – елейно улыбнулся Емеля. Этого Гусь не стерпел. Вскочив, он сжал кулаки и с ненавистью посмотрел на старшака.

– Ты перья-то пригладь, – холодно бросил Флакон. – На кого залупнуться решил?

– А чо он меня пиздолизом называет? – пытаясь оправдаться, воскликнул Гусь.

– Тогда уж хуесосом. Рот Ермолки, что двор проходной, – кивнул Штангист. Гусь еще не понимал, что его ведут на убой. Стоит ему сознаться, как все… Уважения к нему больше не будет.

– Приличные люди за косяки свои отвечают, Гусь. А ты ерепенишься. Пиздишь вот. Выкручиваешься, – продолжил Флакон. – Ну, сосался-то с сиповкой? Ебарь-террорист.

– Бля, да по синьке перемкнуло, – попытался оправдаться Гусь. Старшакам этого было достаточно.

– О, как, – присвистнул Емеля. – Гусь-то у нас и не Гусь, получается. А Гусыня.

– Глохни, пидор, – жарко выдохнул Гусь, сжимая кулаки. Голубые глаза Емели затянул морозец.

– За пидора ответить придется.

– Чо сам или за Флакона спрячешься? – зло спросил Гусь. Он искоса посмотрел на меня. – Или фраера этого спустите.

– Ты за базаром следи, а? – нахмурился я. – Я с тобой не пил, чтобы ты меня перед приличными людьми опускал, хуесос.

– Чо?

– Хуй в очо, – вздохнул я, вставая с дивана. Флакон одобрительно хмыкнул. – Емель, давай я?

– А давай, – благодушно разрешил тот, с интересом посматривая на кипящего Гуся.

Драться Гусь не умел, и, пропустив двоечку по подбородку, упал на пол, после чего заскулил. Флакон презрительно рассмеялся, а Емеля и вовсе плюнул в лежащего.

– Хорошо приложил, – похвалил Штангист. – Узнаю школу дяди Вовы. Чисто Толик в молодости.

– Тебе тут не рады, Гусь. Ковыляй отсюда, – тихо добавил Емеля. Остальные гости, не стесняясь, посмеивались, будто подобное на вписках случалось не раз. Может так оно и было. Кто его знает.

– Чо за беспредел, пацаны? – простонал Гусь, тщетно пытаясь подняться.

– Никакого беспредела, – мотнул головой Флакон. – По делам своим и получил. А теперь… Емелю ты слышал. Чеши отсюда, баклан. Увижу еще раз в обществе приличных людей, сам с тебя спрошу.

Когда Гуся выгнали с квартиры, веселье продолжилось, словно всего этого и не было.

– Это ты правильно сделал, что за хорошего человека вступился. Не дело Емеле руки об такого, как Гусь, марать, – обронил он, затягиваясь сигаретой. – Чтоб ты не думал, Гусь наш с гнильцой оказался. Ладно бы сиповку облизал. На это глаза закрыть можно. А вот то, что язык у него болтается без удержу, уже проблемка.

– Факт, – туманно добавил Емеля. – Любитель он потрепаться кому не надо. А так, новое место ему указали, и хороших людей он не подставит. Кто с ним теперь дела вести будет, раз он не только пиздабол, но и пиздолиз. Ладно, Потап, беги, развлекайся. Нам потрещать по делу надо.

– Ага. Удачи, парни, – я пожал протянутые руки и, встав с дивана, отправился на кухню. После такого не грех выпить.

На кухне было многолюдно. И если знакомых лиц хватало, то были и те, кого я еще не знал. Особенно выделялся высокий пацан в засаленной кофте с всклокоченными волосами. В пальцах у него была зажата самокрутка, а глаза обильно подернулись дурманом. Увидев Ленку, я улыбнулся ей и кивнул. Та улыбнулась в ответ и подозвала меня поближе.